Миссис Джиаматти поставила фотографию на край смотрового стола, чтобы Трикси могла видеть людей, которые ее любили.

Собака, лежавшая почти без сознания, подползла поближе к старой женщине, лизнула ее руку и закрыла глаза. Доктор Кинг спросила, не хочет ли миссис Джиаматти побыть минутку наедине с Трикси. Она отказалась, но поднесла к губам распятие и положила ладонь на голову Трикси. Д-р Кинг ввела анестетик, а затем, через несколько минут, сделала вторую инъекцию, от которой сердце собаки мгновенно остановилось.

Все произошло за считанные минуты. Трикси лежала неподвижно и, приложив к ее груди стетоскоп, д-р Кинг покачала головой. Все было кончено.

Она выразила миссис Джиаматти соболезнование и, похлопав ее по руке, вышла из кабинета. У миссис Джиаматти на глазах выступили слезы. Она попросила, чтобы собаку кремировали и отдали ей пепел, хотя не очень представляла, что будет делать с урной. Вернувшись домой, она позвонит Марии и Тине и сообщит им о том, что произошло. Или, может быть, позвонит им завтра. Анжела Джиаматти выглядела усталой.

Она собрала фотографии, сложила их в сумку и обернулась к Трикси, застывшей на смотровом столе.

— Прощай, девочка, — сказала она и вышла из кабинета.

Миссис Джиаматти забыла оплатить процедуру, но д-р Кинг шепнула помощнику, чтобы тот не беспокоился на этот счет.

Я проводил Анжелу к церкви Пресвятой Девы, — по дороге она не проронила ни слова, — и подождал на улице, пока она разговаривала с отцом Джозефом. Он вышел вместе с ней, пообещав навестить ее на следующий день, и выразил свои соболезнования.

Анжела сказала мне, что поставила свечку и прочитала молитву за упокой преданной любящей души.

— И за себя тоже, — негромко добавила она. Миссис Джиаматти не сомневалась в том, что им с Трикси суждено встретиться, и отец Джозеф был с ней вполне согласен.

Вернувшись на Уоллнат-стрит, миссис Джиаматти с трудом выбралась из машины и, опираясь на мою руку, медленно вошла в вестибюль. Она кивнула соседу, вызвала лифт, тяжело ступая прошла по коридору, вставила ключ в дверной замок и замерла. Но, помедлив, все-таки открыла дверь.

Она повесила жакет на плечики и пошла в кухню, чтобы согреть чаю. Наконец, вода закипела, миссис Джиаматти опустилась в любимое кресло, обитое зеленой тканью. Она выглядела спокойной и собранной, но донельзя измученной. Оглядевшись вокруг, она взглянула на собачью подстилку.

Иногда смерть собаки становится для людей настоящим горем. Некоторые стыдятся слишком откровенно оплакивать животное и предпочитают сдерживать свои эмоции. Очевидно, миссис Джиаматти относилась к этой категории.

Многие из тех, кому пришлось пережить смерть любимой собаки, признаются в том, что спустя недели или даже месяцы подсознательно ожидают увидеть ее на привычном месте; наверное, и миссис Джиаматти будет некоторое время заново переживать свою потерю каждый раз, когда опустит глаза и не увидит рядом Трикси.

Она сказала, что не будет торопиться и выбросит подстилку только через несколько дней. Потом она выбросит корм, поводок и игрушки. А потом соберется с духом и позвонит дочерям, а там — будь что будет.

В сентябре прошлого года мои бордер-колли Гомер и Девон участвовали в испытаниях пастушьих собак, проводившихся в рамках фестиваля шотландской и ирландской культуры. Это были горячие деньки для моей хорошей приятельницы Кэролин Уилки, работавшей инструктором и тренировавшей в том числе и моих собак. На ее ферме «Земляничный кряж» работа начиналась с зарей, когда Кэролин выводила на пастбище свою отару. Затем, с помощью собак она заталкивала в пикап полдюжины овец и части разборной изгороди, чтобы потом на ярмарке соорудить из них загон.

Полностью снаряженный автомобиль выглядел фантастически: из кузова торчали колья изгороди, вокруг мешков с сеном сгрудились овцы, тут же стояли емкости с водой и контейнеры для перевозки собак, для надежности обвязанные веревками.

