Александр III очень любил своего первенца и не хотел хотя бы немного огорчать его малейшей тенью сомнений в правильности сделанного выбора. А сомнения, и очень серьезные, были. Дело в том, что весь Гессенский род, с 1866 года ставший родом Великих герцогов, нес на себе проклятье тяжелой наследственной болезни – гемофилии. Больные гемофилией страдают повышенным кровотечением, которое передается по женской линии, но касается только мужского потомства. Рожденные гессенскими герцогинями сыновья страдали несвертываемостью крови, особенно остро переносимой в детстве и молодости – до 15-20 лет. У больного гемофилией даже легкие ушибы вызывают подкожные и мышечные кровоизлияния, причем любой ушиб, удаление зуба и даже легкая царапина могли вызвать неостановимое кровотечение, грозящее смертью. В роду гессенских герцогов насчитывали несколько таких случаев и прекрасно понимали, какую страшную ответственность берут они на себя, соглашаясь на брак принцессы Алисы с наследником российского престола. Но, твердо веря в Бога и надеясь на промысел Божий, и родители Николая, и он сам уповали на то, что их минет чаша сия. И потому все последующие дни до самого отъезда Николай купался в счастье. Он переехал из замка в маленький домик, стоявший в саду виллы, где жила его невеста, что позволяло ему видеться с Аликс гораздо чаще и намного дольше, чем раньше. Единственно, что несколько омрачало будни счастливого жениха – это Страстная неделя. Приближалась Пасха, и он не мог нарушить Великий пост, зато восполнял эти неудобства другими радостями – катался с невестой в шарабане, собирал с ней в лесу грибы и цветы, не пропускал ни одного визита к своей новой бабушке – королеве Виктории.
20 апреля Аликс уехала в Англию, а Николай на следующий день направился в Россию, поставив на стол в своем купе фотографию невесты и окружив портрет цветами…
Болезнь и смерть Александра III
Первое, о чем Николай очень хотел узнать, приехав на Варшавский вокзал, – каково здоровье отца. Сначала он испугался, не увидев его среди встречавших, и подумал, что отец лежит в постели, потому что до Дармштадта доходили известия, что Александр III нездоров. Но оказалось, что император уехал на утиную охоту и не успел вернуться к поезду. Однако вскоре Александру III стало настолько нехорошо, что из Москвы приехал на консультацию профессор Г. А. Захарьин – один из лучших терапевтов-диагностов России, возглавлявший клинику медицинского факультета Московского университета. Но на сей раз старик Захарьин оказался не на высоте: он сказал, что ничего серьезного нет, а болезни поможет сухой климат Крыма. Успокоенный император, к тому же никогда не придававший значения советам врачей, решил вместо Крыма отправиться в любимые свои охотничьи места – Беловежье и Спаду. Нетрудно догадаться, что царские охоты отличались от санаторного режима Ливадии: и загонщики, и егеря, и свита, и августейшие охотники вставали ни свет ни заря и в любую погоду выходили в лес или в поле. Охота на зайцев сменялась охотой на оленей, а гон на кабанов и косуль перемежался с засадами на куропаток, уток, фазанов и гусей. Обеды у костров, купание коней, многочасовые походы под солнцем и дождем требовали крепкого здоровья, а его на сей раз не было. Мало того, что император почувствовал себя плохо, занедужил еще и 23-летний великий князь Георгий. Он был болен туберкулезом, но, несмотря на это, отец вызвал сына из Абас-Тумана – его крымского имения. 15 сентября по настоянию родных в район охоты приехал знаменитый берлинский профессор Лейден и тотчас же констатировал у императора острое воспаление почек (нефрит). Лейден категорически настоял на перемене климата, и вся семья (а на охоте были и женщины) отправилась в Крым.
В Севастополь они приехали 21 сентября и, перейдя на яхту «Орел», в тот же день высадились в Ялте. А как только достигли Ливадии, император сразу же занялся интенсивным лечением. Однако уже через неделю у него опухли ноги, днем он подолгу спал, часто принимал соленые ванны, а когда процедуры прерывались, у его постели появлялись все новые и новые доктора. В начале октября царь уже не всегда выходил к завтраку, его все чаще одолевала сонливость, и он поручал чтение бумаг цесаревичу. А Николай, окунувшись в государственные дела, больше чем о них думал о своей Аликс, с нетерпением ждал от нее писем и, хотя получал их почти каждый день (а то и по 2-3 в сутки), разрывался между жалостью к больному отцу и страстным желанием видеть невесту.
