Оля, покинув троллейбус, подумала: «Как же быстро темнеет! Приду домой – надо пылесосить комнату. Поужинаю с родителями.

Надо еще задание сделать, завтра коллоквиум в институте. Потом –тренировка. Чертова жизнь!»

Она пошла асфальтовой дорожкой от остановки сквозь темень деревьев к ярко освещенному супермаркету.

– Девушка, – услышала она второй раз за день. – Девушка! –Обернулась. – Извините, девушка… – Мужским голосом просителя говорил темный человек.

– Что вам?

– Это вы обронили? – Он протягивал ей что-то.

«Нет», – хотела сказать Оля, но предмет сам придвинулся к ней, рывком мужской руки. Тряпка, через которую железные пальцы схватили за нос. «Пусти, козел…», – успела подумать, ощутила запах… запах правды, и как будто кто-то срывает с нее маску, и попала в облако… Душное облако золотилось, в нем отчаянно пел соловей.

– Ну ты отчаянный. Утро доброе! – Кондратий отодвинул кресло, и встал навстречу вошедшему. Сгорбленно вышел из-за стола и протянул руку. Пожал, а левой обнял и стал похлопывать.

– Да какой отчаянный… Я же не сам их таскаю… Я пою, они и тянутся… – расплылся в виноватой улыбке Соловей.

– Молодец, – уверенно сказал Кондратий. – Пойдем.

Его сгорбленная спина замаячила у дверцы в стене. Он повернул ручку, и они вошли в следующее помещение. Зеленые плюшевые стены. Круглый стеклянный столик с тремя кожаными креслами вокруг. В кресле утопал худой высокий мужчина, прикрыв глаза, отчего синяки подглазий и век, казались провалами глазниц. У него было тонкое смуглое лицо.

– Витя, не спи, бабло просрешь… – по-барски расхохотался зубами Кондратий.

Мужчина рыпнулся, приосанился в кресле и верноподданнически сузил зеленоватые глаза. Это был Виктор Вивиорский – «теневой кардинал» у Кондратия.

Все трое расселись вокруг стола.

– Бляха, а у нас у всех костюмы черные! – Кондратий разинул рот, уронил на столик капли слюны и шлепнул сверху пятернями. – Кого хороним?

– Стараемся… – выдавил кардинал.

– Что стараемся, Витя? – рыкнул Кондратий.

– Стараемся вам соответствовать… – находчиво улыбнулся Соловей.

Кондратий потер руки и опять уложил на стол:

– Ну, давай, вождь молодых, излагай, рассказывай нам, как мы дошли до жизни такой…

– У меня две новости, – сказал Денис. – С какой начинать?

– С плохой, – ответили Кондратий и Вивиорский одновременно.

– Плохая такая, что вчера запалил нас один гондон на Слете… – Я говорил: не надо им слова давать… – быстро вставил Вивиорский.

– Ну, так совсем не давать, что за организация получается? –покачал головой певец.

– Какая надо, такая и будет, – сказал Кондратий зло. – Короче давай…

– Запалил. У него девка пошла в работу. Ну, и он давай истерить:«Где она? Че она? Это враги мутят»…

– Я говорил, что начнет вскрываться, – быстро сказал Вивиорский.

– И че? – Кондратий уставил на него крупные стеклянные глаза. Изнутри глаз бил колючий свет. – И че? – повторил он. – Замнем. – Он сложил обе пятерни в кулаки. – Пока мы – это власть, а мясо идет в работу… Мусора под контролем. Главное, чтоб не разнюхали какие черти лишние… Че бы их валить не пришлось… – И он зловеще нутряно хохотнул.

– Был один. Я ему интервью давал.

– Вчера? – спросил Вивиорский быстро. – Он видел палево?

Певец кивнул, и шепотом сказал:

– Мелочь вроде.

– Пробьешь, откуда, кто, – устало сказал Кондратий. – И моим парням сообщи. Они возьмут под колпачок. Съедет если че.

Журналист – не мужик…

– Ну, а в зале все уладили, – рассказывал Денис. – Я объяснил, кто орал, – не в себе. Особого любопытства не было. Да и кто поверит? Да и кто будет лезть-копать? У всех делов… Они у нас, слава богу, на звенья разбиты. Мясо в работу пойдет, остальные не заметят. Это мы

не просекли, что у девки шуры-муры были со звеньевым. Мы новичков в работу берем, одиночек… Чтоб никто не спохватился… – Да знаем все. – Кондратий почесал щетинистый подбородок. –Хорошая новость – это и есть?

Вивиорский ехидно крякнул.