Оплата, обещанная Кэролин устроителями фестиваля, была чисто символической: несколько сотен долларов за два дня тяжелой работы от зари до зари, причем в один их этих дней стояло настоящее пекло, а весь следующий шел дождь. Впрочем, Кэролин все это не смущало. Она принимала любые предложения и разъезжала с выступлениями по всему восточному побережью, она считая, что подобные мероприятия позволяют с самой выгодной стороны продемонстрировать публике древнее искусство пастуха и способности пастушьей собаки.

Я не мог не признать такую цель благородной и время от времени присоединялся к Кэролин. С помощью микрофона — нужно признать, что иногда техника все же работала — я комментировал ее действия, в то время как Кэролин — надев родовой знак клана МакУилки, шарф, килт, берет и представившись зрителям — руководила своими собаками и овцами. Зато и моим собакам выпадал случай продемонстрировать свои таланты.

Такие ярмарки, обычно в форме сборных, не приносящих прибыли выступлений, пользовались бешеной популярностью, особенно у родителей с маленькими детьми, отчаявшихся найти какое-нибудь разумное развлечение на выходные. Казалось, эти мероприятия доносят до нас дух живой этнической культуры; в нашем гомогенизированном мире они не позволяли людям забыть о своих корнях.

Как водится, главным элементом таких ирландских и шотландских ярмарок оказывались всевозможные музыканты с волынками и рожками, ансамбли народных инструментов и флейтисты; открывалось и несколько павильонов, торгующих керамикой и резными тростями, а так же палаток, в которых можно угоститься мясным пирогом и рыбой с жареным картофелем; настоящий бизнес, представленный хот-догами и пиццей, скромно ютился на задворках.

Однако выступление пастухов всегда было незаурядным событием. Бордер-колли вывели в Ирландии и Шотландии сто лет назад специально для того, чтобы собирать овец в стадо и выгонять из хлева на пастбища, открытые всем ветрам, а затем снова пригонять домой. Теперь они демонстрировали свое умение в небольших парках или на школьных игровых площадках. В ту субботу мы давали три выступления, собрав по меньшей мере, человек пятьсот. Пробившись на лучшие места, зрители расставляли раскладные стулья, настраивали фотоаппараты и видеокамеры, рассказывали детям и знакомым о том, что смотрели передачу о пастухах на канале «Дискавери», и как будет занятно увидеть это зрелище вживую.

Каждое выступление длилось около получаса. Сияющая Кэролин, радовавшаяся каждой возможности показать свое древнее искусство, выпускала овец и посылала собаку отогнать их на несколько сотен ярдов вверх по заросшему травой холму, а затем отправляла вторую, — чтобы собрать овец и привести их обратно в загон.

Дейв — вожак и коренной шотландец — был главным и заслуженным действующим лицом в этом спектакле; он повиновался каждой команде Кэролин, отданной голосом или с помощью свистка. А я объяснял аудитории, что происходит.

Зрелище, состоявшее из достаточно примитивных трюков, производило на публику неизгладимое впечатление. По толпе проносился возбужденный шепот: зрителей поражало, с какой легкостью Кэролин управляет собаками, приказывает им повернуть налево или направо, развернуться или лечь на землю, как будто держит в руках пульт дистанционного управления. Собаки действовали слаженно и молниеносно; овцы, создавая необходимую атмосферу, блеяли и старались ухватить побольше травы.

— Господи, — прошептала одна из женщин, стоявших рядом со мной, — а я-то девять лет не могу заставить своего пса просто выполнить команду «сидеть».

После окончания хоккея на траве или состязания ткачей, публика расходилась, не задерживаясь. Но Кэролин зрители обступали стеной. Они единодушно восхищались ее собаками и сожалели о том, что им самим не посчастливилось работать с такими умными животными. Те из зрителей кому уже случалось видеть бордер-колли и других пастушьих собак за работой — в Европе или одном из западных штатов, — в один голос уверяли, что никогда не забудут этого зрелища. Это было здорово. Похоже, публика воспринимала собак Кэролин, да и моих заодно, как нечто сверхъестественное.