8 октября в Ливадию прибыл отец Иоанн Кронштадтский – известнейший в России «молитвенник за больных», слывший чудотворцем-исцелителем. Приезд его означал, что дела Александра обстояли плохо и уповать на медицину уже нельзя: требуется вмешательство не земных сил, а небесных. Вместе с отцом Иоанном приехали братья царя – Сергей и Павел, великие княгини Александра Иосифовна и Мария Георгиевна, сын Ольги Константиновны – греческий принц Христофор. На следующий день протоиерей Янышев причастил больного, и тогда же в Ливадию пожаловали брат царя Владимир и великая княгиня Мария Павловна-младшая (жена шведского принца Вильгельма). Гости ни у кого из обитателей Ливадии не вызвали никакой радости: не на праздник они ехали – на поминки. И хотя Александр был еще жив, тень смерти уже витала над Ливадией.
Утром 10 октября Николай прибыл в Алушту, куда вскоре из Симферополя приехали его любимая тетка Элла и Аликс. Их приезд внес оживление и радость в печальную атмосферу Ливадии, Николай почувствовал, что рядом появился человек, который готов разделить с ним надвигавшееся страшное горе. 15 октября Аликс написала ему в дневник: «Дорогое дитя! Молись Богу! Он поможет тебе не падать духом, Он утешит тебя в твоем горе. Твое Солнышко молится за тебя и за любимого больного». А между тем императору становилось все хуже и хуже. 17 октября он повторно причастился, на сей раз у отца Иоанна Кронштадтского, получив отпущение грехов. В этот печальный день Аликс записала в дневник Николая: «Говори мне обо всем, душка. Ты можешь мне вполне верить, смотри на меня, как на частицу тебя самого. Пусть твои радости и печали будут моими, и это нас еще более сблизит. Мой единственный любимый, как я люблю тебя, дорогое сокровище, единственный мой! Душка, когда ты чувствуешь себя упавшим духом и печальным, приходи к Солнышку, она постарается тебя утешить и согреть своими лучами. Да поможет Бог!».
Они все еще надеялись, хотя Александр был уже совсем плох. Иоанн Кронштадтский рассказывал потом, как увиделся он с императором в его последние дни жизни. Царь встретил его, стоя в накинутой на плечи шинели, и сердечно поблагодарил за то, что отец Иоанн приехал к нему. Потом они вместе пошли в соседнюю комнату и встали на молитву. Царь молился с необычайно глубоким чувством. Столь же искренним был он и при причащении и в последние часы жизни. Когда 20 октября Иоанн пришел к умиравшему, сидевшему в глубоком кресле, поднялась буря, море стонало от волн, и Александру от всего этого было очень скверно. Он попросил отца Иоанна положить руки ему на голову, и когда священник сделал это, больному вроде бы полегчало, и он сказал: «Мне очень легко, когда вы их держите, – а потом произнес: – Вас любит русский народ, любит, потому что знает, кто вы и что вы». Вскоре после этих слов он откинул голову на спинку кресла и тихо, без агонии умер. Смерть наступила в четверть третьего дня 20 октября 1894 года.
Императрица, наследник с невестой и все остальные стояли возле него на коленях и тихо плакали. Тем же вечером Николай записал: «Боже мой, Боже мой, что за день. Господь отозвал к Себе нашего обожаемого, дорогого, горячо любимого Папа. Голова кругом идет, верить не хочется – кажется до того неправдоподобной ужасная действительность. Все утро мы провели около него. Дыхание его было затруднено, требовалось все время давать ему вдыхать кислород. Около половины 3-го он причастился Святых тайн, вскоре начались легкие судороги… и конец быстро настал. Отец Иоанн больше часа стоял у его изголовья и держал за голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни! Бедная, дорогая Мама! Вечером… была панихида в той же спальне! Чувствовал себя, как убитый. У дорогой Аликс опять заболели ноги». Даже в день смерти отца последняя фраза – о «дорогой Аликс», у которой опять «заболели ноги… Однако более многозначительный факт наследник престола не записал в свой дневник. Когда Александр умер, то Николай, рыдая, обратился к другу детства и юности великому князю Александру Михайловичу: „Сандро, что я буду делать? Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей и даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!“.
