Уныло повесив голову, Эмма пробормотала:

– И все равно это мне кажется стоящим делом. Ненавижу то, что я вампир. Ненавижу то, что меня ненавидят.

– Если бы ты стала оборотнем, это не изменилось бы: ты просто приобрела бы других врагов.

– Ты не стал бы менять то, что я вампир? – переспросила она недоверчиво. – Но все было бы настолько проще!

– К черту проще. Ты такая есть, и я не хотел бы ничего изменить в тебе. И потом – ты ведь даже не целиком вампир. – Встав на колени, он прижал ее к своей груди. Он провел пальцем по ее заостренному уху и нежно прикусил его, вызвав в Эмме сладкую дрожь. – Ты думаешь, я не видел, какое небо ты мне устроила прошлой ночью?

Она покраснела и одарила его смущенной улыбкой, а потом уткнулась лицом ему в плечо.

Если бы он сам этого не видел, ни за что не поверил бы. Хрустально-прозрачное небо с круглой луной – и молнии, бешено прорезающие его словно сетью. И после каждого разряда свет меркнул очень медленно. Лахлан даже не сразу заметил, что молнии вторят ее крикам.

– Ходили упорные слухи, что это – черта валькирий, но никто из нас не знал этого наверняка.

– Мужчины, которые это видят, обычно не остаются в живых – если они из тех, кто может об этом рассказать.

Лахлан на секунду поднял бровь, а потом сказал:

– Ты – не вампир. Но у тебя есть молнии, и глаза становятся серебристыми. Ты одна такая во всем мире.

Она поморщилась:

– Другими словами, я – урод.

– Нет, не надо так говорить! Ты просто сама по себе – вот как я думаю. – Он чуть отодвинул ее от себя, и уголки его губ приподнялись в улыбке. – Ты – моя маленькая полукровка.

Эмма сжала кулачок и ударила его по плечу.

– И мне молнии понравились. Так я буду знать, что ты не притворяешься.

Лахлан поцеловал ее, но при этом продолжал ухмыляться, так как Эмма снова его стукнула. Похоже, он находил это ужасно смешным.

– Ох! Мне жаль, что ты это видел!

Он одарил ее страстным взглядом.

– А если я окажусь на улице и почувствую, что воздух наэлектризован, я буду знать, что мне надо к тебе бежать. Ты меня выдрессируешь за один день. – Было видно, что он придумывает все новые сценарии. – Я рад, что мы живем так далеко от городов.

Мы живем. Он нахмурился:

– Но ты ведь была в ковене. Все заметили бы, если бы ты занялась с кем-то любовью.

Он всегда говорил так открыто – и это раздражало! Уткнувшись ему в грудь, Эмма огрызнулась:

– Мне об этом можно было не беспокоиться! И потом молнии над поместьем сверкают всегда. Их вызывает любая сильная эмоция, а там очень много жительниц. – Она повернулась к Лахлану. – Ты все еще считаешь, что должен удержать меня рядом с собой?

Он обхватил ее щеки ладонями.

– Ты необходима мне. Моя интуиция направила меня к тебе, к той единственной женщине, с которой я могу жить. Что бы ни случилось, ты всегда будешь для меня единственной. Не будь интуиции, я никогда не узнал бы в тебе подругу и не дал бы нам шанса. Никогда не заставил бы тебя дать его нам.

– Ты говоришь все это так, словно я уже приняла решение.

Его лицо стало серьезным, а взгляд – безрадостным.

– А это не так?

– А если бы это было не так?

Он положил ладонь ей на затылок, ив его глазах зажглись синие искры.

– Об этом нельзя говорить так легко!

– Разве такого никогда не бывало? – прошептала Эмма.

– Было. С Бауэном.

– Мне казалось, ты говорил, что его подруга умерла.

– Да. Убегая от него.

– О Боже! И что с ним стало?

– Он стал совершенно бесчувственным. Он похож на ходячий труп. Ты обрекла бы меня на такое же.

– Но если ты хочешь строить жизнь со мной, то моя жизнь связана с моими родными. Ты обещал, что отвезешь меня к ним. Почему не сейчас?

– Сначала мне нужно кое-что сделать.

– Ты собираешься мстить тем, кто держал тебя в заточении?

– Да.

– Это настолько для тебя важно?

– Без этого я не смогу стать нормальным.

– Наверное, Деместриу сделал с тобой что-то ужасное?

