Те же и лакей.

Марья Ивановна (не слушает мужа и обращается к лакею). Сливок кипяченых принесите.

Николай Иванович. И в Евангелии я нашел ответ, что живем мы никак не для себя. Открылось это мне ясно, когда я раз стал думать над притчей о виноградарях. Знаешь?

Марья Ивановна. Знаю, да, работники.

Николай Иванович. Эта притча почему-то мне яснее всего показала, в чем была моя ошибка. Я думал, как те виноградари, что сад их собственность, что моя жизнь – моя, и все было ужасно; но только что я понял, что жизнь моя – не моя, но что я послан в мир, чтоб делать дело божье.

Марья Ивановна. Да что ж, это мы все знали.

Николай Иванович. Ну, если знали, так не можем же мы продолжать жить, как мы живем, когда вся жизнь наша не только не есть исполнение воли его, а, напротив, беспрестанное нарушение ее.

Марья Ивановна. Да чем же она нарушает, когда мы живем, не делая никому зла?

Николай Иванович. Как не делаем никому зла? Вот это-то и есть понимание жизни, как те виноградари. Ведь мы...

Марья Ивановна. Да я знаю притчу. Ну, что он всем дал поровну.

Николай Иванович (после молчания). Нет, это не то. Но одно, Маша, подумай о том, что жизнь только одна и что мы можем или прожить ее свято, или погубить ее.

Марья Ивановна. Я не могу думать и рассуждать. Я ночи не сплю, я кормлю, я весь дом веду, и вместо того чтобы мне помочь, ты мне говоришь то, чего я не понимаю.

Николай Иванович. Маша!

Марья Ивановна. Вот теперь еще эти гости.

Николай Иванович. Нет, мы договоримся. (Целует ее.) Да?

Марья Ивановна. Да, только ты будь такой, как прежде.

Николай Иванович. Я не могу, но ты послушай.

Слышен звук бубенчиков и подъезжающего экипажа.

Марья Ивановна. Теперь некогда, приехали. Я пойду к ним. (Уходит за угол дома. Туда же идут Степа, Люба.)

Ваня (перепрыгивает через скамейку). Я не бросаю. Мы доиграем. Люба! Ну, что?

Люба (серьезно). Пожалуйста, без глупостей.

Александра Ивановна с мужем и Лизанькой входят на террасу. Николай Иванович ходит в раздумье.

Николай Иванович, Александра Ивановна, Петр Семенович и Лизанька.

Александра Ивановна. Ну что же, убедил?

Николай Иванович. Алина! То, что происходит между нами, великое дело. И шутки тут неуместны. Не я убеждаю, а жизнь, а истина, а бог, вот кто убеждает, и потому она не может не убедиться, не нынче, так завтра, не завтра, так... Ужасно то, что всегда всем некогда. Это кто же приехал?

Петр Семенович. Черемшановы, Catiche Черемшанова, которую я не видал восемнадцать лет. Последний раз мы виделись с ней, когда вместе пели «La ci darem la mano». (Поет.)

Александра Ивановна (на мужа). Пожалуйста, ты не перебивай и не воображай, что я с Nicolas поссорюсь. Я говорю правду. (К Николаю Ивановичу.) Я нисколько не смеюсь, но мне странно было то, что ты хотел убеждать Машу тогда, когда она именно решилась поговорить с тобой.

Николай Иванович. Ну, хорошо, хорошо. Вот они идут. Скажи, пожалуйста, Маше, что я буду у себя. (Уходит.)

Там же в деревне, через неделю. Сцена представляет большую залу. Накрытый стол: самовар, чай и кофе. У стены рояль, шкапчик с потами. За столом сидят: Марья Ивановна, княгиня и Петр Семенович.

Марья Ивановна, Петр Семенович и княгиня.

Петр Семенович. Да, княгиня. Давно ли, кажется, вы пели Розииу, а я... Теперь я и в дон Базилио не гожусь...

Княгиня. Теперь дети могли бы петь. Только другие времена.

Петр Семенович. Да, позитивные... Но ваша княжна очень серьезно – хорошо играет. Что же они, неужели спят еще?

Марья Ивановна. Да вчера ездили верхом при лунном свете. Вернулись очень поздно. Я кормила и слышала.

Петр Семенович. А когда моя благоверная возвращается? Вы послали за ней?

Марья Ивановна. Да рано еще, уехали. Она скоро должна быть.

Княгиня. Неужели Александра Ивановна только затем и поехала, чтобы привезти отца Герасима?

Марья Ивановна. Да, вчера ей пришла эта мысль, и тотчас же полетела.

Княгиня. Quelle énergie! Je l'admire [27].

Петр Семенович. Oh, pour ceci ce n'est pas ce qui nous manque [28]. (Вынимает сигару.) Впрочем, пойду курить и с собаками гулять по парку, пока молодежь встанет. (Уходит.)

Марья Ивановна и княгиня.

Княгиня. Я не знаю, милая Марья Ивановна, но мне кажется, что вы слишком берете все это к сердцу. Я понимаю его. Это такое высокое настроение. Ну и что ж, если он и будет раздавать бедным? Мы и так слишком много о себе думаем.

Марья Ивановна. Да если бы это ограничилось этим, но вы не знаете его, не знаете всего. Это не помощь бедным, а это полный переворот, уничтожение всего.

Княгиня. Мне не хотелось бы вторгаться в вашу семейную жизнь, но если позволите...

Марья Ивановна. Нет, я считаю вас своею семейною, особенно теперь.

Княгиня. Я бы советовала вам прямо и откровенно сказать свои требования и войти в соглашение с ним, до каких пределов...

Марья Ивановна (взволнованно). Тут нет пределов, он все хочет отдать. Он хочет, чтоб я теперь, в мои года, стала кухаркой, прачкой.

Княгиня. Да не может быть! Это удивительно!

Марья Ивановна (достает письмо). Вот мы одни, и я рада все сказать вам. Вчера он написал мне это письмо. Я прочту вам.

Княгиня. Как, живет с вами в одном доме и пишет письма? Как странно!

Марья Ивановна. Нет, это я понимаю. Он так волнуется, когда говорит. Я последнее время боюсь за его здоровье.

Княгиня. Что же он пишет?

Марья Ивановна. Да вот. (Читает.) «Ты меня упрекаешь в том, что я разрушаю прежнюю жизнь и не даю ничего нового, не говорю, как я хотел бы устроить семью. Когда мы начинаем говорить, мы волнуемся, и потому пишу. Почему я не могу продолжать жить так, как жил, я уже говорил много раз, и убедить тому, что так не надо жить, а надо жить по-христиански, в письме я не могу. Ты можешь сделать одно из двух: или поверить истине и свободно идти за мной, или поверить мне и отдаться мне и по доверию идти за мной». (Прерывает чтение.) Не могу я ни того, ни другого. Не считаю, чтоб нужно было жить, как он хочет, мне детей жалко, и не могу ему довериться. (Читает.) «План мой вот какой. Все наши земли мы отдадим крестьянам, оставим себе пятьдесят десятин и весь сад, огород и заливной луг. Будем стараться сами работать, но не будем принуждать ни себя, ни детей. То, что мы оставим, может нам все-таки приносить около пятисот рублей».

Княгиня. С семью человеками детей жить на пятьсот рублей! Это невозможно.

Марья Ивановна. Ну, тут весь план, как отдать дом под школу и самим жить в садовниковой избе, в двух комнатах.