Общие стенания перешли в бормотание на грани истерики, и они снова обратили внимание на танц-пол. Большинство бывших восторженных поклонников Тауфика находились в состоянии шока. Большинство, но не все.

Инспектор Кэнтри, припадая на ногу, обвязанную самодельным жгутом, сделанным из рубашки, вышел, опираясь на плечи двух своих сподвижников, из толпы и в недоумении уставился на стоящую на возвышении троицу.

— Какого черта, — потребовал он ответа, — что здесь происходит?

— Боюсь, отвечать придется тебе, Майк. — Вики в этот момент как раз, склонившись над поручнем, пыталась принять решение, как ей поступить: вытравить прямо здесь всю эту блевотину или лучше разрыдаться, если, конечно, ее сил окажется достаточно для любого из этих поступков.

— Он — твой босс. Расскажи ему...

* * *

Селуччи появился в кондоминиуме Генри примерно за час до рассвета. Он провел пару тревожных часов с Кэнтри, в отделении скорой помощи в госпитале Святого Михаила, и успел рассказать инспектору обо всем, что, как ему казалось, тот захочет услышать.

— Вы понимаете сами, Селуччи, на что это похоже, не так ли?

— Понимаю, конечно.

— Я бы сказал, что вы — величайший в мире лжец, если бы не два обстоятельства. У меня нет оснований для вашего ареста, но все же я могу вспомнить: я действительно отдавал тают приказ, и перед тем, как вы выстрелили в меня, что-то вроде бы повисло у вас над головой... Я увидел пару красных светящихся глаз.

Майк пересек гостиную и бросился на диван, раздраженно потирая лицо.

— Вики, от тебя несет каким-то растиранием. По-моему, тебе самой следовало бы обратиться к врачу.

Глаза его подруги за стеклами очков угрожающе сузились, и он тут же счел за лучшее переменить тему. Можно подумать, он не знает, что его подруга достаточно умна и не уступит любому проявлению мужского шовинизма — она не позволит искалечить себя. — Итак, чем все это закончилось?

Генри отошел от окна. Ночь снова принадлежала ему. Он чуть не утратил ее, и утратил бы, не воспользуйся Вики столь удачно пожарным топориком. При всем том, что он не придал этому должного значения, Тауфик был прав, когда сказал, что никому не следует отправляться в одиночку в путешествие во времени. «Ты был один, — сказал он воспоминанию об эбеновых глазах. — Именно это и привело тебя к гибели. У меня же были спутники. У меня был друг, охранявший мою жизнь. Ты презрел человечество во имя собственного бессмертия. А я только пожертвовал дневным временем». Ужасающие сновидения закончились. Солнце ему больше сниться не будет.

Он повернулся спиной к окну, скрестив на груди руки и с нежностью глядя на Вики, смотревшую, в свою очередь, в глаза Селуччи.

— К счастью, бывшие ярые приверженцы культа Ахеха вспомнили достаточно значительные факты, и они у них совпали — включая весьма недвусмысленные галлюцинации в течение песнопений, о которых никто из них не пожелал говорить. Так что с этим покончено и, смею предположить, эти события никогда не получат сколько-нибудь внятного разъяснения. Твой инспектор Кэнтри оказался единственным из всех участников вакханалии, кто согласился узнать, что же происходило на самом деле. К утру остальные убедят себя, что оказались на какой-то сомнительной вечеринке, события на которой несколько вышли из-под контроля.

— Все, исключая заместителя генпрокурора, — добавила Вики из кресла. — Тауфик овладел его разумом настолько, что, когда он умер, от Дзотти просто ничего не осталось. Врачи говорят, что у него обширное кровоизлияние в мозг и, возможно, жить ему осталось недолго.

— Обширное кровоизлияние в мозг, — повторил Селуччи; глаза его сузились, когда он с подозрением уставился через всю комнату на Генри. — Что заставило их так считать?

Фицрой пожал плечами.

— Видишь ли, вряд ли наши эскулапы могли предположить, что его мозг был разрушен трехтысячелетним древним египтянином, магом-жрецом, пытавшимся освятить храм своего бога.

