Петр был доволен приемом, но Двина вскрылась и продолжать путешествие нельзя было, надобно было неделю прожить в полном бездействии. Со стороны губернатора пошли неприятности; он не доставлял съестных припасов, не позволял посольским людям свободно ходить по городу, за ними присматривали, как за шпионами; сам Дальберг не отдал визита посольству, и хотя ему известно было, что царь находился в свите, он делал вид, что этого не знает, и не постарался доставить Петру ни малейшего удовольствия, не позволил осмотреть крепости и достопримечательности Риги. Он не позволил ему даже издали, в зрительную трубу, посмотреть на крепость; от Лефорта он требовал, чтобы никто из русских не выходил из домов и не позволял себе никаких вольностей. Лефорт всеми силами доказывал раздраженному Петру, что Дальберг имеет право так поступать, потому что Рига пограничный город и губернатор должен заботиться о том, чтобы система ее укреплений осталась тайною для такого опасного соседа, как Россия, но Петр был оскорблен такою невнимательностью и Ригу прозвал проклятым местом, а при первой возможности, в рыбачьей лодке с несколькими из своих бомбардиров, переправился через Двину и один уехал в Курляндию, предоставив посольству пробираться далее, как оно знает.
Прием, сделанный посольству в Курляндии герцогом, был самый радушный. Он лично отдал визит посольству и долго разговаривал с Петром и послами о польских и турецких делах. Посольство провело неделю в Митаве, но Петру и здесь стало скучно: нечего было делать, нечего осматривать – ни заводов, ни фабрик. Он оставил Великое посольство, поблагодарил герцога и поехал в Либаву.
Пребывание Петра в Кенигсберге
Проехав через Либаву и наняв купеческий корабль «Святой Георгий», Петр 2 мая вышел из гавани. 4 мая он был уже в Пруссии.
Курфюрст Фридрих III пригласил его в Кенигсберг, и он прибыл туда в ожидании своего посольства.
Здесь, называя его обер-командором, заботились о том, чтобы Петр ни в чем не нуждался.
Петр осматривал Кенигсберг и занялся изучением артиллерии под руководством главного инженера прусских крепостей Штейнера фон Штернфельда, восхитившегося его искусством в стрельбе и признавшего Петра Михайлова «осторожным и искусным огнестрельным художником», что и было написано в выданном ему дипломе.
Для посольства был приготовлен роскошный стол с яствами на серебряной посуде, тосты провозглашал генерал-кригс-комиссар, а когда пили за здоровье Петра, гремели литавры, трубы и пушечные выстрелы.
На первом приеме курфюрста, в зале, который назывался «Московским», русское посольство было в парчовых кафтанах, унизанных жемчугами и бриллиантами.
Курфюрст пригласил их, сидя на троне, под балдахином, в красной бархатной одежде, усеянной бриллиантами, в шляпе с перьями, с рыцарским знаком, тоже усаженным бриллиантами на груди.
Петр остался в Кенигсберге долее, чем предполагал: его задержали волнения в Польше, где французская партия усиливалась; чтобы противодействовать ей, Петр послал грамоты своему послу, в которых ясно выразил, что всеми силами будет противодействовать избранию короля, находящегося в дружбе с Турцией и Крымом, враждебными России.
Грамота Петра пришла за два дня до выборов и произвела желанное действие: в Польше две партии избрали двух королей: одна партия избрала французского принца Конти; другая – курфюрста саксонского Августа; последнего поддерживал русский резидент. Петр послал поздравительную грамоту Августу и велел объявить польским избирателям, что для защиты республики от Конти и его партии к литовской границе придвинуто войско. Август со своим войском вступил в Польшу, присягнул, принял католичество и дал честное слово царю быть с ним заодно против врагов христианской веры.
Устроив польские дела, Петр решился продолжать свое путешествие. Выехал он с посольством, но, по своему обыкновению, оставил его в дороге и поехал вперед один.
