Больше всего я боялась смотреть в иллюминатор. Матвей, как мог, меня успокаивал и твердил, что так нервничать крайне опасно для психики. Я стыдилась своих страхов, но ничего не могла с собой поделать. Начинало бешено колотиться сердце, и почему-то казалось, что еще немного – и мне не хватит воздуха. Перед каждым полетом мне снились кошмары, и я просыпалась в холодном поту.

Да уж, подобная фобия реально мешает жить. Матвей же чувствует себя в самолете точно так же, как дома на диване.

…Вдруг самолет резко накренился, проснувшиеся пассажиры закричали, послышалась чья-то молитва. Стюардесса, не успев объяснить пассажирам, что необходимо положить голову на колени и прикрыть ее руками, сама с грохотом упала на пол и застонала от боли. Я ощутила, как меня затрясло, и вновь посмотрела на Матвея. Его скула заметно дергалась, а глаза налились кровью.

– Матвей, это все?! – отчаянно крикнула я и вжалась в кресло. По спине поползли ледяные струйки пота.

Я совершенно потеряла контроль над собой и впала в панику. Предчувствие смерти до предела обострило все ощущения. Уж я-то хорошо понимала, что уцелеть после падения с высоты в десять тысяч метров практически невозможно.

Я прокусила губу до крови и невольно подумала, что жизнь будет идти своим чередом, только вот меня уже не будет. Священник споет отходную, пришедшие проводить в последний путь вспомнят обо мне самое хорошее, а быть может, и самое плохое. На могиле оставят мои любимые алые розы. Так как хоронить меня придется в закрытом гробу, каждый из присутствующих возьмет розу, положит на крышку гроба, с грустью взглянет на мою фотографию и скорбно шепнет: «Она так боялась летать…»

А затем мой гроб опустят в землю, и люди начнут расходиться. Но те, кто дороже всего на свете, еще долго будут стоять, не веря в происходящее. Моя душа отделится от тела, я поднимусь над родными и попытаюсь им крикнуть, чтобы они не плакали. Зачем плакать, ведь я не чувствую боли? Но я не могу кричать. У меня больше нет голоса, и я опять лечу ввысь…

– Аня, это всего лишь турбулентность, – все тем же неуверенным голосом повторил Матвей, стараясь отвлечь меня от самых страшных мыслей. – Самолет идет на снижение. За иллюминаторами дождь и гроза.

– Тогда почему нам дали разрешение на посадку? Приземляться в штормовую погоду опасно!

– Анюта, но ведь летчикам виднее. Уверяю тебя, все будет хорошо, – попытался успокоить меня Матвей. Но было заметно, что сам он сильно нервничает.

– Матвей, что-то мне кажется, не долетим мы до этих Мальдив…

– Я же тебе сказал, мы попали в зону сильнейшей турбулентности. Знаешь, что такое турбулентность? Это беспорядочное изменение давления, температуры воздуха, направления ветра и скорости. Другими словами, наш самолет сейчас швыряет между двумя потоками воздуха, нисходящим и восходящим. Пойми, это просто-напросто болтанка. – Матвей старался говорить как можно спокойнее, но нешуточное волнение по-прежнему выдавал дергающийся лицевой мускул.

– Турбулентность бывает ра… разной, – от страха я начала заикаться. – Дело может начаться простой болтанкой в воздухе, а закончиться поисками «черного ящика» на земле. Как ты думаешь, что именно нас ждет?

– Аня, прекрати!

– Прекращаю, – почти шепотом ответила я, так сильно пересохло у меня во рту.

Я никогда не была на Мальдивах, но видела массу фотографий этих райских островов: коралловые рифы, ярко-голубая искрящаяся вода и сияющее солн–це. Очень эффектные фотографии. Все, кто летал на Мальдивы, остались в восторге. Я знала, что единственный международный аэропорт устроен практически на воде в столице страны, Мале. Рядом с аэропортом находится порт с катерами и гидропланами, которые доставляют туристов к отдаленным туристическим островам-отелям. Увлекающийся дайвингом Матвей обещал открыть мне подводный мир с чистейшей водой и огромным разнообразием красок. Он был здесь не раз и говорил, что на островах уникальная флора и фауна. А еще я слышала, что на Мальдивах один из лучших рынков по продаже раковин, кораллов и экзотических морских животных. Помимо этого, Мальдивы считаются наиболее романтическим местом в мире для влюбленных. Только вот с каждой минутой полета мне все больше и больше кажется, что нам не суждено посетить это романтичное место.

