– Ты не понимаешь! Нэлька – курица, она всё как на духу расскажет – и про новую машину и где сейчас её муженёк! Нужно обязательно послушать Нэлькину версию, прежде чем пытать Ильича! Шеф тебе такого нагородит, что не поймёшь, где правда, а где враньё! А так у нас будет на вооружении вполне правдивая версия.

– Ладно, звони, – согласился я. – А предлог… господи, разве Нэльке нужен предлог, чтобы по телефону болтать?! Спроси у неё, какая погода в Сибирске.

Усмехнувшись, Беда быстро набрала на мобильном номер своей соседки.

– Привет! – весело поздоровалась она с Нэлькой. – Отличная погода, не правда ли?!

Я покосился на Элку и постучал себе пальцем по лбу. Видимо, Нэлька сказала Беде что-то в этом же духе, потому что Беда вдруг смутилась и быстро ответила:

– Нет, я трезвая.

Потом она молчала минут пять, слушая, что ей говорит Нэлька, и глаза у неё медленно округлялись.

– Нэлька! – вдруг заорала Беда. – Если я говорю о погоде, значит, меня интересует погода, а не то, какую шубейку ты купила на очередной распродаже! Что ты говоришь?! У вас идёт дождь?! Какой ужас, а у нас под Барнаулом жара! Что я делаю под Барнаулом? А ты разве не знаешь?! Мы с Бизей гоним ваш автобус камбоджийским сиротам. Нет, Нэлька, я не привезу тебе камбоджийскую сироту, потому что от монгольской границы автобус погонят другие. Да, наверное, монголы, я точно не знаю. Нет, Нэлька, мне совсем неинтересно знать, какие монголы в постели. Мне кажется, у них и постели-то как таковой нет! Нэлька… Нет, мне не нужна горящая путёвка в Египет!!

Беда елозила на сиденье и страдала от болтовни пустоголовой Нэльки, которая только и умела, что варить борщи, да печь пироги.

– Нэлька! На чём ты ездишь?! – заорала она. – Что значит – в метро?!! Иногда на такси?! Я спрашиваю, какая у тебя машина?! Что-о-о-о?!! Слушай, а где сейчас Троцкий? Где-е-е-е?!! Ну ни фига себе, какой у вас там в Сибири бардак…

Элка нажала отбой и уставилась на меня. В глазах у неё плясали тысяча чертей.

– Ну?! – Я пошёл за «Гелендвагеном» на обгон фуры. Дед забыл о моей просьбе ехать по трассе не больше ста километров и вжарил все сто двадцать. – Ну?! – подстегнул я Элку.

– Она говорит, – шёпотом сказала Беда, – что я с дуба рухнула, что у неё нет никакой машины, и что она прекрасно ездит на метро и такси.

– Та-ак, – протянул я. – А где Троцкий? Что она говорит?

– Она говорит, – ещё тише сказала Элка, – что Ильич уже неделю отдыхает в Ег… в Ег… – На Беду вдруг напала икота, и её заело, как заезженную пластинку.

– В Египте? – подсказал я, доставая из-под сиденья бутылку минеральной воды и протягивая её Элке.

– В Ег… – кивнула она и вдруг отчётливо выговорила: – По горящей путёвке.

– Чёрт знает что! – в сердцах ударил я по клаксону. Сазон среагировал и существенно сбавил скорость.

– Позвони этому крёстному папе, – простонала Беда. – Узнай, как ему там, в Ег… – Она опять начала икать с размеренностью метронома.

Я набрал Ильича.

– Да-а-а, – сонно протянул Троцкий. Звука мотора в трубке не было слышно.

– Как погодка? – неожиданно для самого себя спросил я, и теперь уже Элка, постучала себя пальцем по лбу.

– Глеб, ты, что ли? – голосом, какой бывает с большого бодуна, спросил шеф. И тут же продолжил, ничуть не удивившись моему вопросу: – Погодка дерьмо – голова болит, руки трясутся, сердце колотится, и пить хочется. Бр-р-рр!

– Странно. Мне казалось, что в Египте не бывает плохой погоды.

Повисла минутная пауза. Наконец, Ильич вкрадчиво спросил:

– Сазонов, ты о чём это?

– Я так понимаю, шеф, что ты сейчас дома, на диване, кефир пьёшь?

– Э-э-э… ну да, а где ж мне ещё кефир пить?

– Не ври! – заорал я. – Не смей мне больше врать!! Твоя Нэлька секунду назад мне сказала, что ты… ты уже неделю отдыхаешь в Египте! Ты врёшь, и Нэлька твоя врёт! Ты опять используешь меня вслепую!!