Остановка в нидерландском городе Саардаме
Выехав из Кенигсберга вместе со всем Великим посольством, Петр в очередной раз, теперь уже у реки Липпе, опять оставил его и в лодке спустился далее, пробрался к Рейну и по нему, с восемнадцатью человеками волонтеров, поплыл в Голландию. В первой голландской гостинице русских рассматривали с любопытством, потому что весть о приближавшемся Великом посольстве царя русского уже дошла до Голландии и его там ожидали с нетерпением. Петр по каналам и по рукаву Рейна отправился к Саардаму, или Заандаму, – местечко на северо-запад от Амстердама. Всех своих спутников царь оставил в Амстердаме, взяв с собою только шестерых, в том числе царевича Имеретийского, Гавриила и Александра Меншиковых, своих любимых Преображенских плотников-бомбардиров, и с ними поплыл к Саардаму на лодке. Ночь 7 августа застала его неподалеку от места назначения, и он, к величайшей досаде своей, должен был остановиться. На другой день на рассвете царь поплыл дальше; под городом в Фоузане он заметил знакомого; на лодке ловил рыбу бывший в России кузнец Кист: Петр окликнул его; Кист не верил глазам своим и остолбенел от удивления, когда в одежде голландского плотника – красной фризовой куртке, белых холщовых шароварах, с круглой клеенчатой шляпой на голове – увидел перед собою царя Московского. Удивление его еще усилилось, когда царь сказал ему:
– Ну, Кист, я твой жилец и прошу тебя дать мне у себя в доме квартиру!
– Царь, я беден, жить тебе в моей лачуге не пристало, да и свободной комнаты у меня нет.
– Все равно, отдай мне чулан какой-нибудь: неужели ты один занимаешь весь дом?
– Что у меня за дом? просто хижина: в одной половине я сам живу с женою, а в задней половине живет у меня вдова поденщика.
Петр настоял на том, чтобы эта задняя часть дома была приготовлена для него, дал задаток; Кист причалил и опрометью бросился домой, чтобы исполнить царскую волю; за семь гульденов он уговорил вдову очистить квартиру.
Царь со своими спутниками пока вошел в гостиницу «Выдры». День был воскресный; народ толпился на улицах. Русский костюм царских спутников привлекал внимание, и в народе слышались вопросы: «Кто они? Откуда? Какого звания? Зачем приехали?»
– Мы простые плотники, ищем работы; за тем только и приехали!
Из гостиницы Петр отправился в дом к кузнецу Кисту. Это был простой деревянный дом в два окна, разделенный перегородкой на две небольшие комнаты, с изразцовою разрисованною печкою для приготовления пищи; у Петра была глухая каморка для кровати и чулан при входе в сени, где он сохранял свои плотничьи инструменты. Дом находился в самой уединенной части Саардама. Петр нашел, что помещение очень хорошо, и первую ночь ночевал в своем новом дворце.
Он с нетерпением ожидал рассвета и в понедельник рано утром отправился в лавку, накупил себе плотничьих инструментов и в то же утро записался плотником на корабельной верфи Линста Рогге в Бейтензане под именем Петра Михайлова.
Ежедневно, с восходом солнца, отправлялся он на работу и не отставал ни в чем от простых плотников; работал без отдыха и перерыва до полудня; тут он заходил в какую-нибудь гостиницу или харчевню, обедал или отправлялся к какому-нибудь семейству саардамских корабельных плотников, уехавших в Москву. В их потомстве до сих пор сохранились предания о том, что делал, что говорил у них царь Московский. У одной старухи он выпил стакан вина, у другой обедал; третья пришла к молодому, красивому московскому плотнику разузнавать о своем муже, той он отвечал:
– Он хороший и прилежный мастер, я хорошо его знаю, потому что рядом с ним строил корабль.
Голландка недоверчиво посмотрела на царя и спросила:
– Разве ты тоже плотник?
– Да, я плотник, – отвечал царь.
Чаще других заходил Петр к вдове умершего в Москве искусного корабельного мастера Клауса Муша. Незадолго до приезда чудного плотника она получила от русского царя подарок в пятьсот гульденов; она догадывалась, что и Петр Михайлов не простой плотник, и потому убедительно просила его при случае сказать московскому царю, что она его благодарит за помощь, оказанную ей: помощь эта облегчила ей тяжесть первого устройства после потери мужа. Петр обещался слово в слово передать царю ее благодарность и охотно остался у нее обедать.
