Глава V
Воцарение Александра I. – Комиссия составления законов. – Поездка Дюмона в Петербург. – Популярность Бентама в высшем русском обществе. – Отношение к нему Сперанского и адмирала Мордвинова. – Перевод статей Бентама на русский язык. – Борьба революционеров. – Назначение барона Розенкампфа. – Падение Сперанского. – Драма слабости и неискренности. – Переписка Бентама с Александром I. – Священный союз
С воцарением молодого императора, окруженного любимыми сверстниками и просвещенными сановниками, началось в России реформаторское движение, предвещавшее блестящую будущность стране. Ближайшие друзья императора, например князь Кочубей, граф Строганов, князь Адам Чарторыйский, Новосильцов и другие, были озабочены составлением проекта гражданского и уголовного кодексов. С этой целью была образована «Комиссия составления законов», во главе которой стоял сначала М. М. Сперанский, а затем остзейский юрист, барон Розенкампф, считавшийся тогда пламенным почитателем Бентама. Правительство обратилось к известнейшим юристам за границей, прося их содействия в таком важном деле, как кодификация законодательства, находившегося тогда в самом неудовлетворительном состоянии. Многим из высших представителей русского общества были знакомы труды Бентама, недавно появившиеся во французском переводе Дюмона. Некоторые из видных деятелей этой эпохи, посещавшие Англию, были лично знакомы с Бентамом – адмирал Мордвинов, Чарторыйский, братья Воронцовы, Салтыков и Сперанский. С целью распространения в русском обществе идей своего учителя Дюмон в 1802 году отправился в Петербург, где нашел радушный прием.
Задача Дюмона значительно облегчилась известностью, которою уже пользовался в России его учитель.
«Сочинение Бентама ставят выше всего, что ему предшествовало. Поверите ли, – писал Дюмон в июне 1803 года своему другу Ромильи, – что в Петербурге было продано моего Бентама столько же экземпляров, сколько в Лондоне. Сто экземпляров были проданы в очень короткое время, а книгопродавцы все требуют нового запаса. Это доставило мне благосклонность многих лиц, которою при случае воспользуюсь. Книге удивляются, а издатель скромно принимает свою долю в этом удивлении».
Сообщая своему другу городские слухи о характере императора и его ближайших сотрудников, выразив сомнение в способности Розенкампфа справиться с возложенной на него задачей, Дюмон следующим образом характеризует тогдашних русских юристов.
«Если бы Вы знали, – писал он, – что такое здешний адвокат или вообще юрист – Вы бы покраснели за честь своей профессии.[4] А судьи! Вы, в Англии, не можете себе составить понятия о здешней магистратуре. Я уверен, что через 10 лет всё здесь переменится».
Уверенность почтенного переводчика Бентама была преждевременная. Понадобилось 63 года, чтобы непривлекательный тип тогдашнего судьи, который был долгое время самым благодарным сюжетом для сатиры Грибоедова, Гоголя и Салтыкова, мог преобразиться в достойного члена настоящей магистратуры, созданной «Судебными Уставами» императора Александра II.
«России нужны законы, – читаем в письме одного из образованнейших людей своего времени, Н. А. Саблукова, к Самуилу Бентаму. – Не только Александр I желает дать ей кодекс, Россия сама его требует. Пусть Иеремия Бентам приготовит этот кодекс. Я не знаю Бентама, но говорю самому себе: если он умрет, не составив кодекса, он будет неблагодарен Творцу, наградившему его такими умственными дарованиями. Книга Вашего брата удовлетворяет одинаково душу, сердце и ум, она наполняет душу энтузиазмом, сердце добродетелью и разгоняет душевный мрак. Я – русский, мой инстинкт не дает мне покоя. Я желаю своему отечеству обладать теми истинами, которые благодетельный гений Бентама создал для всего человечества».
Такого же мнения о Бентаме был и знаменитый адмирал граф Н. С. Мордвинов, в восторженных выражениях характеризовавший его в своем письме к генералу Самуилу Бентаму.
«Я желаю поселиться в Лондоне, – писал адмирал, – и познакомиться с Вашим братом. В моих глазах он один из четырех гениев, которые сделали и сделают всего больше для счастья человечества: Бэкон, Ньютон, Адам Смит и Бентам. Каждый из них – основатель новой науки, каждый – творец. Я держу в запасе некоторую сумму с целью распространения того света, который исходит из творений Бентама».