– Я не стану тебе рассказывать, так что не пытайся выяснить.

– Ты все время требуешь, чтобы я рассказывала тебе мои секреты, но не хочешь делиться своими.

– Этим я никогда делиться не стану.

– Месть тебе нужна больше, чем я?

– Я не стану тем, кто тебе нужен, пока не улажу это.

– Люди, которые отправляются убивать Деместриу, не возвращаются.

– Я вернулся, – возразил Лахлан самодовольно, со всей своей немалой заносчивостью.

Но посчастливится ли ему дважды? Он ведь может и не вернуться!

– И ты собираешься оставить меня здесь на то время, пока будешь заниматься возмездием?

– Да. Я доверю твою безопасность моему брату Гаррету.

– Оставишь миленькую леди в замке? – Эмма засмеялась, но смех ее был горьким. – Иногда меня потрясает, насколько ты законсервировался в прошлом. – Он нахмурился, явно не понимая ее слов. – Даже если бы меня удалось уговорить здесь бездельничать, в этом плане есть недостаток. Сейчас ковен занимается своими проблемами, но пройдет какое-то небольшое время – и они явятся за мной. Или сделают что-то похуже.

– Что значит «похуже»?

– Они найдут способ ранить тебя. Найдут какую-нибудь слабость и будут эксплуатировать ее беспощадно. Они не станут останавливаться. Кажется, в соседнем приходе живет группа оборотней? Моя тетка, которую я люблю больше всех на свете, накинется на них с такой жестокой яростью, что ты будешь поражен.

Лахлан заскрипел зубами.

– Знаешь, что в твоих словах беспокоит меня сильнее всего? Это я должен быть тем, кого ты любишь больше всех на свете. Я!

Эмма закусила губу: ее поразили не только его слова, но и то чувство, которое неожиданно затопило все ее существо.

– А что до остального, то если в моем клане имеется кто-то настолько слабый, что его могут захватить в плен или убить волшебные крошки-фейри… женщины, то тогда их все равно стоит выбраковать из стаи.

Это заявление грубо вернуло Эмму к теме разговора.

– Они только кажутся крошками-фейри. При этом они регулярно убивают вампиров. Моя тетя Кэдрин уничтожила больше четырех сотен вампиров.

Лахлан презрительно скривил губы:

– Твоя тетя рассказывала тебе сказки!

– Этому есть доказательства.

– Они подписывали бумагу перед тем, как она отрезала им головы?

Эмма вздохнула.

– Когда Кэдрин убивает, она у вампира выламывает клык, который нанизывает к остальным. Связка тянется вдоль всей ее комнаты.

– Ты только внушаешь мне к ним симпатию. Напомню, что я рад был бы видеть их всех убитыми.

– Как ты можешь это говорить, когда я тоже вампир? Или наполовину вампир. Называй это как хочешь! Один из них – мой отец. – Он приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать в ответ, но Эмма заявила: – Ты не можешь пощадить только его одного. Потому что я не знаю, кто он… или кто он был. Именно поэтому я и приехала в Париж, в поисках информации.

– А твоя мать?

– Мне известно только то, что какое-то время она жила с моим отцом в Париже. Но уже одно то, что я настояла, чтобы меня отпустили в эту поездку одну, должно было бы сказать тебе, насколько это для меня важно.

– Тогда я тебе помогу. Когда я вернусь и после того, как ты увидишься с родными, мы раскроем эту тайну.

Он был так уверен в том, что это будет сделано! «Король так сказал».

– А как звали твою мать? Я знаю имена примерно двадцати валькирий. Даже помню некоторые легенды, которые рассказывают у камина. Она была такой же кровожадной ведьмой, как Фьюри? У нее есть какое-то прозвище, как у Мист Желанной или Даниэлы Ледяной Девы? Может быть, Сносящая Головы?

Эмма вздохнула: этот разговор начал ее утомлять.

– Ее звали Елена. Просто Елена.

– Никогда о такой не слышал. – Он вдруг замолчал, а потом спросил: – А как же твоя фамилия? Трой? Ну что ж: у твоих теток, похоже, есть чувство юмора.

Эмма бросила на Лахлана быстрый взгляд и снова отвела глаза.

– О нет! В это я не поверю ни за что! Прекрасная Елена Троянская была в лучшем случае человеком. А скорее всего – мифом или персонажем пьесы.