– Куда?
– На Ивакино, вот сюда, - показал я на дорогу. - И мне в аккурат туда же. Уж я махал, махал - куда там, не остановился - с бабой же!
– А это твое Ивакино далеко? - вышел из машины водитель.
– Не, верст двадцать. И никуда не свернешь, не ошибешься. А дальше дороги нет. Ивакино - крайнее. Дальше все лес. И поворотов, съездов никуда нет. Быстро догоните. Да он небось уже в Ивакине нас дожидается.
– Кого это - нас? - буркнул презрительно водитель.
– Меня да вас. Неужели не возьмете? Я заплачу, ребятки. При деньгах ведь - вот, пятьсот рублей, одной бумажкой, не мелкими стельными. Не халявщик же…
Водитель ухмыльнулся и посоветовал с презрительным уважением:
– Ну, мужик, с таких денег у нас и сдачи-то нет. Ты уж на них себе тачку купи, зачем на попутки тратиться? - Захлопнул дверцу и стал сдавать машину назад.
– А то взяли бы, а? - гремя ведром и безнадежно канюча, побежал я рядом с машиной.
Не надо было дразнить Судьбу. Они все трое вдруг переглянулись, что-то взглядами и кивками сказали друг другу. Переиграл, Ваня? Или чем-то вызвал недоверие? Или какие-то соображения у них появились? Вот что значит вовремя не уйти за кулисы… Дождался аплодисментов.
– Ладно, давай твои пятьсот и садись, - буркнул водитель. - Так говоришь, ввернуть там некуда?
Теперь могла спасти только точно отмеренная импровизация.
– Вот спасибо, - запричитал я, лихорадочно соображая, как увернуться целым и невредимым от такой чести и пятьсот рублей сохранить. - Вот спасибо, ребятки! Мы его мигом догоним, дорога ровная - скатерть, а не дорога. Я сейчас только багажик прихвачу. Он у меня в кустиках прячется, здеся, рядышком. Комбикорм, два мешочка, - по случаю раздобыл. - И я сделал шаг к обочине, к заросшему крапивой кювету, И наградил себя бурными неслышными овациями: одновременно панически хлопнули дверцы, взвизгнули безжалостно буксанувшие колеса - и белый «Мерседес» плавно лег курсом на Ивакино.
Ну и что? До него всего-то - двадцать верст. Правда, из них пятнадцать разрыты тракторами и размыты дождями, и никуда не свернешь, да и развернуться не сразу где найдешь, а если и развернешься - до срока поседеешь… А вы вот, ребятки, не взяли меня. Жаль-то какая! Комбикорм на себе, что ли, теперь тащить?
Ну ладно, переживу. Зато я теперь фору имею, минут в сорок минимум.
Правда, в те несколько секунд, что неблагодарные зрители могли при желании видеть меня в свои патентованные сферические зеркала, я проделал для эффектного завершения мизансцены все необходимое: «в сердцах» (или от радости) свою кепчонку оземь. Даже чуть усы не оторвал.
И побежал к машине. Яна и не думала прятаться: повернув к себе зеркальце, деловито, как талантливый, знающий себе цену художник, красила губы.
– Ну, ты даешь! - Банальнее я не смог выразить свое восхищение ее хладнокровием и способностями гримера.
– Ты же обещал меня изнасиловать, - не поворачивая головы, отвечала Яна, довершая последние штрихи своего автопортрета. - Должна же я выглядеть!… О! Тебе идет этот наряд. Очень точно отражает твою плебейскую сущность,
– Как ты их отвадил? - спросила Яна, когда мы выехали на трассу. - Кепкой отпугнул? Или усами?
– Комбикормом, - усмехнулся я. И расписал ей наши диалоги.
– Ты умница, - констатировала Яна. - И почему ты меня бросил?
Я едва не тормознул от такого нахальства, ничем не спровоцированного с моей стороны.
– Ну ладно, - велико душно вздохнула она. - Я и так на тебя согласная. Без штампа в паспорте. Что - штамп? Формальность, верно? А чувства!… - Она опять томно вздохнула - железная баба! - Ты ведь понимаешь меня, милый? Я все готова отдать тебе за…
– Хватит, - обрезая я. - Давай о деле. Времени у нас - в обрез.
– Но ты же обещал, - в капризной пародии надула она губки. - Нехорошо обманывать бедную девушку, которая столько испытала, И так тебе доверилась.
