111 И вслед за ним, как лань кавказских гор, Из комнаты пустилася бедняжка, Не распростясь, но кинув нежный взор, Закрыв лицо руками… Долго Сашка Не мог унять волненье сердца. «Вздор, — Шептал он, – вздор: любовь не жизнь!» Но утро Подернув тучки блеском перламутра, Уж начало заглядывать в окно, Как милый гость, ожиданный давно, А на дворе, унылый и докучный, Раздался колокольчик однозвучный. 112 К окну с волненьем Сашка подбежал: Разгонных тройка у крыльца большого. Вот сел ямщик и вожжи подобрал; Вот чей-то голос: «Что же, всё готово?» – «Готово». – Вот садится… Он узнал: Она!.. В чепце, платком окутав шею, С обычною улыбкою своею, Ему кивнула тихо головой И спряталась в кибитку. Бич лихой Взвился. «Пошел!»… Колесы застучали… И в миг… Но что нам до чужой печали? 113 Давно ль?.. Но детство Саши протекло. Я рассказал, что знать вам было нужно… Он стал с отцом браниться: не могло И быть иначе, – нежностью наружной Обманывать он почитал за зло, За низость, – но правдивой мести знаки Он не щадил (хотя б дошло до драки). И потому родитель, рассчитав, Что укрощать не стоит этот нрав, Сынка, рыдая, как мы все умеем, Послал в Москву с французом и лакеем. 114 И там проказник был препоручен Старухе-тетке самых строгих правил. Свет утверждал, что резвый Купидон Ее краснеть ни разу не заставил. Она была одна из тех княжен, Которые, страшась святого брака, Не смеют дать решительного знака И потому в сомненьи ждут да ждут, Покуда их на вист не позовут, Потом остаток жизни, как умеют, — За картами клевещут и желтеют. 115 Но иногда какой-нибудь лакей, Усердный, честный, верный, осторожный, Имея вход к владычице своей Во всякий час, с покорностью возможной, В уютной спальне заменяет ей Служанку, то есть греет одеяло, Подушки, ноги, руки… Разве мало Под мраком ночи делается дел, Которых знать и чорт бы не хотел, И если бы хоть раз он был свидетель, Как сладко спит седая добродетель. 116 Шалун был отдан в модный пансион, Где много приобрел прекрасных правил. Сначала пристрастился к книгам он, Но скоро их с презрением оставил. Он увидал, что дружба, как поклон — Двусмысленная вещь; что добрый малый Товарищ скучный, тягостный и вялый; Чуть умный – и забавен и сносней, Чем тысяча услужливых друзей. И потому (считая только явных) Он нажил в месяц сто врагов забавных. 117 И снимок их, как памятник святой, На двух листах, раскрашенный отлично, Носил всегда он в книжке записной, Обернутой атласом, как прилично, С стальным замком и розовой каймой. Любил он заговоры злобы тайной Расстроить словом, будто бы случайно; Любил врагов внезапно удивлять, На крик и брань – насмешкой отвечать, Иль, притворясь рассеянным невеждой, Ласкать их долго тщетною надеждой. 118 Из пансиона скоро вышел он, Наскуча всё твердить азы да буки, И, наконец, в студенты посвящен, Вступил надменно в светлый храм науки. Святое место! помню я, как сон, Твои кафедры, залы, коридоры, Твоих сынов заносчивые споры: О боге, о вселенной и о том, Как пить: ром с чаем или голый ром; Их гордый вид пред гордыми властями, Их сюртуки, висящие клочками. 119 Бывало, только восемь бьет часов, По мостовой валит народ ученый. Кто ночь провел с лампадой средь трудов, Кто в грязной луже, Вакхом упоенный; Но все равно задумчивы, без слов Текут… Пришли, шумят… Профессор длинный Напрасно входит, кланяется чинно, — Он книгу взял, раскрыл, прочел… шумят; Уходит, – втрое хуже. Сущий ад!.. По сердцу Сашке жизнь была такая, И этот ад считал он лучше рая. 120 Пропустим года два… Я не хочу В один прием свою закончить повесть. Читатель знает, что я с ним шучу, И потому моя спокойна совесть, Хоть, признаюся, много пропущу Событий важных, новых и чудесных. Но час придет, когда, в пределах тесных Не заключен и не спеша вперед, Чтоб сократить унылый эпизод, Я снова обращу вниманье ваше На те года, потраченные Сашей… 121 Теперь героев разбудить пора, Пора привесть в порядок их одежды. Вы вспомните, как сладостно вчера В объятьях неги и живой надежды Уснула Тирза? Резвый бег пера Я не могу удерживать серьезно, И потому она проснулась поздно… Растрепанные волосы назад Рукой откинув и на свой наряд Взглянув с улыбкой сонною, сначала Она довольно долго позевала. |
