Оун взял машину и направился навстречу Гончарову.
Хорошо, что никто не обратил внимания на его электромобиль. На обочине лежал убитый Смелл. Около него был тот, в которого они вчера стреляли, — Оуну стало невыносимо обидно, что он промахнулся. Гончарова не было. Видимо, он разделил участь Смелла. И, обескураженный, Оун вернулся на базу. Лишь переступил он порог своей конторки, раздался телефонный звонок.
— Вы были на трассе и все видели, не так ли? — спросил Эллис. Оун понял, что отвечать необязательно. — Так вот, немедленно передайте своим людям в ваших газетах и на радиостанции информацию о вопиющем преступлении комиссии. Этот произвол откроет глаза аркосцам. Вместе с землянином правительство убило доверие к себе. — Оун вздрогнул, Эллис подтверждал его догадку. — Наверное, вам не надо растолковывать, — добавил Эллис после паузы, — что лучшего повода для выступления наших сил не найти. — Эллис рассмеялся и повесил трубку.
О, как же Оун ненавидел Эллиса! Теперь ему стал ясен его план. Вот зачем понадобилось спасать Смелла. Смелл был только приманкой.
Но как бы то ни было, решил Оун, дело превыше личных отношений, и к вечеру радиостанция Производственного континента каждый час передавала экстренное сообщение: «Комиссия распоясалась. Честный Аркос должен ответить ударом на удар…»
Крауф очень любил уютный ресторанчик рядом с университетом. Он приходил сюда, когда ему бывало грустно, здесь он отмечал и радостные дни. Не заглядывая в меню, Крауф сделал заказ.
…Когда машина Гончарова повернула к городу, Крауф почувствовал, как вспотела рука, сжимавшая пистолет. Еще несколько минут назад он совершил насилие над собой, заставляя себя убить землянина. Отрезвили его тогда слова Дрибла: «В кого вы целитесь? Вы подумали о последствиях?»
Крауф ответил Дриблу только удивленным взглядом, но пистолет опустил,
…Рассматривая теперь грани бокала, Крауф раздумывал: неужели этот юнец подметил то, в чем сам Крауф едва признавался себе? Бэкки… Если тот выстрел необходим, пусть его сделает другой. Так вульгарно избавляться от соперника — это не для него. К тому же Крауф не испытывал к землянину дурного чувства.
— Не угодно ли свежую газету?
Крауф вздрогнул. Разносчик протягивал ему свежий, пахнущий типографской краской номер вечернего выпуска, Крауф машинально бросил на поднос разносчика мелочь, машинально развернул газету. Заголовок пергой страницы поразил его. Он наскоро расплатился с официантом, забыв сдачу, и отправился к Бэкки.
На его звонок никто не отозвался, но в прорези замка он увидел свет. Толкнул дверь, она легко отворилась, видно, забыли запереть. И тут он услышал резкий голос Гончарова:
— Теперь тебе все ясно? Какая чудовищная связь! Я знал, чувствовал…
И подавленный голос Бэкки:
— Мы с тобой бессильны против этой страшной машины!
Гостиная Бэкки потрясла Крауфа не меньше, чем заголовок газетного сообщения. В стене, отделяющей спальню от гостиной, зияла дыра. На полу, среди обломков штукатурки, лежал дамский пистолет. А Бэкки и Гончаров склонились над какими-то бумагами. Они даже не заметили, как он подошел к ним.
— Не ожидал вас увидеть здесь, Алексей, — сказал Крауф, протягивая Гончарову газету так, чтобы заголовок сразу бросился тому в глаза. Гончаров недоуменно посмотрел на Крауфа, перевел взгляд на Бэкки, и, бегло пробежав газетное сообщение, прошептал:
— Дела…
Бэкки взяла из рук Гончарова газету и побледнела. Гончаров улыбнулся ей:
— Нет, я не выходец с того света. Просто попал в переделку, не хотел тебя расстраивать.
— Прости меня, — вдруг прошептала Бэкки, — прости!
Гончаров погладил ее по голове. Крауф потупился. Потом понимающе кивнул и спросил:
— Что же тут у вас такое? — Он обвел руками комнату.
Бэкки загадочно глянула на Гончарова и протянула Крауфу листки в металлической папке:
— Это бумаги моей матери,
В папке лежали два письма. Одно из них, несомненно, было написано женской рукой.
«Моя девочка, мне бы хотелось, чтобы эти документы рано или поздно попали к тебе, потому что кто-то должен знать правду, но я боюсь, ты сама вряд ли будешь в состоянии открыть ее. И все же пусть ты встретишься с моими записками как можно позже — если будущее для нас в молчании и утаивании, это может быть небезопасно для тебя. Поэтому я доверяюсь тайнику и случаю.