А дальше началось самое страшное. Мне стало казаться, будто самолет вот-вот затрещит по швам и развалится на части. Кто-то истерично завизжал:

– Мы падаем!!!

Один из пассажиров громко призывал всех немедленно прекратить панику и сохранять спокойствие. Самолет бросало из стороны в сторону. Помертвевший Матвей сжимал меня за руку и бессвязно бормотал себе под нос, что ничего страшного не происходит, это всего лишь воздушные ямы, что все самолеты так устроены, зато они могут вынести любую тряску.

Самолет раскачивало из стороны в сторону, и при каждом толчке кто-нибудь вскрикивал, что мы падаем. У пассажиров заметно побелели лица, а я с ужасом вжалась в кресло и думала о том, что еще немного – и эта железная консервная банка развалится. Самолет то резко проваливался в воздушную яму, то неожиданно кренился. Пассажиры были сильно напуганы: одни плакали, другие молились. В проходе валялся багаж, упавший с полок, катались тележки. Пол был завален мусором. Некоторые пассажиры оказались заперты в туалетах, кое-кто отказывался сесть в кресло, предпочитая остаться на полу. О пристегнутых ремнях не было даже речи, но мы с Матвеем и не думали их отстегивать. Настоящий кошмар наступил, когда у сидящей на полу женщины началась настоящая истерика.

– Мы разобьемся! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить!!! Мы умрем!

Она не унималась до тех пор, пока в салоне не появился один из летчиков и не приказал ей занять место и немедленно пристегнуться. Многим пассажирам стало плохо, и они просили у стюардессы бумажные пакеты.

– Матвей, ты меня любишь? – В самый неподходящий момент мне нестерпимо захотелось услышать его ответ.

– Люблю, – буркнул Матвей, дав понять, что ему сейчас не до романтики.

Когда самолет резко накренился в очередной раз, мы еще не знали, что близки к приземлению, но экипаж утратил контроль над машиной.

Слезы текли по моим щекам, живот сводило от страха. Девушку справа рвало.

Летчики, как могли, пытались остановить падение, они сажали самолет вслепую. А затем послышались нечеловеческие крики, страшный грохот и дикий свист. Меня оглушил удар о переднее кресло. Было такое чувство, что рвется металл. Паника усилилась. Некоторые кресла сорвало, свет погас, иллюминаторы разлетелись на осколки. Самолет во что-то врезался. Раздался взрыв, и начался пожар. Отовсюду доносились вопли, стоны и мольбы о помощи.

Увидев мертвую девушку в проходе, я закричала от ужаса. Из моего носа хлынула кровь. Я с трудом осознала, что нахожусь в эпицентре кошмара и что в отличие от многих пассажиров цела и невредима. Салон стремительно наполнялся клубами дыма. Из чудом уцелевших людей одни потеряли сознание, других парализовало от шока, и лишь немногие сохранившие самообладание счастливцы искали аварийный выход.

В момент крушения сидящего рядом со мной пожилого мужчину выбросило в проход на металлический пол. Он сильно ударился головой и теперь корчился в невероятных муках, просил о помощи и непрестанно повторял, что у него сломаны ребра. Неподалеку пассажирка билась в эпилептическом припадке. Возле нее лежал ребенок, который не мог даже шевельнуться.

– Я не хочу умирать. Не хочу, – стонал кто-то позади.

А затем началась жуткая давка. Оставшиеся в живых бросились к аварийному выходу, образовалась очередь. Люди толкались, задыхались от дыма и рвались вон из самолета.

Где-то там, за пределами горящего корпуса, ждали пожарные машины, машины «скорой помощи» и спасатели, которые пытались сделать все возможное, чтобы вытащить нас из черных клубов дыма. Окровавленные и обожженные пассажиры выпрыгивали из огня на какую-то конструкцию вроде надувного батута. Спасатели принимали жертв аварии. Выживших сразу же тащили к машинам «скорой помощи».