Он опять помолчал, потом спросил осторожно, дрогнувшим голосом:

– Я так понимаю, Сазонов, что ты уже решил проблему с деньгами?

Была у него поганая манера переводить разговор на другое с неприятной для него темы.

– Слышь ты, штрындель грёбаный, – зашипел я в трубку, – тебе же будет лучше, если ты сделаешь всё, как я скажу!! Сегодня, в двадцать один ноль-ноль, я жду тебя в ресторане «Центральный», в городе Бийске. Ты меня понял?!

– Сазонов, – пробормотал Троцкий, – ты что, умом тронулся? Как я, по-твоему, могу оказаться сегодня вечером в городе Бийске, если я… если я… в Египте на пляже лежу? У меня нет личного самолёта!

– Заткнись!! – заорал я, едва не влетев в зад «Геледвагену». – Не смей врать! Я всё знаю! Ты едешь за нами на белой «Тойоте»! Ты пытаешься строить нам пакости! Ты заплатил официанту, чтобы он подсыпал нам в кофе слабительное! Ты чуть не сбил Элку, когда удирал от нас у кафе! Урод. Только посмей не приехать на эту встречу. Только посмей!!

Он о чём-то захрюкал на том конце, но я отключился.

– Придёт, никуда не денется, – сказал я Беде. – Он трус. И хапуга! Хапуга и трус! Я вытрясу из него правду!

– Нет, ну как ты его! – восхитилась Беда. – Штрындель грёбаный! Сам придумал?

– Сам.

– А что он сказал насчёт Ег…

– Не говори это слово! Терпеть не могу икающих женщин!

Элка замолчала и закинула ноги на панель. В пачке больше не было сигарет, и она раздражённо швырнула её в окно.

Пока всё шло по плану. Я расслабился, настроил радио на музыкальную волну и целиком отдался любимому делу – вождению машины.

Жизнь продолжалась…

До Бийска оставалось полчаса езды, когда сзади подошёл Дэн.

Если честно, я уже успел забыть о его существовании.

– Пора! – Никитин потряс у меня перед носом коробкой театрального грима, которую мы предусмотрительно купили в Барнауле.

– Пора, Глеб Сергеич, делать из вас живописный труп! – довольно потирая руки, сказал Обморок.

Я тяжко вздохнул и мигнул Сазону фарами, что пора останавливаться. Мы свернули с трассы направо и затормозили в редком лесочке.

Сазон выскочил из машины и немедленно начал делать гимнастику – наклоны, приседания и махи ногами.

– Ап! Ап! – приговаривал он. – Сынку, когда мы поймаем того, кто тебя заказал, я порежу его на ремни! Ап! А потом на погоны! Ап! Ап! А погоны на пазлы, а пазлы на … Мальцев, что там у нас меньше пазлов?!

– Конфетти, – ответил задумчиво Мальцев. Он прогуливался по берёзовой рощице, почёсывал обезьяну за ухом и что-то тихо напевал себе под нос.

– Слышь, сынку, я подарю тебе конфетти из врага! Ап! – Задрав ногу чересчур высоко, дед потерял равновесие и упал на траву. – Оп…

Когда мы расположились в салоне, чтобы заняться гримом, выяснилось, что никто толком не знает, как пользоваться содержимым чёрной коробки.

– Ну, дамы, вы же прирождённые специалисты в этом деле! – подбодрил девушек Дэн.

– Вот ещё! – фыркнула Лаптева. – Не имею привычки разрисовывать физиономию. Элла, наверное, ты лучше меня справишься.

– Так это ж не косметика! – Беда растерянно посмотрела в коробку, разделённую на разноцветные квадратики. – Это какой-то цветной вазелин! – Она пальцем мазнула краску и нарисовала себе на лбу синюю полосу.

– А чего изображать-то надо? – деловито осведомился Абросимов. – Удушение, черепно-мозговую травму или… или…

– Огнестрельное ранение в голову, – вздохнул Никитин. – Сазон сказал: «Только огестрел! Не позволю сынку другим способом убивать».

– Огнестрел нарисовать не так уж и сложно, – пробормотал я. – Чёрной краской маленькую дырочку на лбу, красной – немного крови.

– А давайте я попробую! – вдруг вмешался Ганс. – Я в детстве драмкружок посещал!

Рассудив, что детство у Ганса было не так уж давно, я забрал у Элки коробку с гримом и передал её Гаспаряну.

Закусив губу от усердия, Ганс минут десять колдовал над моим лицом.

– Всё! – наконец сказал он и, отступив шаг назад, полюбовался своей работой. – По-моему, очень даже похоже, что наш Глеб Сергеевич убит пулей в висок!