– Бесподобно.

Рубен стоял на растрескавшемся тротуаре, глядя на расположенное на другой стороне Бэлэнс-стрит, зажатое между винным погребком справа и сборным пунктом Армии спасения слева скромное двухэтажное здание со сверкающей новенькой вывеской: «Дж. Хэйес, доктор медицины». Ниже было приписано более мелким шрифтом: «Лечение без боли».

– Бесподобно, – повторил он. – Как вам удалось так быстро все подготовить?

Док Слотер раздавил каблуком окурок и потянулся в карман за новой папироской.

– Я сохранил все свое врачебное оборудование с прежних времен, ничего не выбросил, – пояснил он. – Мне потребовалось часа два, чтобы все перевезти и расставить по местам. Вчерашнюю ночь я провел вон там, наверху, – и он указал на немытое окно второго этажа.

– Ну и как спалось?

– Было шумновато.

Рубен понимающе кивнул. Соседство и вправду нельзя было назвать тихим.

– А пациенты у вас уже есть? – спросил он полушутя.

– Пока еще нет.

– А что бы вы стали делать, если бы кто-нибудь пришел на прием?

Док одарил его одной из своих замогильных улыбок:

– Стал бы его лечить.

Они гуляючи дошли до Пасифик-стрит и повернули налево. Стоял обычный для Сан-Франциско летний день: сырой, холодный и промозглый. Все казалось Рубену знакомым и вызывало неприятные воспоминания – вот на этих самых улицах, неприветливых и убогих, они с Грейс заблудились в тумане. Док спросил, не хочет ли Рубен взглянуть на складское помещение, арендованное им на Эмбаркадеро. Рубен ответил, что в этом нет необходимости, но поинтересовался стоимостью аренды.

– Двадцать долларов в месяц. Пришлось заключить договор сразу на полгода и уплатить за два месяца вперед.

– Мошенники, – машинально откликнулся Рубен. – Терпеть не могу выбрасывать деньги на ветер.

– Но это необходимо! Уинга надо убедить, что у нас есть законное хранилище для его отравы, иначе он не отдаст нам деньги, сколько бы я ни совал ему под нос свои солидные бумаги.

Бумаги Дока Рубен уже успел просмотреть. Как всегда, они были безупречны. Подлинные шедевры. Док превзошел самого себя.

– А как только он передает нам деньги, мы просто исчезнем.

– Это просто только на первый взгляд, – осторожно возразил Док. – А вдруг он выдаст нам чек?

– Он этого не сделает. Он не может совершить сделку открыто и прекрасно это знает. Вы откроете счет в банке, а он передаст вам деньги наличными, чтобы купить опиум, и потребует от вас чек на имя поставщика в Турции, или где там эта гадость производится. –Угу.

– Но вместо этого вы растворитесь в бесконечном мире белых дьяволов, и больше он вас никогда не увидит.

Суровое лицо Дока просветлело.

– С половиной выручки, – радостно уточнил он.

«Клеймонт-отелю» было, конечно, далеко до «Паласа», но он оказался чистеньким и тихим. Грейс решила, что в его полутемных апартаментах ощущается особая атмосфера, придающая помещению европейский лоск. Она вошла в комнату Генри, смежную с ее собственной, и, как всегда, остолбенела от неожиданности. Уже столько лет прошло, но она никак не могла привыкнуть к его перевоплощениям. Он ничего особенного не сделал: сбрил усы и волосы на макушке, да еще нацепил очки в роговой оправе. Но узнать его было невозможно.

– Ты выглядишь как новорожденный младенец, получивший университетский диплом еще в материнской утробе.

Не далее как этим утром она заявила, что он похож на веселого монаха эпохи Возрождения, украшающего манускрипты цветными заставками.

Генри так и расцвел, услыхав похвалу, даже отложил в сторону книгу, которую читал сидя у окна.

– Не понимаю, как я раньше до этого не додумался! Сколько возможностей упущено! Грейс присела на край его кровати.

– Все это, конечно, здорово, но слишком рискованно, – предостерегающе заметила она, – так что лучше оставь свои фантазии. Рассмотрев получше, я бы тебя обязательно узнала, и точно так же узнает любой, кто достаточно хорошо с тобой знаком.

Он начал было спорить, но она сразу перебила его вопросом:

– Рубен вернулся?

