– Нет, со мной все нормально, – машинально ответила Джанет, тщетно пытаясь сбросить с себя странное ощущение, возникшее после разговора с латиноамериканцем: ей казалось, что откуда-то из ее ступней по телу поднимаются теплые живительные токи, будто она была не человеком, а деревом, просыпающимся после зимы. – Ты летела с ним от самой Лимы?

– Да, – думая, что она спрашивает о гробе, ответила Жаклин, усаживаясь за столом не напротив, а рядом с Джанет. – Я услышала об этом буквально через полчаса после того, как самолет освободили, а добраться до Лимы было делом двух часов. Благодаря имени Стива я попала на это проклятое поле, когда еще ничего не было убрано, – и, ты знаешь, я сразу увидела эту улыбку победы на ее лице. Она совсем, совсем не страдала, она уже видела, знала, что все спасены, и лежала такая светлая, с закинутой назад рукой, словно собиралась приветствовать кого-то… И я вспомнила, как она лежала тогда… О Господи, – не стесняясь никого, в голос заплакала Жаклин. – Тогда, когда я сказала ей, что Мэта больше кет. Она лежала живая, но более мертвая, чем на этом поле в Перу, и я так боялась тогда, что этим она убьет тебя… Это чудо, что ты выжила и тогда, и потом, когда…

– Когда что? – не спросила, а жестко потребовала Джанет.

Жаклин смутилась и замолчала, но девушка продолжала смотреть на нее, уже понимая, что сейчас узнает еще что-то плохое. Впрочем, чего ей было бояться теперь… Видимо, об этом подумала и Жаклин.

– Что теперь скрывать, – тяжело вздохнув, проговорила она. – После смерти Мэта у Пат была страшная депрессия, и как Стив ни старался, он все-таки не смог, не успел… Она отравилась.

Столик поплыл перед глазами Джанет.

– Отравилась, будучи беременной!?

– Да.

Весенние соки в ее теле застыли, сменившись вдруг сосущей пустотой заглянувшего ей прямо в лицо небытия. Значит, она могла умереть, не родившись? И, может быть, именно отсюда ее странная тяга к черным безднам, к потустороннему, ее обмороки и мгновенные смерти в оргазмах? Но тут же Джанет пережила и ощущение второго рождения несмотря ни на что, она все-таки живет!..

Она быстро допила коньяк и поднялась, туго закрутив на затылке рассыпавшиеся волосы.

– Спасибо тебе, Жаклин. Спасибо за правду. Теперь мне легче понять многое в себе – да и в мире, быть может. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Какой?

– Эти люди в камуфляже, которые сопровождали вас от самой Лимы, – кто они?

– Я не знаю. Их привез с собой муж Брикси, они должны были участвовать в операции, если бы все не получилось с первого раза. Но все вышло… сама видишь как, и когда у нее прямо в самолете от всего перенесенного начались роды, он увез ее на свою базу, а этих ребят оставил мне для сопровождения. И они действительно все делали отлично.

– Они что, индейцы?

– Не знаю, наверное. А что случилось?

– Ничего, – ответила Джанет и еще туже затянула пояс тонкого черного плаща. – Они летят с нами до самого Ноттингема, и мне бы хотелось иметь о них более определенное представление.

– Симсон все оплатил, если ты об этом.

– Понятно. Ну что ж, – Джанет взяла в свои ладони маленькие руки Жаклин, и француженка невольно поразилась их силе и жару, – береги папу… – Она поцеловала Жаклин и не оглядываясь пошла за стойки.

Неожиданно для себя весь перелет Джанет проспала как убитая. Всю дорогу до Касл-Грин она молчала. Селия и Хаскем ждали их уже на кладбище, где весенней влажной землей пахла свежевырытая могила. Все попытки прессы попасть на кладбище были заранее пресечены Стивом, и теперь они стояли вчетвером у освобожденного от цинковой оболочки гроба. Джанет не поднимала глаз, боясь посмотреть на стоявшую чуть в стороне, не проронившую ни слезинки, ни слова Селию.

– Попрощайтесь же, – наконец раздался ее ломкий сухой голос, и все по очереди преклонили колени, касаясь холодного полированного дерева. Над черным холмиком выкопанной земли курился легкий пар, и гроб лег в распахнутое лоно земли беззвучно и мягко – она с любовью принимала свою прекрасную дочь… С ласковым шорохом падали комья земли, навеки укрывая собой ту, что так любила этот древний равнинный край.

