Всю зиму 328 года до н. э. он провел в Согдиане. При взятии одной из крепостей ему попалась вся семья местного князя Оксиарта и, между прочим, красавица дочь его Роксана. Молодой царь пленился ее красотою и, отвезши ее в Бактрию, в следующем же году пышно отпраздновал свою свадьбу с нею. 16 веков спустя, когда Марко Поло проезжал по этой местности, он во всех преданиях и песнях находил намеки на это событие: большинство тамошних князей считали себя даже отпрысками этого союза и любили давать своим детям имя Искандера (ориентализованный Александр). Так долго жило эхо свадебных пиршеств в горах Средней Азии!
К сожалению, эти пиршества омрачились трагедией, уже третьей по счету. Среди многочисленных философов и ученых, сопровождавших Александра в его походах, двое пользовались его особенною дружбою. Анаксарх и Каллисфен, племянник Аристотеля. Первый из них, наглый и льстивый, вздумал по случаю свадьбы возвести Александра, по восточному обычаю, в божество, для чего и условился с некоторыми персами и мидянами предложить, в виде пробного шара, введение церемониала падения перед царем ниц. Александра позондировали и нашли весьма благосклонно расположенным к затее. И вот на пиру, когда вино уже порядком разогрело всем головы, Анаксарх встает и произносит длинную и искусную речь, в которой восхваляет деяния царя, объявляет их превышающими все, доселе достигнутое сынами человеческими, напоминает об оракуле Зевса Аммона и рекомендует оказать ему божеские почести. Персы и мидяне разразились шумными аплодисментами, но македонские и греческие гости хранили угрюмое молчание, не смея противоречить, но и не желая одобрить. Тогда поднялся со своего места Каллисфен и выразил от имени своего и своих друзей протест против этого нелепого предложения. Ему ответом были рукоплескания македонян и греков, но Александр молчал, тая злобу. Когда под конец вечера царь и его гости стали обмениваться лобзаниями, Каллисфен один не получил поцелуя и должен был уйти без приветствия. Философ тогда шутливо заметил, что он, в сущности, ничего не потерял, кроме поцелуя, но он ошибался: он потерял милости своего владыки и вскоре жестоко поплатился.
У него был друг и ученик Гермолай, молодой паж царя. Сопровождая однажды Александра на охоту и видя несущегося на них вепря, Гермолай бросил в животное копье и убил его. Царь рассердился: паж отнял у него добычу и за это был наказан прутьями и лишен коня. Гермолай поклялся отомстить и вместе с несколькими товарищами составил заговор с целью убить царя. Об этом, однако, узнали, и молодые заговорщики были арестованы и казнены. Перед смертью их пытали, но они никого не выдали, что не помешало Александру впутать и Каллисфена, обвиняя его в подстрекательстве. Дело ничем не было доказано, но Каллисфен был подвергнут пытке, а потом казнен, ко всеобщему негодованию старых македонян.
Пробыв два года в Согдиане и Бактрии, Александр в апреле 326 года до н. э. переходит Инд и, покорив тамошнее княжество Таксиллу, подступает к первой из рек Пенджаба – Идаспу (Джелем). По ту сторону стоял, поджидая его, знаменитый Пор, князь индийский, имевший в своем распоряжении прекрасно вооруженную армию с целым отрядом дрессированных слонов. Это был самый сильный враг, с каким когда-либо Александру приходилось иметь дело, и победа, одержанная здесь в июне, делает честь его гению больше, нежели все предыдущие. Рядом смело задуманных и столь же смело выполненных маневров ему удалось обмануть бдительного Пора и переправиться через реку с частью фаланги и конницы. Рассеяв встречный отряд в 2 тысячи человек, он искусной диверсией заставил Пора открыть всю свою первую линию для атаки фаланги, после чего ему было нетрудно опрокинуть раньше центр, а потом и оба крыла. Почти две трети индусской армии легло на поле сражения; остальные же, раненые и бежавшие, попали в плен, и в том числе сам Пор. Приведенный в цепях к победителю, он держался, однако, гордо и независимо, и на вопрос, как с ним обращаться, ответил с достоинством: “Как с царем”. Александр сразу оценил этого человека: возвратив ему все его владения, он заключил с ним дружбу и союз на вечные времена.