– Хорошая – другая, – спокойно сказал певец. – Как водится. Отчетик. – Он вытащил из нагрудного кармана лист белой бумаги, сложенный вдвое, развернул и громко прочитал написанное красными печатными буквами с просветом между строчками:

1 СЕНТЯБРЯ: МИРЗОЕВ ТИМУР, 1990 Г. Р., БОКС, МАХАЧКАЛА

2 СЕНТЯБРЯ: ПОПОВ ЕГОР, 1980 Г. Р., ДОНОР, АТЛЕТ, СМОЛЕНСК

8 СЕНТЯБРЯ: АНДРЕЕВА ВАЛЕРИЯ, 1987 Г. Р., ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГИМНАСТИКА, МОСКВА

14 СЕНТЯБРЯ: СОКОЛОВА ОЛЬГА, 1989 Г. Р., ЖЕНСКИЙ ФУТБОЛ, МОСКВА

– У меня всё. – Певец положил бумагу на стол. – Все прошли обследование. Все чистые. Органы свежие. Цена – максимум.

У Вивиорского были скорбно поджаты губы.

– Как? – охнул Кондратий. – Женский футбол? Она что, мандой своей играла?

– Почему? – удивился Певец.

– Так, к слову пришлось… – Кондратий расхохотался и показал ему пятерню, Певец ответно показал свою, и Кондратий хлопнул смачно. – А ты че, Витя, не смеешься?

– Кхе-кхе, – растянул тонкий рот Вивиорский.

–

Соколову

сегодня

готовят.

Остальные

обработаны

и

переправлены. То есть все органы, как положено… Честь по чести.

Китайская сторона претензий не имеет.

– Вы кого спрашивали? – Вивиорский прищурил левый глаз.

– Ван Цзинвэя, блин.

– Блин – имя?

– Дядя Витя, засунь свою иронию себе… Я, вообще-то, певец, блин. А ты чем занимаешься? Теневик от политики, блин… Дядя Кондратий, у вас покурить можно?

– Некурящие, – нахраписто заявил Кондратий. – Ты не парься. Ты че, их сам потрошишь? Это китаезы. Ты находишь объект, узнаешь результат, закрепляешь, тебе работать не надо, это все равно как пасть разевать под эту…

– Фонограмму, – ехидно заметил Вивиорский.

– Вот! – обрадовался Кондратий.

– В рот… – махнул рукой Соловей.

– Дениска, да не обижайся ты. Одно дело делаем. Все на троих. Почему Витя берет третью часть? А? Любопытно? Это не твое дело. Он мне нужен. Это наше с ним дело. Ты че, в накладе, в обиде? Да на своем этом… шоу-бизнесе никогда таких денег не понюхаешь! А? Звезда на льду! Ха-ха! Органы свежие и здоровые. Что может быть дороже? Какое золото?

– Я не спорю, Кондратий Викторович, – сказал певец.

– Ничего. На следующих выборах изберем тебя в депутаты, –хмыкнул Кондратий. – Хочешь?

– Как скажете.

– Правильный ответ. Витя у нас контактер… Этот… Ты кто, Витя?– Медиум, – тонким голосом назвался Вивиорский.

– Так… – неопределенно согласился Кондратий. – Че, медиум, во фракции с утра? Коротко давай…

–

Вице-спикер

звонил

опять

Славе.

Липкин

спелся

с

Костомаровым. Лесин дерзит. Половина не пришла на пленарку.

Савичеву надо вообще придушить… – Все как всегда. Ясный хрен.

– Придушить? – спросил Певец.

– Не встревайте не в свое дело! – холодно попросил Вивиорский.

– Дениска! – Кондратий ударил певца по плечу. – Да это он шутит так. Кто ж депутата будет душить? Шуток не понимаешь, родной мой?

– Знал бы кто-нибудь, чем мы промышляем, – вдруг сказал певец задумчиво.

Зависла короткая тишина.

– А чем мы промышляем? – с аппаратной любезностью спросил Вивиорский.

Кондратий напряженно молчал.

– Кто-нибудь? Узнал? – Он открыл и оставил открытой пасть, мокрую, набитую зубьями, и согнулся, точно готовясь к прыжку. – Ты меня огорчил. Кто-нибудь – это… Это кто? Какашки тети Маруси под окном шестого этажа… Или парни? Вова герычем торговал в 92-м, Слава нарик конченый, Боря детей расчленял, трахал и убивал, видео есть…

– Какой Боря? – тупо спросил Певец. – Борис Николаевич Ельцин?

Кондратий опешил. И тут же взорвался адским хохотом. Он обхватил лицо руками. Он хохотал, захлебывался, сквозь пальцы заструилась пена, он рычал, хохоча… Укусил себя за палец.

– Сука! Больно! Сука! Не могу! Витя, дай ему в ухо! Сука! Насмешил! А?