– А теперь уходите, – прошелестел голос Селии. – Мистер Хаскем заедет за мной через два часа.

Неподалеку от ворот кладбища Симсон разговаривал с четырьмя латиноамериканцами, давая им последние указания.

– Они, кажется, летели с гробом из самого Перу? – уточнил Хаскем. – Их нужно отблагодарить. – И не успела Джанет ничего сказать, как он уже подошел к ним, вынимая бумажник. – Прошу вас, господа.

Замелькали пятидесятифунтовые банкноты. И в тот же момент лицо Джанет обожгли кошачьи глаза, на этот раз совсем зеленые от ряби молодых листьев, и тихий, но внятный голос сказал:

– Благодарю, мистер Хаскем, мне не нужны деньги.

Тонкая рука Хаскема с отполированными ногтями замерла в воздухе.

– То есть?

– То есть я не нуждаюсь в денежном эквиваленте моей работы.

Хаскем пожал плечами и повернулся к Джанет.

– Подожди меня здесь, Хью! – на ходу крикнула она, видя, как ладная узкобедрая и широкоплечая фигура, перепоясанная широким армейским ремнем, удаляется в противоположную от ворот сторону.

Джанет бежала за удаляющимся в сплетение деревьев человеком, ощущая себя в каком-то дурном сне: прекрасно видя, что мужчина идет спокойным размеренным шагом, она никак не могла догнать его. Тогда Джанет побежала – напрасно. Расстояние между ними не сокращалось. Смирившись, наконец, с тем, что ей не догнать этого таинственного индейца, она остановилась, прислонившись к первому попавшемуся дубу. А через несколько секунд увидела, как мужчина развернулся и так же не спеша пошел к ней навстречу. Но на сей раз сама Джанет не двинулась с места, и на лице незнакомца появилась спокойная удовлетворенная улыбка.

– Вы умеете учиться, – не то утверждая, не то спрашивая, произнес он.

– Меня зовут Джанет, Джанет Шерфорд, – сама не зная почему, вдруг сказала она и протянула ему руку.

– Паблито, – притушив свой зеленый огонь, он взял ее руку, и Джанет показалось, что рука вдруг повисла в каком-то безвоздушном пространстве, не имея тяжести. – О, простите, – усмехнулся он, и она ощутила ровное сухое тепло настоящего мужского пожатия.

– Я побежала за вами, чтобы…

– Слова только затемняют суть, Джанет. – Ее имя индеец произнес с явным удовольствием, словно пробуя его на вкус. – Я знаю, что вы увидели во мне нечто необычное и, больше того, в ответ на это необычное в вас самой проснулось то, чего вы никогда не чувствовали и не подозревали. Это хорошо. А еще лучше, что вы побежали за мной. Это говорит о том, что вы человек действия, а не бесплодных рассуждений. Я говорю правду? – полуутвердительно улыбнулся Паблито.

– Наверное, да.

– «Наверное» – лишнее. Поэтому сейчас я рядом с вами. – И расширенные глаза, в желтовато-карих радужных оболочках которых зарябил сквозь плетение недавно распустившихся листьев закатный свет солнца, приблизились вплотную к лицу Джанет. Но теперь ощущение того, что эти глаза должны принадлежать не человеку, а какому-то зверю, уже не испугало ее, наоборот, ей стало весело, как в детстве на качелях, когда уносишься высоко вверх. – Ваши способности не должны быть потеряны.

– Какие способности? – прошептала Джанет, всей кожей впитывая тот ровный, спокойный жар, который шел от человека, уже отошедшего от нее на несколько шагов.

– Те, о которых вы еще не знаете, но, может быть, догадываетесь.

– И что же вы мне предлагаете? – поражаясь своему, как ей показалось, чудовищному цинизму, нетерпеливо и упрямо спросила она.

Паблито отступил еще на несколько шагов, но жар от этого только усилился.

– Я предлагаю вам следовать за мной. «Куда?» – вопрос застыл на губах Джанет, и вместо него с них слетело властное своей обыденностью:

– А вы знаете, что я выхожу замуж?

– Разумеется. Но вам не потребуется много времени. Вы вернетесь. Единственное условие: вы верите мне безоговорочно.