Понятно после этого, что роман Писемского был встречен общим негодованием почти всей прессы. На Писемского восстали не одни критики прогрессивных органов в лице М.А. Антоновича в “Современнике” и Зайцева в “Русском слове”, но и умеренные, полуконсервативные “Отечественные записки” не могли не увидеть во “Взбаламученном море” нелепого пасквиля на молодое поколение. Одним словом, Писемский вооружил против себя людей самых противоположных взглядов и никому не угодил. Но всего более покоробило в романе Писемского всех благомыслящих людей то обстоятельство, что писатель, способный создавать такие чисто гоголевские типы, как Иона-циник, унизился до грубого шаржа, выставив ряд безобразных карикатур, в которых под прозрачными псевдонимами легко было узнать общеизвестных личностей, парадировавших [7] в то время на арене общественной жизни. В одном этом обнаруживался уже упадок таланта.
ГЛАВА VI
Последний, московский, период жизни Писемского. – Его материальное положение. – Произведения этого периода. – Упадок таланта и популярности. – Болезни. – Юбилей – двадцатипятилетие литературной деятельности Писемского. – Участие в празднествах по случаю открытия памятника Пушкину. – Смерть. – Мнение П.В. Анненкова о Писемском как человеке и писателе
С переездом Писемского в 1863 году в Москву начинается новый и последний период его жизни. Первоначально Писемский пристроился к “Русскому вестнику”, приняв руководство беллетристическим отделом журнала. В 1866 же году он поступил по протекции министра внутренних дел П.А. Валуева в советники губернского правления. Вообще в материальном отношении в этот период жизни Писемский был так обеспечен, как никогда прежде, и достиг, по-видимому, того, чего добивался всю жизнь. Литературный труд его теперь оплачивался очень дорого, по 250 рублей за лист, вследствие чего за свои романы он получал довольно крупные куши, тысяч в двенадцать, в десять. За комедию “Финансовый гений” “Газета Гатцука” заплатила ему тысячу рублей. При таких условиях, будучи природным скопидомом, Писемский настолько со временем округлил свое состояние, что смог оставить редакторские обязанности в “Русском вестнике”, а в 1873 году и службу. В конце шестидесятых годов в Москве, в Борисоглебском переулке на Поварской, Писемский купил небольшой клочок земли, под собственным наблюдением обстроил его чистыми наемными помещениями и, замечательно использовав пространство своих владений, построил для себя на дворе особый флигель с садиком, отделав его для спокойной трудовой жизни очень тщательно.
Казалось, ничто не препятствовало Писемскому спокойно, мирно и счастливо доживать в своей семье последние годы своего существования. Тем не менее, этот последний период был самым мрачным во всей его жизни, и под личиной внешнего благосостояния таилось много горя и душевных страданий.
Начать с того, что в литературной деятельности Писемского после “Взбаламученного моря” и “Лгунов” (напечатанных в “Отечественных записках” в 1864 году), последовал резкий перелом, и, достигнув в вышеозначенных произведениях предельного развития своего творчества, Писемский с поразительной быстротой покатился вниз. По крайней мере все последующие произведения, появившиеся позже 1864 года, целою пропастью отделяются от предыдущих; в них и следа нет прежнего Писемского, и все они обнаруживают такой значительный упадок таланта, подобного которому вы не найдете в русской литературе.
Таковы были, во-первых, напечатанные во “Всемирном труде” М.А. Хана в 1867 и 1868 годах три трагедии Писемского: “Самоуправцы”, “Бывые соколы” и “Поручик Гладков”. В 1869 году в “Заре” печатался роман “Люди сороковых годов”, известный нам по тем автобиографическим материалам, которые мы из него извлекли. В 1871 году в “Беседе” появился роман “В водовороте”.
Затем Писемский написал ряд комедий-памфлетов, в которых он клеймил язву того времени – различного рода финансовых тузов: концессионеров, директоров банков и акционерных предприятий, биржевых игроков, червонных валетов и т. п. Таковы созданные в период с 1873 по 1876 год комедии его “Подкопы”, “Ваал”, “Просвещенное время” и “Финансовый гений”. Писемский большое значение придавал этим своим произведениям. Так, в одном письме он, между прочим, говорит:
“Сначала я обличал глупость, предрассудочность, невежество, смеялся над детским романтизмом и пустозвонными фразами, боролся против крепостного права, преследовал чиновничьи злоупотребления, обрисовывал цветки нашего нигилизма, которого теперь уж созревают плоды, и в конце концов принялся за сильнейшего, может быть, врага человеческого, за Ваала и за поклонение золотому тельцу, и только в прошлом году был глубоко утешен тем, что мещане и купцы (что под этими кличками я разумею – вы уясните себе из романа моего “Мещане”) отодвинуты на задний план и в массе случаев опозорены. Открылось воочию всех, что мошенничества разных предпринимателей и поставщиков колоссальны, что торговля идет на постыднейшем обмане; банковские воровства чуть не каждодневно совершались и совершаются, и под всею этою мерзостью, как чистые ангелы, воссияли наши солдаты и офицеры, – но довольно. Всего не перескажешь, что кипит и волнуется в моей уж, кажется, старческой душе”.
Подобное высокое мнение о своих обличительных комедиях Писемский составил, конечно, под живым впечатлением сценического успеха их. Он отмечал, что публика, помимо аплодисментов, словесно благодарит его за то, что он “хоть на сцене по крайней мере казнит этих негодяев, до которых суду еще долго не добраться”.
Но успех этот был крайне относителен и эфемерен и основывался исключительно на сенсационном представлении на сцене в грубом шарже личностей, в которых публика узнавала знакомых ей деятелей финансового мира. Поэтому пьесы Писемского не могли долго держаться на сцене, скоро теряя интерес дня. Как ничтожно в то же время было их художественное значение, можно судить по тому, что даже дружественный Писемскому журнал “Русский вестник” не решился напечатать его пьесу “Финансовый гений” на своих страницах, о чем Писемский сообщает в письме к П.В. Анненкову:
“Через Тургенева я вчера послал вам экземпляр моей новой пьески, именуемой “Финансовый гений”, которую, как вы увидите, я напечатал в маленькой газетке Гатцуга вследствие того, что с этой пьеской произошел странный случай. Я отправил ее в “Русский вестник” как в единственный журнал, с которым у меня сохранились некоторые отношения, но, увы! и там из разных, как мне говорили, новых сотрудников образовалась враждебная мне партия, которая поспешила мне возвратить мою рукопись, за негодностью к напечатанию”.
После падения “Финансового гения”, который едва выдержал три представления, Писемский снова принялся за романы и в последние четыре года своей жизни написал их два – “Мещане” и “Масоны”.
Оба эти романа были так бесцветны, вялы и скучны, что даже И.С. Тургенев, отзывавшийся о последних произведениях Писемского крайне снисходительно и всячески старавшийся ободрить его, писал ему после чтения “Мещан”:
“Чтение “Мещан” доставило мне много удовольствия, хотя, конечно, поставить этот роман на одну высоту с “Тысячью душ”, “Взбаламученным морем” и другими вашими крупными вещами нельзя; но вы сохранили ту силу, жизненность и правдивость, которые особенно свойственны вам и составляют вашу литературную физиономию. Виден мастер, хотя и несколько усталый, думая о котором, все еще хочется повторить: “Вы, нынешние, нутка [8]!”
Писемский отвечал ему на это: “Касательно романа вы совершенно справедливо сказали: я действительно устал писать, а еще более этого – жить, тем более что хоть, конечно, старость не радость для всех, но у меня она особенно уже нехороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему”.
