Сильверстоун оказался переломным моментом, потому что, во-первых, Михаэль попал в аварию и сломал ногу, а, во-вторых, сразу после Сильверстоуна решилось мое будущее.

На Гран-при Великобритании английские пилоты всегда находятся в центре внимания, и 1999 год исключением не был. Еще с больших тестов на предыдущей неделе о моем будущем ходило множество слухов. Тогда я дал пресс-конференцию для британской прессы, к тому времени зная, что в 2000 году уже не буду пилотом «Феррари». Официально мне об этом еще сообщено не было, но Энрико и я слышали, что решение уже было принято. Но об этом прессе сказать я не мог, так что мы играли в кошки-мышки. Среди из заданных мне вопросов был и такой: «достаточно ли я сумасшедший, чтобы отправиться в „Макларен“»? Я никогда не мог терпеть намеков, скрывающихся за такого рода вопросами. Вообще-то близкие к Формуле-1 люди знают, что я серьезный человек; здесь нельзя стать топ-пилотом, просто валяя дурака. И если я не хожу все время с серьезным выражением лица, это вовсе не значит, что жизнь мне легко дается. В любом случае, я всегда говорил, что в «Макларен», будь он одним из быстрейшим из гонщиков, взяли бы Билли Коннели.

В один из тестовых дней я участвовал в съемках для компании Tommy Hilfiger, являвшимися частью их европейской рекламной кампании, и это было бы довольно забавно, если бы не было так холодно. Я частенько принимаю участие в фотосъемках, так же, как и в других мероприятиях такого рода — это является частью моей работы, и это приносит деньги. Энрико всегда говорил, что меня очень легко заманить на вечеринку, где много хорошеньких женщин, и очень непросто увидеть меня на вечере, где полно деловых людей. Думаю, что это до сих пор так.

Затем наступил уик-энд. И опять машина вела себя лучше, чем на тестах. Действующий технический регламент сделал машины очень чувствительными к ветру, так что я надеялся, что хорошая настройка, которую я нашел в пятницу, подойдет и для субботы. Вышло так, что в квалификации я оказался четвертым, а Михаэль — вторым. На самом деле я не мог жаловаться на то, что оказался во втором ряду, так как во время тестов на предыдущей неделе я не проехал достаточное количество кругов на новых покрышках, и мне было трудно настроить машину так, чтобы она хорошо ехала на новой резине. Машина, пока мы не решили эту проблему перед моей последней попыткой, постояно испытывала недостаточную поворачиваемость. Затем я ехал так быстро, как только мог, но трек сделался более медленным, так что своим местом во втором ряду я остался вполне доволен.

Однако в день гонки все изменилось. Я очень хорошо стартовал, чего нельзя сказать о Михаэле, и я оказался впереди него. У меня сложилось впечатление, что Михаэль хотел перетормозить меня и заблокировал тормоза; затем он их отпустил, чтобы разблокировать, так как машина не останавливалась.

Нам не сообщили о красных флагах, на Hangar straight их не было, так что он опять начал тормозить, и вот тогда на его заднем колесе сломался ниппель. Наверное, он думал, что вылетя с трассы, смог бы затем вернуться обратно.

Я подумал: «Он меня не пройдет до тех пор, пока мне по радио не скажут его пропустить». Я не собирался его выталкивать, и в мои намерения это никогда не входило. Михаэль — честный гонщик, как и я, это была просто гонка. Я тормозил так поздно, как только мог, он съехал с траектории, и трасса была грязной. Следующее, что он сделал — это заблокировал тормоза и пролетел мимо меня. Я подумал, что он вряд ли остановится сам. Мы видели повтор, он немедленно заблокировал тормоза, отпустил их, чтобы разблокировать колеса, опять ударил по тормозам, а затем они сломались, и он улетел с трассы.

До самого конца гонки я не знал, что с ним случилось. Гонку не откладывают для того, чтобы гонщик вернулся на пит-лайн и заменил машину, так что я просто подумал, что ему не хватило времени, чтобы вернуться.

Команда должна была сконцентрироваться на гонке и постараться выиграть ее. Я промахнулся на пит-стопе, и это стоило мне победы. Во время первого пит-стопа я заезжал на пит-лайн, а парни из «Макларен» уже ждали своего пилота. Как только я проехал мимо них, я осознал, как близко к ним находится моя команда, и понял, что не смогу остановиться вовремя, чтобы занять в своих боксах правильную позицию. Так как я промахнулся, они не смогли сразу вставить заправочный шланг в горловину бака.

