– Лючия, прекратите!

– Вы всегда во всем так совершенны, что мне немного хочется испортить ваш внешний вид, – тихо сказала она. – Если бы я могла, я бы затащила вас в пруд и намазала грязью с головы до ног.

У него вырвался какой-то приглушенный звук. Возможно, это дала трещину стена его самообладания.

Ее глаза привыкали к темноте, и она уже различала его лицо. В тусклом свете худощавые, словно высеченные из камня черты были настолько неподвижными, застывшими, что могли бы принадлежать статуе. Шрам над бровью проходил по лбу тонкой белой линией. Она дотронулась до него губами.

Йен закрыл глаза, глубоко вдохнул, но не шевельнулся. Она положила руку ему на грудь и ощутила сквозь одежду твердость его мускулов. Возбуждение охватило ее. Она наклонилась и поцеловала шрам на его подбородке, затем не столь классические линии его носа. Затем прикоснулась губами к уголку его рта.

– Это что? – резко спросил он, так и не шелохнувшись над ее телом. – Еще один эксперимент с поцелуями?

– Да, – шепотом ответила она и слегка провела губами по его щеке.

Ему следовало побриться, догадалась она, его кожа царапала, как наждачная бумага.

– Видит Бог, вы всегда делаете то, чего хотите.

– А вы вечно поступаете так, как считаете правильно. – Она поцеловала его ухо и почувствовала дрожь, пробежавшую по его телу. Еще трещина. – Я чувствую, этоочень подходит для меня, Йен.

– Лючия, ради Бога...

Она целовала его щеку, получая наслаждение от ее шероховатости. Подняв голову, она запечатлела последний поцелуй на другой стороне его рта и отстранилась.

Ее губы были совсем близко от его губ, и она ждала затаив дыхание, надеясь и зная, что она сделала свой шаг. Теперь была его очередь.

Он оставался совершенно неподвижным.

Лючия все ждала, так близко от него, что их дыхание смешивалось. Прошла секунда. Две. Три.

Растерянность овладевала ею, сливаясь с возбуждением в какое-то непонятное чувство. Никогда еще мужчина не действовал на нее так, не заставлял ее проявлять инициативу и вести себя столь дерзко. Ждать, как сейчас. Всегда было наоборот. Мужчины ухаживали за ней, угождали, оказывали услуги, пытались поцеловать ее. Но Йен не был похож ни на одного из них.

«Поцелуй меня».

Она все еще ждала, а он никак не проявлял желания целовать ее.

Горькое разочарование охватило ее. Стена оказалась очень крепкой. Ничто не могло ее пробить. Лючия сделала движение, чтобы отстраниться.

Неожиданно у него вырвался какой-то хриплый звук, и он схватил ее за плечи, толкнул назад, навалился на нее телом, прижимая ее, беспомощную под его тяжестью к сиденью. И поцеловал.

Неистовым, почти грубым, безжалостным до боли поцелуем. Она была потрясена. Но не испугалась. Eе губы раскрылись навстречу ему, безмолвно покоряясь.

Его язык проник в глубину ее рта, и от этого поцелуя она чуть не задохнулась. Ее никогда так не целовали. С такой чувственностью и мощью, от которых кружилась голова и охватывал восторг. Они оба уже не владели собой.

Она запустила руку ему в волосы, а другой гладила шею. Согнув колено, коснулась ногой его бедра.

Он оторвался от ее губ, пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие и тотчас же взял в ладони ее лицо и снова поцеловал ее, на этот раз с нежностью, неторопливо лаская языком ее рот, и возбуждающая теплота растекалась по ее телу.

Откинув край накидки, он, обжигая ее кожу своим дыханием, стал целовать ее шею и плечо. Его тело давило на нее, и она даже сквозь одежду ощутила, как прижимается к ней его твердая мужская плоть. Она медленно изогнула бедра и почувствовала, как содрогнулось его тело.

– О Боже, – прошептал он. – О Боже!

Он немного соскользнул вниз по ее телу и положил руку на ее скрытую одеждой грудь. Лючия притянула к себе его голову еще ближе, требуя еще чего-то, он понял и поцеловал ее другую грудь над вырезом платья. Жар охватывал ее тело, и она начала извиваться под ним. Стон сорвался из его горла.

