Сима польщенно улыбнулась, странный доктор нравился ей
все больше и больше.
- Я веду расследование, - продолжила она,
и оно касается одной из ваших пациенток.
- Да что вы! И кого же вы имеете в виду? - заинтересованно
спросил Гольдин.
- Вы, наверное, слышали об убийстве Артемова?
- Ну конечно! Я же много лет наблюдаю его дочь! Боже
мой, какое горе, какой ужас! Бедная девочка потеряла мать, теперь
отца... Где же в мире справедливость?! - патетически воскликнул
он. - Кстати, мой секретарь несколько раз звонил ей, ведь девочка
определенно нуждается в психиатрической помощи, но увы... Никто не
отвечает. Честно говоря, я уже начал беспокоиться. Кроме того, лечение
давало хорошие результаты, а теперь все может пойти насмарку.
- Я тоже не могу ее найти, - пожаловалась Сима,
но я хотела бы узнать о ней как можно больше.
- Вы ведете это расследование?
- Неофициально, со стороны защиты вдовы Артемова, она ведь подозревается
в убийстве мужа!
- А вы подозреваете дочь? - внезапно спросил Гольдин и
внимательно, остро посмотрел на Симу.
- Что вы, - растерялась та, - я ведь ее даже не видела.
А почему вы спросили?
- Ну, должны же вы строить какие-то версии, - ускользнул
от ответа Гольдин.
- Я просто стараюсь узнать как можно больше о ближайшем окружении
Артемова.
Борис Ефимович встал, покружил по кабинету, периодически
беря в руки и раскрывая какую-нибудь из книг. Сима видела, что
он не решается что-то сказать. Неужели какая-то страшная тайна?
Она даже замерла в предвкушении какого-то открытия. Но вместо этого Борис Ефимович сказал суховатым будничным тоном:
- Ну что же, я наблюдаю Вику Артемову примерно семь лет. После смерти матери ее состояние было весьма, весьма плачевным. Существовавшие тогда методы лечения дали обратный эффект: неправильно подобранная терапия перевела острое состояние в затяжной реактив. Вы понимаете, о чем я? - Он взглянул на Симу, желая удостовериться, что она следит за его мыслью.
- Да, да, - понимающе покивала Сима, она действительно ориентировалась в психиатрической терминологии, особенно после дела Голубева.
- Так вот, к тому времени, когда я занялся Викой, она находилась в болезненном состоянии, была двигательно заторможена, не вступала в контакт, ее кормили через зонд. Улучшения были кратковременными, иногда отмечалось психомоторное возбуждение, которое плохо купировалось. К этому времени девочка была резистентна к любым нейролептикам. Да, пришлось мне с ней поработать.
- Это все из-за смерти матери?
- Да, девочка ведь была свидетельницей ее гибели. Кажется, та принимала ванну, когда туда свалился фен с подзеркальника.
- А что же дальше?
- Дальше... - Гольдин подумал, переложил блокноты
на столе с одного края на другой. - У нее была кататимная амнезия. Увидев непонимание на Симином лице, он пояснил: - Когда личность не в состоянии выдержать эмоционального груза особенно тяжелых воспоминаний, она неосознанно перемещает их в подсознание, как бы делает вид, что их не существует.
- Но на самом деле человек помнит об этом?
- Осознанно - нет, но эти воспоминания можно попытаться извлечь. Если этого не сделать, такие воспоминания, загнанные в подсознание, сами могут служить источником психического расстройства.
- Как у Вики? - спросила Сима.
- Ну почти, - снисходительно улыбнулся доктор. - Дело в том, что Вика очень своебразная девочка. У нее имеется определенная личностная патология, не то чтобы она была психически больна, но... Психоаналитический комплекс Электры, своеобразие эмоционального реагирования, ограничение социальных контактов, страх перед новыми людьми и вообще перед жизнью. Наверное, это результат перенесенной ею травмы. Но сейчас она вполне адаптирована, учится в университете, рисует, у нее даже есть подруга.
- Аня?
- А, вы знаете?
- Мне кажется, я уже представляю ее, - сказала Сима. - Я встретилась с некоторыми ее знакомыми. А вы все-все о ней знаете?