– Ну не здесь же, на дороге, - поддержал я игру, чувствуя, как нужно ей разрядиться, снять шоковое состояние. Ее дурашливая игривость, шуточки не обманывали меня: я понимал, что Яна - на грани срыва, и кто знает, что еще сегодня выпадет на нашу долю…
– Конечно, не здесь. Сверни в кустики - смотри, какие они симпатичные. Там птички щебечут, сладостно пахнет черемуха, мы расстелем твою драную телогрейку и, как в далекой юности, предадимся любви под пенье птиц, под синим небом. - Она мечтательно возвела глаза и положила ладонь на мое плечо, артистка. - Ну сверни в кустики, будь мужчиной. Мужчина ведь не только воин, но
и любовник.
– Похоже, ты права, - мрачно согласился я, вновь заметив еще далекий, но уже угрожающий свет фар. - Придется нырять в
кустики.
Они уже мне начали надоедать, напоминая своим упорством назойливых осенних мух. Только у этих мух - смертоносные жала. Через несколько минут они нас снова нагонят, а до поворота на «имение» - еще километров двенадцать. И бедный Ваня уже не
Поможет…
– Или найди какую-нибудь заброшенную лесную хижину, - продолжала щебетать Яна. - Мы растопим в ней печь, поставим на затянутое паутиной окно букет полевых цветов, ив этой хижине…
«А ведь она права», - мелькнула спасительная мысль. Как это я забыл брошенный на обочине пластиковый киоск? Там кто-то безуспешно пытался организовать придорожную торговлю, и то ли конкуренты выжили, то ли дело негусто шло, но киоск бросили, и он стоял, с битыми стеклами, расписанными похабщиной стенами, загаженный, как символ ненадежности нашего дикого бизнеса.
Вот и он, родимый. Я кинул взгляд в зеркало, резко свернул, не включая указателей, объехал киоск и вмазал машину в его заднюю стенку, невидимую с дороги. «Козлик» с легким треском влетел в укрытие, нас окружило облако пыли и затхлая вонь. Спрятались…
Но не поздно ли?
– Яна, быстрее в лес, - коротко повторил я свои инструкции, так как не был уверен, что в тот раз она что-либо поняла и запомнила. - Если услышишь выстрелы, уходи совсем. Выжди немного, выбирайся на шоссе и лови попутку, лучше - грузовик. Доедешь до сорок четвертого километра, сойдешь и - направо, там уже не заблудишься. Полковник сделает для тебя все, что сможет. Все, беги!
Я лесом подобрался к трассе и залег за отзолом поваленного дерева.
Машин шло уже много, сплошной поток. Вот промчался и мой заносчивый, но несколько обескураженный красавчик. Мне показалось, что на его самоуверенной западной морде застыла растерянность - как у собаки, потерявшей след и ожидающей взбучки от строгого хозяина.
Сейчас они еще сколько-то будут гнать вперед, лотом вернутся, потом снова… Так и будут рыскать, пока не поймут, что я свернул с трассы. Хорошего в этом мало. Невольно я все-таки сузил для них район поисков, приблизительно указал место своей дислокации. И рано или поздно они разыщут «имение» - настойчивости им не занимать, выйдут на мое родовое гнездо и безжалостно разорят его, не оставив там камня на камне… Впрочем, смешно так далеко заглядывать вперед. Они и так все время «на хвосте».
Весь этот сумбур бурно роился в моей голове, пока я бежал к машине. Яна на этот раз послушно пряталась в кустах и бесшумно и так же послушно вышла из леса на мой свист.
– В машину! - Я запустил двигатель и вывел «козлика» из палатки. - И что ты за мной бегаешь, как влюбленная пионерка!
Теперь счет уже шел на секунды и метры. До поворота на Васильки оставалось всего-то чуть, а впереди уже несся навстречу белый «Мерседес» - ушки насторожены» ноздри раздуваются, пасть оскалена: чувствует, гаденыш, что вот-вот снова возьмет след. И уж тогда с него не собьется, будет гнать добычу, пока не вонзит в нее свои клыки. Такой распаленный преследованием собачий азарт опасен своей неуправляемостью: если догонят, то хозяину достанутся только наши рожки да ножки…
Узнать нас на таком расстоянии они, скорее всего, еще не могли, разве что в бинокль, но вряд ли они его захватили в спешке. Но и сворачивать у них на виду я не мог - наверняка обратят внимание, решат проверить я пройтись за нами следом.