– Ты убиваешь меня, – тяжело дыша, сказал он, а его руки скользили по ее талии, бедрам, ногам. – Приканчиваешьпо частям. – Он приподнялся над ней и задрал юбку. – Но это чертовски прекрасная смерть.

Лючия почувствовала, как его рука под нижними юбками продвигается все дальше, вверх по ноге к тому месту, где сходились бедра. И в ней проснулись остатки женского благоразумия – она протянула руку и через ткань схватила его за запястье.

– Я хочу дотронуться до тебя, – сказал он.

Его ладонь накрыла ее самое интимное место, а она продолжала держать его за запястье.

– Позволь только прикоснуться к тебе.

Другие мужчины говорили такие же слова, но она никогда не уступала. Она всегда решала, когда и как остановиться.

Он держал руку между ее бедер.

– Лючия!..

Ее имя со стоном сорвалось с его губ, и в нем было столько боли, что она мгновенно сдалась. Она выпустила его запястье, и ее рука бессильно упала. Она бы отдала этому человеку все, что имела, включая свое сердце, если бы оно было ему нужно.

– Люби меня, Йен, – прошептала она. – Люби меня.

Он положил ладонь на ее бугорок, и она почувствовала такое наслаждение, что задрожала.

– О! – вскрикнула она, обхватывая его руками и пряча лицо на его плече. Она чувствовала, как все ее тело должно было покраснеть от этого безумного, бесстыдного возбуждения. – О!

Его руки отыскали разрез в ее панталонах, и он коснулся к самому интимному месту ее тела, до которого она ни разу не позволила дотронуться ни одному мужчине.

– Сладость, – шептал он, кончиком пальца раздвигая тайные складочки, заставляя ее еще больше краснеть. – Какая сладость.

Он стал ласкать ее самым удивительным образом. Он гладил ее сильными, умелыми и в то же время нежными движениями, от каждого такого прикосновения по ее телу пробегала дрожь. Ее бедра сами собой изгибались навстречу его руке. Ее тело больше не принадлежало ей, оно целиком было в его власти, и то, что он с ним делал, она никогда не испытывала.

Лючия слышала собственный голос, произносивший по-итальянски бессвязные безумные слова, которые она никогда в жизни не говорила мужчине.

– Пожалуйста, о, пожалуйста, еще, да, о, пожалуйста.

Ее возбуждение все возрастало, и вот она уже не могла произнести ни слова, а только издавала странные приглушенные звуки. Ей было необходимо что-то, но она не знала что. Он знал.

– Да, – шептал он ей на ухо, тоже по-итальянски. – да. Вот так. Ты почти готова. Кончай. Кончай.

Она не понимала, чего он от нее хочет, но ее возбуждение было почти невыносимо, и она подумала, что умирает. Неожиданно от его последней ласки, словно пламя опалило ее тело, в нем что-то вспыхнуло, затем взорвалось, рассыпалось множеством искр, – и она вскрикнула. Он продолжал ласкать ее, и волны изумительного наслаждения прокатывались по ее телу снова и снова.

Он поцеловал ее в губы, одарил последней лаской, затем достал руку из-под ее юбок. Она слышала, как тяжело и отрывисто он дышит, будто после долгого бега. Все еще лежа на ней, он приподнялся и начал расстегивать брюки.

Карета качнулась и остановилась.

Йен поднял голову, и его рука застыла в воздухе. Все его тело окаменело.

– Господи, – прошептал он. – Господи всемогущий, что я делаю?

Он с яростью заставил себя подняться и оставить ее. Лючия оправила юбки и попыталась сесть, хватая ртом воздух, она, потрясенная, смотрела на него.

– Тупой ублюдок, – пробормотал он и провел ладонью по лицу. – Какой же я болван! Мозги у меня в паху. Глупец, глупец. Ублюдок!

Дверца кареты распахнулась. Никто из них не шевельнулся.

Ошеломленная, Лючия могла только с изумление, смотреть на него. Она и представить себе не могла, что такое возможно. Что он сделал с ней этими своими руками? Ничего подобного она никогда не испытывала.

Какое наслаждение! Она купалась в нем. Падение, волшебство, смерть... Ни одно из этих слов не могло так точно полно описать то, что он сделал с ней. Это просто невозможно выразить словами.