Все, кто прилетел на Аркос так называемым первым эшелоном, гибнут. С каждым днем растет недавно освоенное кладбище. Умирают те, кто принимал деморфин. Практически же деморфин принимало все взрослое население Аркоса. Одни больше, другие меньше, но разве в дозах дело… Счастье, что у тебя, Бэкки, есть пенсия от отца и кое-что из наших сбережений. Ты избежишь, может быть, государственного интерната, куда забирают осиротевших детей. Я приняла большую дозу деморфина, началось это еще на Беане, Дни мои сочтены. Поэтому считаю целесообразным рассказать о содержании последнего письма твоего отца — единственной памяти о нем.
Все началось с деморфина. Я убеждена в этом, иначе его свойства стали бы известны еще на Беане. Но там мы их не знали, радовались, что таким простым аптечным средством можем увеличить свои возможности: например, трудоспособность. Деморфин снимал утомляемость, высвобождая ночные часы, само желание выспаться исчезало после приема таблетки. Когда состоялся перелет, деморфин насаждался принудительно. Мы работали круглые сутки, принимая его. Потому что нас прилетело ровно столько, чтобы в кратчайший срок наладить жизнь — отстроить город, запустить производство, начать новый этап цивилизации. И, как утверждалось, подготовить таким образом экспедицию за оставшимися на Беане людьми. Сделать все требуемое в сжатые сроки могло бы, наверное, только большое количество людей. Но хотя нас было мало, мы понимали, что больше и не требовалось (поэтому остальных предательски бросили на гибнущей Беане). А работали мы за троих — день и ночь. И вот теперь расплачиваемся за это сиротством своих детей. Это хуже собственной смерти. Моррис, кровавый вампир, рассчитал верно: он дал нам время воспроизвести себя в детях, и больше мы оказались уже ненужными. Мы стали игрушками в руках этого человека, так же, как и те, кто задыхается теперь на Беане, погибшей из-за неразумного, варварского отношения к ней. Природа отомстила жестоко — люди умирают в угаре промышленных газов и отходов, среди отравленной воды и пищи. Смерть здесь, смерть там — вот печальный итог перелета. И кто знает, может быть, заложив фундамент новой цивилизации на этой планете, мы уже начали процесс разрушения и здесь и наших далеких потомков ждет участь несчастных беанцев?
Ты спросишь, как могло так случиться, что на погибающей планете остались люди, ведь перелет — мера спасения? Да. Но эта мера спасения для элиты. Увы, элите нужна прислуга, поэтому взяли и нас. Остальных обманули. Чудо, что отец смог взять меня с собой: помогло мое умение шить, вторая профессия. Ведь брали строго ограниченное число людей, определявшееся специальной „Сеткой набора“. На Беане объясняли, что берут лучших.
„Сетка набора“ явилась „сеткой выживания на новой планете“. Зачем лишние рты? Опять идти к экологическому кризису? Была бы воля Морриса и ста трех, они бы всех оставили на Беане. Но, явившись на Аркос в полном составе своих семейств, они пошли на то, чтобы мы „воровали“ их чистый воздух, ультрафиолет, натуральные продукты питания — мы для них необходимое зло. И, не считаясь с нашей тоской, привязанностями, семейными и родственными узами, нас, как рабов, обманом привезли сюда. Несколько отчаянно смелых людей пришли к Верховному правителю Моррису и сказали ему примерно то, что я здесь написала. Этим они обрекли себя на страшную участь.
Народу объяснили, что экспедиция на Беану не направляется потому, что с планетой нет связи. Беана молчит. О деморфине, который, как вдруг выяснилось, разрушает клетки мозга, народу тоже дали объяснение. По официальной версии, во всем виноват ученик изобретателя, который вовремя не предупредил правительство, — Моран. Его казнили. Деморфин был изъят из употребления. Народ успокоился. Тем более было объявлено, что, поскольку беанцы не дают о себе знать, на Беану направляется космический корабль с добровольцами. В их задачу, как писали в то время, входило долететь до Беаны и выяснить причины отсутствия связи, сообщить о скором выходе за ними второго эшелона.
Среди добровольцев, отправившихся на Беану, был и твой отец. В экипаж корабля вошли также полицейский инспектор Грим и супруги Мишле. Командиром корабля был пилот Оун, начальником экспедиции — крупный предприниматель Крюгер. Теперь я уверена, что экипаж составили те, от кого Моррис по каким-то причинам желал избавиться.
О, если бы ты видела, как их провожали! Это был праздник. Только с праздником не вязалась мрачная, как черный столб смерча, ракета, даже иллюминаторы оказались задраенными. Никто не видел улетающих. Народ ликовал, предвкушая радость встречи с близкими. Как только ракета поднялась и скрылась из виду, официальная пропаганда, еще вчера неумолчно расписывающая перспективы полета, замолчала. Навсегда. Не знаю, долетели ли они. Хочу верить, что да. Если твой отец вернется, правда победит. Если нет — сделай все, что не смог сделать он. Ради этого стоит жить.
Твоя мама, Рона Гек».