Мордвинов был одним из самых горячих и убежденных поборников идей Бентама в русском обществе и в высших правительственных сферах. Через его руки шла переписка Бентама с государем. Бентам называл адмирала своим уполномоченным, снабженным «carte blanche». «В Вас, – писал ему Иеремия, – я вижу просвещенного друга Вашего отечества и испытанного друга моего брата. С нетерпением жду того момента, когда мне можно будет пожать Вашу руку в моем уединении».
Эти вполне дружеские отношения между Мордвиновым, Сперанским и Бентамом продолжались все время, несмотря на перемену обстоятельств. Когда в 1823 году вышло полное собрание сочинений Бентама, последний послал два экземпляра своим русским друзьям, Мордвинову и Сперанскому, выразив свое удовольствие, что оба находятся в хороших отношениях, что, по его словам, «не всегда бывает между товарищами в таких правлениях, как ваше, не говоря о других правлениях». Мордвинов был в восторге от этого подарка и горячо благодарил философа за присылку его сочинений, которые «ученый мир почитает, а я изучаю с усердием ученика, удивляющегося всему, что выходит из-под пера его учителя. Мне случалось в качестве председателя департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета подкреплять свои аргументы в важных процессах Вашими просвещенными суждениями». Учитель ответил шутливым посланием, что, не получая долго ответа от своих учеников, он полагал, что они, вероятно, бросили в печку его сочинения или их сослали в Сибирь за хранение подобных книг.
Немало содействовал и Сперанский распространению теорий Бентама; он принял личное участие в переводе на русский язык избранных мест его сочинений. Сперанскому, бывшему правой рукой тогдашнего министра Кочубея, было легко следить за успешным ходом перевода не с английского подлинника, а с французской переделки Дюмона, имя которого переводчик обрусил.[5]
Этот перевод появился разновременно, в 3 томах, в 1805, 1806 и в 1811 годах. Но раньше его появления читающая публика могла составить себе понятие о Бентаме по статьям, печатавшимся о нем в первом русском официальном издании министерства внутренних дел, появившемся в 1804 году под заглавием «СПб. журнал». В этом журнале печатались статьи о госпиталях, «Мысли славного Бэкона о правительстве», мнения Бентама «О распространении познания законов», «О свободе книгопечатания». Для ослабления резкого суждения Бентама о цензуре приводились мнения каких-то анонимов, что цензура вещь преполезная. Кроме многочисленных статей, извлеченных из сочинений Бентама, читающую публику знакомили с сущностью «Платоновой республики», с «Мнениями греческих философов о правлении», с учением Адама Смита, со способами истребить нищенство, с сущностью келейной системы, практиковавшейся в филадельфийских тюрьмах, писали о свободе печати, о злоупотреблении привилегиями и так далее. Словом, затрагивались такие серьезные вопросы общественной жизни, которые представляли для русских читателей совершенную прелесть новизны. И все это печаталось на страницах официального органа министерства внутренних дел. Не надо забывать, что инициатором и вдохновителем этого органа был М. М. Сперанский. Этот энергичный, высокодаровитый деятель носился тогда с мыслью о коренных реформах государственного строя на новых началах, желал покончить навсегда со стариной, или, как он любил выражаться, «trancher dans le vif, tailler en plein drap». Правительство в лице своих лучших представителей желало обновления общественной жизни, насаждения законности, распространения просвещения. Темные силы, таившиеся в недрах служилого сословия, тяготевшие к заветной для них старине, не жалели труда, чтобы по возможности затормозить поступательное движение вперед. Эти-то силы приобрели влиятельных союзников и покровителей у себя и за границей. Во главе группы реформаторов-борцов стояли Сперанский, Мордвинов, Салтыков, Чарторыйский, Чичагов и другие деятели, одушевленные идеями Бентама. Представителями отсталых элементов русского общества явились барон Розенкампф, Шишков, Магницкий, Аракчеев, архимандрит Фотий; они пользовались сочувствием всемогущего в то время австрийского дипломата Меттерниха. Между идеями Бентама и деятельностью Меттерниха – этого Бисмарка первой половины истекающего столетия – лежала целая бездна. Излишне прибавлять, что победа оказалась не на стороне последователей лондонского отшельника-философа.