- Думаю, что все, - снисходительно рассмеялся
Гольдин. Он встал и открыл один из шкафов. Там бесконечными рядами стояли аудиокассеты. - Знаете, дитя мое, я со студенческой скамьи ненавижу вести записи, разве что совсем схематично. А это мой архив. Здесь хранятся аудиозаписи сессий всех моих пациентов, в том числе и Вики. Тут, наверное, больше, чем они сами о себе знают.
- А вы можете мне их дать? - У Симы загорелись глаза. Она уже предвкушала, как будет их слушать вместе с матерью.
- Что вы, деточка, существует же врачебная тайна, я и так сказал больше, чем положено, ради нашей старой дружбы с вашей матушкой. Мы не должны обнародовать сведения, которые могут нанести вред пациенту.
- А они могут нанести вред? - по следовательской привычке уцепилась Сима за его слова.
- Нет, - твердо сказал доктор. - Вика не убийца,
если вы это имеете в виду, во всяком случае, не расчетливая.
- А, например, в состоянии аффекта или болезни? - не унималась Сима.
- Простите, Сима, через пять минут у меня пациент.
Гольдин выразительно посмотрел на часы. - Мои пациенты не любят сталкиваться с кем-либо в приемной, было приятно познакомиться. Передавайте привет вашей милой матушке.
Он встал и протянул Симе руку. Она поняла, что перегнула палку своими вопросами.
ГЛАВА 9
Сима проснулась в предвкушении удачного дня. Сегодня у
нее свидание с Костровым, не по делу, а настоящее, всамделишное свидание в ресторане. Вчера вечером он позвонил, без излишней заинтересованности спросил, как идут дела, а затем после паузы спросил, какие у нее планы на следующий вечер. Она постаралась сдержать первый порыв и не завопить, что она, конечно, на все, на все согласна. Вместо этого Сима неуверенно ответила, что у нее, собственно, были определенные планы, но ее дела вполне можно отложить. Сергей вроде обрадовался и сказал, что приглашает ее вечером поужинать. Договорились, что оба будут без машины.
Сима нарочито медленно поднялась с постели, словно боясь спугнуть приподнятое настроение и ощущение, что все у нее получится. Она прошла в ванную и открутила краны. Оглядев стоявшие флаконы и тюбики, поколебалась, а затем щедро высыпала в воду полфлакона разноцветной ароматной соли. В ванной поплыл горячий запах трав и цветов. Сима с наслаждением вдохнула, сбросила халат и погрузилась в воду. Нащупав большой голубой тюбик, она нанесла на лицо маску из белой глины, мяты и розмарина, мамину любимую. Вообще-то Сима, несмотря на уговоры матери,
почти не пользовалась косметикой и средствами для ухода за кожей, считая, что и так сойдет. Но сегодня ей не хотелось быть "так себе", она должна была предстать перед Сергеем во всем блеске.
Она взглянула в зеркало и показалась себе очень забавной
с лицом бело-голубого цвета и ненамазанными участками вокруг глаз
и губ. Господи, знали бы мужчины, на какие ухищрения пускаются ради
них женщины и что только они делают, чтобы быть красивыми. Вскоре
лицо стянуло и стало пощипывать. Исходя из принципа "чем дольше, тем лучше", Сима не стала смывать маску. Она вытянула из воды длинную ногу и критически осмотрела ее. Да, ухоженность оставляла желать лучшего. Сима с остервенением принялась тереть пятки пемзой, а затем тщательно и аккуратно выбрила ноги. Она чувствовала себя наложницей, которой предстояло первый раз провести ночь с султаном. Она
даже захихикала, представив себя в прозрачных шароварах, натертую благовониями, в прозрачном покрывале, идущую темными коридорами дворца в сопровождении толстого черного евнуха. Когда все было закончено, оказалось, что лицо под глиняной маской жжет нестерпимо. Сима осторожно смыла высохшую корку, протерла глаза, взглянула в зеркало и ужаснулась. Припухшее лицо покрывали красные пятна, и на это невозможно было смотреть! Но почему, почему именно сегодня?! Сегодня, когда, можно сказать, решается все в ее жизни! Ну, или почти все.