– Пока еще нет. Пора бы ему уже… А вот и он! Оба они повернулись на звук щелкнувшего дверного замка. Дверь отворилась, и в комнату вошел Рубен.

То, чего ей больше всего хотелось, – броситься ему на шею, обнять покрепче, поцеловать, – делать было нельзя. Соблюдение тайны придавало их роману – и без того бурному – дополнительную остроту и пряность запретного плода. Разумеется, Грейс особенно не обольщалась и не думала, что ее сдержанность может кого-то обмануть: Генри наверняка уже . обо всем догадался, а Ай-Ю, как всегда, знал все и даже больше. И все-таки ей казалось, что, скрывая от посторонних глаз свою страсть к Рубену, она ведет себя как подобает приличной даме.

Она, конечно, понимала, что это самообман: ведь до сих пор само понятие о приличиях было для нее весьма расплывчатым да и несущественным при ее образе жизни. И все же в последнее время Грейс все чаще ловила себя на мыслях о Люсиль Уотерс. Как ловко ей удавалось сохранять безупречный фасад и репутацию настоящей леди и при этом на протяжении нескольких лет спать с Генри, о чем Грейс было достоверно, известно. Должно быть, это как деньги – или Они у вас есть, или их нет. Грейс не знала, обладает ли она сама этим качеством, но, если бы Рубен попросил ее отбросить осторожность, она бы так и поступила. Она встала бы на голову, если бы он захотел.

– Привет, – бросил он как ни в чем не бывало, но при этом послал ей тайный взгляд, полный страсти. – Ай-Ю еще не вернулся?

– Пока нет, – ответил Генри, поднимаясь с кресла. – Как прошел разговор с доктором?

– Прекрасно, у него все готово. Видели бы вы его приемную! Невероятное убожество. Это настоящее произведение искусства. Пакгауз он тоже арендовал и все бумаги оформил. Теперь остается только ждать.

Грейс встала, подошла к окну и вновь вернулась на свое место.

– Все утро она так мечется, – сообщил Генри, переходя на театральный шепот.

– Почему?

Их невозмутимость потрясла ее.

– Кто-то же должен волноваться! Вдруг что-то пойдет не так? – вспыхнула она. – Вы двое… А впрочем, о чем с вами говорить!

Она бессильно развела руками и возобновила хождение от кресла к окну и обратно.

– Может, ты все-таки утихомиришься? – предложил Генри со своим обычным спокойствием, бесившим ее до чертиков. – Этот Уинг по сути ничем не отличается от любого другого жирного гуся из тех, что нам приходилось ощипывать. Им движет алчность, а она, как известно, ослепляет. Он бы не заметил никаких пробелов в нашем плане, даже если бы они там были, а ведь их там нет.

– К тому же, – добавил Рубен, – мы отвлечем его внимание от сомнительного настоящего, развернув перед ним золотую и радужную картину будущего. Он так и не заметит одного-единственного обманного трюка прямо у себя под носом. Представь себе. Гусси, что это игра в наперстки.

– – Точно! – одобрительно кивнул Генри. Их самоуверенность не только не успокоила Грейс, но, напротив, заставила ее встревожиться еще больше;

– А что, если вы оба ошибаетесь? Если он обведет нас вокруг пальца с такой же легкостью, как и в прошлый раз? Что, если он нас убьет?

Неизвестно, каким образом, но Рубену передалась невыносимо покровительственная манера Генри.

– Прежде всего, – снисходительно заметил он, – напрасно ты говоришь о «нас». Никаких «нас» нет. Иметь с дело с Кай-Ши будем я и Док, а вы с Генри будете тихо сидеть в гостинице и носа не высовывать.

В особенности ты, Грейс, и близко к нему не подойдешь.

– Верно, – поддержал его Генри.

– Без меня у вас ничего не выйдет, – возразила она.

– Почему нет?

– Потому что он потребует моего участия. Я же тебе говорила, он положил на меня глаз.

– Ему придется это пережить.

Рубен говорил небрежно, но она знала, что это только для виду. Он сказал бы больше, .если бы они остались наедине, но ему приходилось ради нее скрывать от Генри свою неистовую ненависть к Уингу. Иногда Грейс начинала гадать, что сделал бы Генри, если бы узнал всю правду о том, что произошло в ту ночь в доме Уинга.