По обеим сторонам пещеры, у стен, горело по большому костру, которые освещали это место. Кроме того, свет проникал в пещеру через дальний выход, находившийся не более чем в двадцати шагах от костров. За выходом из пещеры виднелось водное пространство шириной около двухсот ярдов, а за ним подымался склон горы, покрытый огромными деревьями. Вода проникала в пещеру, образуя у выхода из нее маленький залив, заканчивавшийся у костров. Здесь, на мелком месте, имевшем в ширину футов шесть или восемь, была привязана довольно большая лодка. В стенах пещеры были устроены четыре двери (по две с каждой стороны), которые, я полагаю, вели в комнаты, высеченные в скале. У каждой двери стояло по высокой женщине, одетой в белое и державшей в руках зажженный факел. Я пришел к заключению, что это были прислужницы, поставленные здесь, чтобы приветствовать нас, так как после того, как мы прошли мимо них, они скрылись.
Но это было еще не все. За маленькой бухточкой, как раз над плававшей в ней лодкой, стояла деревянная платформа площадью около восьми квадратных футов. По обеим сторонам ее помещалось по огромному, почерневшему от времени слоновому клыку размером больше любого из всех виденных мною за всю свою охотничью практику. Между клыками, на коврах из какого-то пушистого меха, сидело на корточках существо, которое я вначале принял за огромную жабу. И в самом деле, по внешнему виду это была настоящая раздувшаяся жаба. Та же грубая, сморщенная кожа, та же выпуклая спина (оно сидело спиною к нам), те же тонкие, вывернутые наружу ноги, Мы долго смотрели на это странное существо, не будучи в состоянии хорошо разглядеть его при столь плохом освещении. Наконец я уже решил спросить Калуби, что это такое, но едва только открыл рот, как оно зашевелилось и начало медленно поворачиваться к нам. Лишь только показалась его голова, Калуби и все понго прекратили свое заунывное пение и пали перед ним ниц. Те, у кого были факелы, продолжали держать их в правой руке.
Это была не жаба, а человек, двигавшийся на четвереньках. Большая лысая голова была как бы вдавлена в плечи – либо от рождения, либо от старости, так как это существо, без сомнения, было очень старым. Глядя на него, мне очень хотелось знать, сколько ему лет, но я не мог придти ни к какому заключению. Большое широкое лицо было сморщено, как высушенная на солнце кожа; нижняя губа отвисла над выдающимися вперед костлявыми челюстями; два клыкообразных зуба торчали по углам большого рта – остальные выпали. Время от времени это существо, словно змея, облизывало себе десны своим острым языком. Но самым удивительным в нем были большие круглые глаза, помещавшиеся в глубоких орбитах. Они блестели, как огонь. По временам, они, казалось, буквально пылали, словно глаза льва в темноте.
Вид этого существа, признаться, поразил меня таким ужасом, что с минуту я стоял как парализованный. Мысль, что это человек, казалась ужасной. Я посмотрел на остальных и увидел, что они тоже испуганы.
Похожее на жабу существо медленно наклонило свою большую голову и пристально смотрело на нас своими сверкающими глазами, Наконец оно заговорило густым гортанным голосом на языке, распространенном в этой части Африки – наречие той ветви банту [Банту
– группа народов, населяющих большую часть Африки, говорящих на языках языковой группы банту], к которой принадлежат зулусы.
– Итак, вы, белые люди, вернулись, – медленно начало оно. – Дайте мне пересчитать вас, – оно подняло свою костлявую руку и начало считать нас, направляя на каждого указательный палец. – Один. Высокий, с белой бородой. Да, правильно. Два. Короткий, проворный как обезьяна, с волосами, которым не нужна прическа; такой же хитрый, как Отец Обезьян. Да, правильно. Три. Молодой и глупый, с нежным лицом, похожий на жирного ребенка, который улыбается небу, потому что полон молока, и думает, что небо улыбается ему. Да, правильно. Все трое те же самые. Помнишь, Белая Борода, как в то время, когда мы убивали тебя, обращался с молитвой к тому, кто сидит высоко над миром, и поднимал вверх костяной крест, к которому был привязан человек в головном уборе из терновника? Помнишь, как ты целовал человека в терновом головном уборе, когда в тебя вонзалось копье? Ты качаешь головой? О! Ты хитрый лжец, но я докажу тебе, что это так, ибо у меня до сих пор сохранился этот костяной крест! – Он схватил рог, который лежал на кожаном плаще около него, и затрубил.