Я был удивлен, когда Жан Тодт позднее за это меня критиковал. В Канаде Михаэль въехал в стену, и «ну, ты знаешь, так иногда бывает». Я ошибся на два фута на пит-стопе, и меня жестоко раскритиковали. Жан выполняет фантастическую работу, он смог опять превратить «Феррари» в команду, способную сражаться за титул чемпиона. Он нашел нужных людей, поставил их на нужные места в нужное время, и убедился, что они делают все, что только можно делать. Но иногда он выступает с комментариями, с которыми я просто не могу согласиться.

У него с Михаэлем возникли очень близкие взаимоотношения, которые устраивают их обоих. Я не думаю, что смог бы работать так же, я почти до фанатизма охраняю свой собственный мир.

После того, как Михаэль въехал в ту стену в Сильверстоуне, все изменилось; точнее, и изменилось, и нет. После этого мы сравнялись по очкам, и это был мой великолепный шанс побороться за чемпионство. Больше не изменилось ничего. Люди думали, что через пару гонок Михаэль вернется, и все опять встанет на свои места.

Складывалось такое ощущение, что до тех пор я должен был просто отбыть номер. Перед гонкой в Австрии Росс Браун сказал мне «Ты должен проследить за тем, чтобы Хаккинен набрал как можно меньше очков, чтобы когда Михаэль вернулся, у него все еще оставался шанс». Однако, в тот момент команда была на моей стороне, и так продолжалось в течение нескольких гонок. Но вопрос, вернется Михаэль или нет, конечно, всех волновал.

Мы не знали, на чьей стороне поля находится мяч, и ситуация была несколько неясной. При таких обстоятельствах Жан Тодт должен был определиться со стратегией. Чем лучше были мои выступления, тем труднее было ему это сделать. Ситуация была слишком запутанной, чтобы он мог сказать решающее слово.

Во вторник после гонки в Сильверстоуне Энрико и я встретились в Болонье с Лукой ди Монтеземоло и Жаном Тодтом, и они сказали нам, что не хотят продлевать мой контракт. Они выбрали довольно странное время для такого сообщения, учитывая, что я был их надеждой в чемпионате! И тем менее, это сообщение не стало сюрпризом, потому что Энрико знал об этом уже дней десять.

Энрико знает в автогонках всех, и разговаривает со всеми. Я думаю, мы могли узнать об этом даже раньше, чем об этом узнал м-р. Аньелли. Как я уже говорил, в 2000 году я согласился выступать за «Хонду», но когда сделка не состоялась, я был вынужден искать другие варианты. Хотя я и не собирался говорить этого на той встрече, «Феррари» меня уже не интересовала, потому что я чувствовал, что там я всегда буду выступать на вторых ролях. Тем не менее, мы продолжали разговор, чтобы посмотреть, есть ли у нас совместное будущее. Мы также обсуждали стратегию, и я тогда сказал, что, по-моему, для каждого пилота нужно иметь свою обслуживающию бригаду на пит-стопе; мы обсуждали мое предложение о переключении тактики команды на нового первого пилота. Например, в Австрии, где в том году я выиграл, это было решающим фактором. Если бы в гонке участвовал Михаэль, то я, наверное, из-за такой стратегии не выиграл бы. Он должен был бы заезжать на пит-стоп кругом позже меня, и мне пришлось бы ехать туда раньше. На этом круге я выскочил с пит-стопа на две секунды раньше ДиСи, прямо перед ним, и выиграл гонку. Если бы Михаэль был в гонке, окажись он в подобной ситуации, победа досталась бы ему, а я приехал бы третьим и выглядел круглым идиотом.

Не знаю, лучше ли, когда «Макларен» позволяет Култхарду и Хаккинену бороться за титул без четкого статуса первого номера. Култхард и Хаккинен — это не Михаэль Шумахер, «Феррари» имеет лучшего пилота, и поэтому все внимание уделяется ему, и в общем это правильно. Не думаю, что это по-настоящему спортивный подход, и для моральной обстановки в команде это тоже не очень хорошо, зато это благоприятно для конечного результата. Однако, в этом году такая тактика нам аукнулась, потому что, мне кажется, что в результате я лишился очков, сейчас которые были бы очень кстати.