— Хм-м, действительно... А что вы думаете об этом боге? Тауфик мертв. А его бог?

— Разумеется нет! — рявкнула Вики, прежде чем Генри успел выговорить хотя бы слово. — Иначе не был бы мертв Тауфик.

— Послушай, Вики... — Майк вздохнул. — Я, должен тебе сообщить, на ногах уже почти сорок восемь часов и, возможно, соображаю сейчас не очень. Объясни мне наконец все это по-человечески.

— Бог Тауфика позволил ему умереть. Стало быть, не было особой необходимости оставлять его в живых.

— Но ведь Тауфик говорил, что его бог существует только благодаря ему. Что бог, в которого никто не верует, право на существование теряет.

Женщина раздраженно закатила глаза.

— Бог Тауфика имел последователей — людей, которые в него верили, — медленно и отчетливо проговорила она. — Так что поклонение для его существования не столь уж необходимо. Только вера.

— Но Тауфик ему поклонялся...

— Конечно, так и было; он продал свою душу за бессмертие, ведь это было его вкладом в сделку. Но он, кроме того, провел несколько тысяч лет в заточении, в саркофаге, и тогда — могу рискнуть головой — ни перед кем не преклонялся. Полагаю, его бог прекрасно сможет пережить смерть своего жреца. — Она поправила очки на переносице. — Думаю, Тауфик сделал что-то такое, отчего его бог пришел в ярость. Мы не знаем, что это было. Быть может, он не одобрил место для храма — хотя любой бог, черпающий силы из безнадежности и отчаяния, должен был бы чувствовать себя у нас прямо как дома, — а может быть, ему не пришлись по вкусу новые поклонники; или же ему не понравилось отношение Тауфика...

— Тауфик хотел, чтобы на него взирали как на всемогущего, — задумчиво произнес Фицрой, вспоминая разговор между ними.

— Не исключено, ты попал в цель. — Вики развела руками. — Быть может, бог опасался храмового переворота. Какова бы ни была причина, он решил отказаться от своего верховного жреца. У него не было лучшей возможности, так как ты, — она ткнула указующим перстом в сторону Генри, — столь же бессмертен, как и Тауфик.

Селуччи помрачнел.

— В таком случае Фицрой находится в опасности.

Вики пожала плечами.

— Как и все мы. Нам известно его имя. Как только мы спасуем перед безнадежностью и отчаянием, он набросится на нас, как политиканы на бесплатный буфет. Может быть, он не нуждается в адептах, чтобы выжить, но определенно они нужны ему для того, чтобы подкреплять свои силы. Все, что ему нужно для этого, — убедить одного из нас, а он расскажет двоим своим друзьям, а те, в свою очередь, каждый своим друзьям, и так далее, и тому подобное, и мы снова очутимся в том же дерьме. Если ему удастся поглотить Генри, он продержится дольше; но его может устроить и то, если попадемся ты или я.

— Так что, если подвести итог произнесенному в свойственной тебе велеречивой манере, — вздохнул Селуччи, — все это еще не закончилось. Мы победили Тауфика, но нам еще, возможно, предстоит сражение с богом Тауфика.

К его удивлению, Вики рассмеялась.

— Мы сражаемся с богом безнадежности и отчаяния всю свою жизнь, Майк. Теперь мы узнали его имя. И что с того? Все равно борьба от этого ни легче, ни сложнее не станет.

В следующий момент Селуччи уловил резкую перемену в ее настроении и беспокойно оглянулся на Генри, который, разумеется, также это почувствовал.

— А теперь я хочу сообщить кое-что вам обоим. — В ее тоне слышалось нечто похожее на смертельную угрозу. — Если кто-либо из вас когда-нибудь снова примется нести такую же снисходительную чушь, как сегодня ночью, я вырву из вас живьем сердца и вам же их скормлю. Я достаточно ясно выразилась?

Ответное молчание говорило о многом.

— Прекрасно. Рада, что мы с вами хорошо поняли друг друга.