– А нынче какой будет год? – спросил Лео.

– Опасаются неурожая, – отвечала она. – Мало дождей, а пламя над Горой предвещает, по народному поверью, засуху. Только бы народ не подумал, что это ваше появление принесло стране несчастье.

– Если они станут нас преследовать, – засмеялся Лео, – мы убежим на Гору.

– Разве вы ищите смерти? – мрачно спросила она. – Пока я жива, я не позволю вам перейти реку. Такова моя воля, теперь вернемся домой.

На этот раз нас не позвали в столовую, и мы обедали у себя. Чтобы нам не было скучно, к нам пришли Афина и всюду следовавший за ней шаман. Она сказала нам, что хан задал пир, который будет продолжаться целую неделю, и она не хочет, чтобы мы были свидетелями всей низости ее двора. Мы провели довольно приятно несколько вечеров. Рассказывали об Англии, о странах, по которым путешествовали, об Александре Завоевателе и о Древнем Египте. Афина слушала, не отрывая глаз от Лео. Так беседовали мы до полуночи.

Фактически мы жили во дворце как в тюрьме. Когда же мы выходили в другие дворцовые помещения, нас окружали придворные и досаждали своими расспросами. Придворные дамы стали ухаживать за Лео, посылать ему цветы и назначать свидания. Стоило нам показаться на улице, и перед нами собиралась целая толпа любопытных. Только прогулки за город вместе с женой хана были приятны, но опасаясь ревности мужа, Афина скоро прекратила их. Мы стали ездить в сопровождении солдат, которые должны были помешать нам бежать. Между тем началась засуха, и крестьяне толпами преследовали нас, требуя, чтобы мы вернули им дождь: они считали нас виновниками своего бедствия. Оставалось только заниматься рыбной ловлей на реке да издали смотреть на Огненную гору, мечтая о возможности бежать или хоть как-нибудь снестись со жрицей. Нас мучила мысль о дальнейших поисках, о достижении цели нашего путешествия. Все время я старательно оберегал Лео от Афины, ни на минуту не оставляя их одних, и с той ночи в жилище Привратника она не говорила ему о своей любви; но я хорошо знал, что страсть ее не угасла и скоро прорвется. Я угадывал это по ее словам, движениям и трагическому выражению глаз.

Раз Симбри пригласил нас откушать у него.

Жил он в башне дворца. Мы не знали тогда еще, что здесь было суждено разыграться последнему акту нашей драмы. В конце обеда Лео попросил шамана ходатайствовать перед ханшей, чтобы она отпустила нас, но старик посоветовал нам поговорить с ней самим.

– Кажется, Афина несчастлива в замужестве? – начал Лео.

– Ты прозорлив, друг, – отвечал шаман.

– И, кажется, она взглянула на меня благосклонно? – продолжал Лео, краснея.

– Ах! Ты запомнил кое-что из того, что произошло у Дверей!

– Я запомнил также кое-что, касающееся тебя, Симбри, и ее.

– Ну и что же? – спросил шаман.

– А то, что я вовсе не желаю компрометировать первую женщину в вашем государстве.

– Это благородно, впрочем, здесь смотрят на такие вещи несколько иначе. Все были бы рады, если бы Афина вышла замуж за другого.

– При жизни хана?

– Все люди смертны. Хан сильно пьет в последнее время.

– Ты хочешь сказать, что людей можно устранить? – сказал Лео. – Так знай же, я никогда не совершу подобного преступления.

При этих словах послышался шорох. Мы обернулись. Из-за завесы, за которой стояла кровать шамана, хранились его гороскопы и другие вещи, вышла ханша.

– Кто говорил о преступлении? – спросила она. – Не ты ли, Лео?

– Я очень рад, что ты слышала мои слова, повелительница, – отвечал Лео, глядя на нее в упор.

– Я только больше уважаю тебя за них. Я сама далека от мысли о преступлении, но то, что предопределено – сбудется.

– Что именно? – спросил Лео.

– Скажи ему, шаман.

Симбри взял свиток и прочитал: раньше следующего новолуния хан Рассен умрет от руки чужеземца, который пришел в страну из-за гор, – так начертано в Книге звезд.

– В таком случае, звезды лгут, – возразил Лео.

– Думай, как тебе угодно, – сказала Афина, – только он умрет не от моей руки или руки моих слуг, а от твоей.

– Отчего непременно я, а не Холли убьет его? Но если так, то меня, конечно, жестоко накажет его опечаленная вдова…

– Ты смеешься, Лео Винцей. Ведь ты знаешь, что за муж – хан!

Мы с Лео оба почувствовали, что нам не избежать объяснения.

– Говори, царица, говори все, – сказал Лео решительно, – может быть, лучше высказаться.

– Хорошо же. Что было раньше, я не знаю, я скажу только то, что открылось мне. С раннего детства, Лео, образ твой носился передо мной. Когда я в первый раз увидела тебя у реки, я узнала тебя. Я видела тебя раньше во сне. Раз, еще маленькой девочкой, я заснула на траве на берегу реки, и ты пришел ко мне, только лицо твое было тогда моложе. С тех пор ты часто снился мне, и я привыкла считать тебя своим. Долго тянулись годы, и я чувствовала, что ты медленно приближаешься, ищешь меня, идешь ко мне, минуя холмы, пустыни, равнины, снежные степи. Три месяца тому назад мы сидели здесь вдвоем с Симбри; он учил меня читать в книге прошлого, и вот мне было видение. Я увидела тебя и твоего друга над обрывом. Я не лгу. Все это записано в свитке.

Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и, действительно, увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке над пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а за тобой последовал твой храбрый товарищ. Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную любовь. Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила. Моя рука спасла тебя, неужели ты оттолкнешь от себя меня, царицу Калуна?

Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.

– Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя, может быть, было бы лучше, если бы я утонул. Но если все, что ты говоришь, правда, скажи, почему ты вышла замуж за другого?

Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.

– Не брани меня, – жалобно сказала она, – я сошлась с этим безумцем в интересах государства. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, – будь ты проклят за это, – советовал мне вступить в брак с Рассеном, чтобы прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны – простая фантазия. Я уступила для блага своего народа.

– И своего собственного, – сказал Лео. – Я не осуждаю тебя, Афина. Однако, ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоего мужа, которого ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила себе сама. Твой сон и видение, которое заставило идти тебя на берег – вымысел. Ты пришла на берег, потому что так приказала тебе Гезея.

– Кто тебе сказал? – удивилась Афина.

– Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!

Ханша побледнела.

– Кто мог сказать тебе? – прошептала она. – Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.

– Афина, Афина! – взмолился Симбри, – ты знаешь, что я ничего не говорил.

– Так, значит, это ты, старая обезьяна, – обратилась она ко мне. – Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..

– Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? – спросил я.

– Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.

– Если так, с нами шутить нельзя, Афина, – сказал я. – Отвечай же, что сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?

– Слушай, – перебил Лео, – хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, – ты или Гезея.

– Ты непременно хочешь пойти туда? – засмеялась Ханша. – Там ты найдешь огонь, и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна – земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим другом. Выбирай между мной и местью! Я не позволю чужеземцу смеяться над собой!