Дебют в Индии был, таким образом, весьма удачен, и, торжественно отпраздновав победу, царь двинулся дальше на восток. Предварительно, однако, он приказал заложить два города: один – Никею, на восточном берегу Идаспа, в честь победы, а другой – Буцефалию, на западном, в память о любимом коне, который пал в этом месте. Назидательные историки старательно отмечают факт, что знаменитому коню было тогда тридцать лет – ровно столько, сколько его господину. Александр победоносно прошел всю местность вплоть до второй реки, Пенджаб, переправился через нее по плоту из лодок и набитых соломою шкур, столь же беспрепятственно перешел третью и, разрушив столицу тамошнего княжества Сангалу, подступил к четвертой реке, Гифазис. По ту сторону лежала большая безводная пустыня в 10 или 12 дней пути, а за нею, у желтых вод священного Гангеса, обитало племя гандоридов, самое многочисленное во всей Индии. Рассказы о чудесах и сокровищах этой неведомой страны давно уже наполняли воображение Александра обольстительными картинами, и теперь, стоя на берегу Гифазиса, он мог с волненьем грезить о том, как он проникнет в этот край, куда доселе не ступала нога европейца, и удостоверится своими глазами в справедливости слухов. Но каково было его разочарование, когда на приказание наводить мосты солдаты ответили решительным отказом! Они прошли бесчисленные страны; они видали края, не посещенные даже Геркулесом и Дионисием; они одержали множество побед и овладели несметными богатствами. Ужели им надо еще углубляться в места, про которые никто не знает, где они и что они? Не лучше ли вернуться домой и наслаждаться плодами своих многолетних трудов? Ведь многие, что с ними вышли из дому, погибли от голода, холода, болезней и меча, не вкусив никаких радостей: ужели и им, состарившимся в боях, предстоит никогда не увидеть своей родины и своих близких – отцов, матерей, жен и детей? Нет, пора возвращаться: пусть Александр отведет их назад в Македонию и тогда предпринимает, если хочет, новые экспедиции с новыми людьми. С них довольно: “умеренность в успехе – лучшая добродетель”.
Александр был вне себя от боли и негодования; но как он ни старался, как ни упрекал, молил и угрожал, солдаты оставались непреклонными. После двухдневной борьбы ему пришлось уступить: воздвигнув на берегах Гифазиса 12 колоссальных алтарей для обозначения крайнего предела своих завоеваний, он дал ряд военных празднеств и осенью 326 года до н. э. вернулся назад к Идаспу. Это было его первое поражение и притом от руки собственных солдат, – и, затаив месть, он поклялся добиться своего без их помощи.
Вместо того, чтоб пойти обратно тою же дорогою, какою пришел, он решил возвращаться южным побережьем Азии и зараз, в видах будущей экспедиции, исследовать морской путь от Инда до Евфрата: в случае годности его он думал перевести войска прямо к тому месту, где ему пришлось отступить, и возобновить завоевания с того пункта, на котором он остановился. С этой целью он выстроил флот в 2 тысячи кораблей и, поместив его под начальство Неарха, сам поплыл с ним к устью Инда в то время, как армия следовала вдоль обоих берегов. Путешествие длилось 9 месяцев, вплоть до июня 325 года до н. э., прерываясь частыми экспедициями в прилежащие местности. В одной из них он едва не погиб жертвой своей безрассудной смелости. Жители города Маллова заперлись в своей цитадели и ни за что не хотели сдаваться. Александр решился на приступ и, не дожидаясь, пока принесут все лестницы, схватил одну из них, приставил к стене и под градом стрел взобрался на стены. За ним поспешили двое из его телохранителей и солдат Абреас, и все вчетвером принялись очищать стены от неприятеля. Стоявшие внизу солдаты молили его спрыгнуть обратно им на руки; но он, крикнув, чтобы все, любящие его, последовали за ним, соскочил вместе с товарищами в самую цитадель. Вмиг масса индусов лежала убитыми и ранеными, но Абреас пал, пронзенный стрелою, и сам Александр получил тяжелую рану в грудь. Он еще продолжал драться, пока хватало сил; но истощение взяло свое, и он упал замертво. Вероятно, он тут бы и погиб, если бы в этот момент не ворвалась остальная армия и не отбила его. За это, конечно, маллы были разгромлены дотла, но и Александр чуть не умер от раны. К счастью, он выздоровел, и в тот день, когда он впервые мог выйти к армии, был свидетелем необычайного зрелища: горы и дол дрожали от рукоплесканий и криков ликующих солдат. Со слезами радости они обступали своего вождя со всех сторон, целовали ему руки, ноги, платье, закидывали цветами и всячески выражали свою безграничную преданность и любовь. Он был тронут и, щедро наградив армию, некоторое время провел в отдыхе и празднествах. Но вскоре он опять принялся за прерванное путешествие. Он доплыл с флотом до того места, где Инд разветвляется на два рукава, и, исследовав их во всем течении, велел Неарху плыть дальше по Персидскому заливу до Тигра. Сам же со своей армией он пошел сушею, дабы подробно изучить местность. Он прошел страну арабитов и оритов и углубился в пустыню Гедрозии (Белуджистанский Мекран), самую большую и страшную, какую он когда-либо проходил. По раскаленному песку, страдая от зноя, голода, жажды и жгучих ветров, он шел с армией в течение целых двух месяцев, оставляя за собою каждый день множество трупов. Три четверти войска и скота погибли в этом ужасном марше, и только горсть, истощенная и полубезумная, достигла каким-то чудом Пура, главного города сатрапии. Говорят, что двое солдат, нашедши однажды небольшую лужу, зачерпнули из нее в свои шлемы и принесли Александру испить; но он отказался от такого подарка и, вылив воду на песок, сказал, что предпочитает терпеть жажду наравне с остальными. Это поддержало бодрость солдат и успокоило их строптивость.