Лишь только смолкли тоскливые звуки рога, как показалась женщина, которая опустилась перед странным существом на колени. Оно что-то пробормотало, а она ушла и скоро возвратилась, держа в руке распятие из пожелтевшей слоновой кости.
– Вот он! – сказало странное существо. – Возьми его, Белая Борода, и поцелуй его, быть может в последний раз, – оно бросило распятие брату Джону, который поймал его на лету и рассматривал его с изумлением. – А ты. Жирный Младенец, помнишь, как мы поймали тебя? Ты сражался очень хорошо, но мы в конце концов убили тебя и ты был вкусен, очень вкусен. Мы получили от тебя много силы. А ты, Отец Обезьян, помнишь, как ты спасся от нас благодаря своей хитрости? Я никогда не забуду тебя, ибо ты дал мне это, – он указал на большой белый шрам на своем плече. – Ты хотел убить меня, но снадобье в твоей железной трубе загорелось не сразу, когда ты поднес к нему огонь. Я успел отпрыгнуть в сторону, и железный шар, вопреки твоему намерению, не поразил меня в сердце. Однако он еще здесь. О да! Я до сих пор ношу его в себе и теперь, когда я стал худым, могу ощупать его пальцем.
Я с изумлением слушал эту речь, смысл которой (если она вообще имела какой-нибудь смысл) был тот, что все мы встречались в Африке в те времена, когда люди употребляли кремниевые ружья, т.е. около 1700 года или раньше. Однако размышление показало мне полную вздорность всего этого. Очевидно, предок этого старого жреца (которому, я убежден, было не менее ста двадцати лет) или, быть может, его отец, будучи молодым человеком, встретился с первыми европейцами, проникшими в глубь Африки. По всей вероятности, это были португальцы, из которых один был миссионер, а двое других, – отец и сын или братья, или товарищи. История смерти этих людей часто воспоминалась потомками вождя или главного жреца племени.
– Где же мы встречались и когда, о Мотомбо? – спросил я.
– Не в этой земле, не в этой, о Отец Ребенка, – ответил он, – но далеко-далеко на западе, где солнце опускается в воду. С тех пор народом понго правили двадцать Калуби. Некоторые из них правили в течение многих лет, некоторые недолго. Это зависело от воли моего брата, бога, живущего там, – от захохотал ужасным прерывистым смехом и указал через плечо на лес, растущий на горе. – Да, правильно, двадцать Калуби – некоторые по тридцать лет, некоторые меньше четырех.
«Теперь я вижу, что ты просто старый лгун», – подумал я, так как, кладя в среднем по десятку лет на правление каждого Калуби, мы, согласно его утверждению, встречались с ним по крайней мере двести лет тому назад.
– Тогда вы были одеты иначе, – продолжал он, – двое из вас имели на головах железные колпаки, а голова белобородого была выбрита. Я приказал искусному мастеру выбить на медной дощечке ваши изображения. Эта дощечка сохранилась у меня до сих пор.
Он снова затрубил в свой рог. Снова появилась женщина, которой он сказал что-то шепотом. Она ушла и сейчас же возвратилась с каким-то предметом, который он бросил нам. Это была почерневшая от времени медная или бронзовая дощечка, на которой были выбиты гвоздем изображения высокого мужчины с длинной бородой, тонзурой на голове и крестом в руке, и двух других мужчин невысокого роста, в круглых металлических шлемах, странной на вид одежде и сапогах с четырехугольными носками. В руках у них были тяжелые кремниевые ружья, а один из них держал дымящийся фитиль. Это было все, что мы могли рассмотреть на дощечке.
– Почему ты покинул далекую страну и пришел в эту землю, о Мотомбо? – спросил я.
– Потому что мы боялись, как бы по вашим следам не пришли другие белые люди и не отомстили за вас. Так приказал Калуби тех дней, хотя я противился этому, ибо знал, что никто не может избежать того, что должно прийти в свое время. Мы бродили до тех пор, пока не нашли это место, где живем уже давно. С нами пришли также и наши боги: мой брат, живущий в лесу (хотя мы ни разу не видели его в пути, ибо он пришел сюда раньше нас), Священный Цветок и Мать Цветка (она жена одного из вас, которого – я не знаю).
