С чего начать? Глаза разбегаются, слишком много простора. Пожалуй, прежде всего надо осмотреть то, что на сушу не похоже. Океанские впадины заслуживают специальной экспедиции – не беглого взгляда. Надо пройти их по всей длине, сделать траверс, как говорят альпинисты. Начать от Камчатки, проследовать на юг мимо Японии до Новой Зеландии. Посмотреть, чем отличаются восточные впадины от западных – вьющихся среди островов Индонезии. Наверняка найдутся рекордные глубины, нам еще не известные. Надо понять, почему нет впадин глубже 11 километров, что это за предел. И почему впадины связаны с землетрясениями, мы же еще не выяснили.

Потом надо пересечь Тихий океан от Дальнего Востока до Южной Америки. Есть предположение, что Тихий океан – шрам от оторвавшейся Луны. Надо проверить, всегда ли дно его было под водой. Если это так, там должны быть своеобразные породы, каких не бывает на суше. Надо обследовать дно у Гавайских островов, чтобы понять, почему Гавайские вулканы не похожи на все остальные. А в заливах у Аляски под водой множество гор с плоской вершиной. Что это за горы? Почему у них срезана макушка?

Подводные каньоны. Эти крутые ущелья продолжают под водой некоторые реки Как они возникли? Одни полагают, что реки пропилили крутой берег, а потом вместе с берегом каньон был залит водой. Другие говорят – не мог океан подниматься так быстро. Сначала образовалась трещина, на суше она была занесена речным песком, на дне сохранилась в прежнем виде. Спор этот будет решен, как только машина пройдет по дну каньона. И тогда выяснится, какие ископаемые стоит здесь искать.

Машины будут населять океан, машины будут собирать его дары. Я представляю небольшие машинки, ползающие по жемчужным отмелям. Найдя раковину, они просвечивают ее рентгеном и ту, где созрела жемчужина, откладывают в багажник. Я вижу машины, добывающие янтарь на Балтийском море. Вы знаете, как добывают янтарь? На пляже после бури собирают медово-желтые и оранжевые кусочки, выброшенные волнами. Но если есть подводные машины, к чему дожидаться волнения. Пусть ползают по дну, просеивают песок.

Меня волнует загадка Атлантиды. Две тысячи лет назад Платон записал легенду о материке, погрузившемся в воду. Было это на самом деле? И где было? За Геркулесовыми столбами или близ Крита? Пусть машины поищут, пусть они раскопают тысячелетние развалины, древние храмы, сохранившиеся под водой.

Как и прежде, по волнам будут плыть пароходы и белые чайки скользить над зеленой водой, хватая рыбешку на лету. Изогнувшись дугой, будут подскакивать поочередно дисциплинированные дельфины. И пассажиры, стоящие у перил, не догадаются, что под их ногами уже вырос целый город. Разнообразные машины роют дно, снимая пустую породу, выламывают руду, грузят ее на донные транспортеры, а те ползут к берегу, чтобы доставить подводную добычу на обогатительный завод.

Таких машин пока нет. Нет у нас никакой машины, была одна и та потеряна. Ходорову еще предстоит держать ответ перед специально назначенной комиссией об обстоятельствах аварии. Сысоев, пожимая плечами, говорит, что мы занимаемся наивным прожектерством. Но на самом деле, все что мы описываем, будет обязательно. Ибо в принципе вопрос уже решен, самодвижущиеся машины, выполняющие сложную программу, имеются. Нужно только приспособить их для различных программ.

НЕСКОЛЬКО дней спустя, оставив безрезультатные поиски, мы вернулись на берег. Здесь все было по-прежнему: не умолкая, грохотал прибой, каменистая площадка была скользкой от соленых брызг. Перед запертой мастерской я увидел капли олова на земле. Капли олова – вот все, что осталось от машины. На них было грустно смотреть, как на ненужную склянку с лекарством у постели умершего. Человек ушел, а склянка стоит.

Нам незачем было задерживаться на станции, мы собрали вещи и в тот же день отправились в порт. Вновь автомашина запрыгала по камням, зубы у нас застучали, здание испытательной станции скрылось за поворотом, послышался гул прибоя, запахло солью, гниющими водорослями. Мысленно мы уже были в Москве, готовили доводы для будущих споров за машину, а глаза еще отмечали детали курильского пейзажа – пенные валы, скалы пемзы, рыбаков, развешивающих сети. Вот, прекратив работу, все они обернулись к морю, смотрят из-под ладони на волны. И женщины побежали к воде, сгрудились в одном месте. Что там ворочается темное в волнах? Туша кита, что ли? Нет, гораздо меньше.

– Стой! – крикнул я шоферу и, сбивая локти, колени, падая и вскакивая, ринулся вниз.

Да это была она – наша исчезнувшая машина. Зеленые ленты водорослей вились на ее боках, повсюду налипли мшанки, какие-то пестрые черви прижились на металле, лопасти были погнуты, один экран разбит. И все же она вернулась, наша заслуженная путешественница.

Что с ней произошло? Об этом можно было только догадываться. Спросите кошку, пропадавшую две недели, где она была и кто поцарапал ей глаза? Внимательно осматривая машину, мы нашли следы ожогов. Очевидно, она побывала-таки в горячей лаве. При этом были испорчены экраны, оборвана антенна, утеряна связь с нами. Но двигатель, измерительные приборы, блоки управления остались. Машина перестала отчитываться, но продолжала работу по заданной программе. Она шла на север, поворачивала на восток, отмечала перегибы и магнитные аномалии, бурила и наполняла пробами грунта заготовленные цилиндры. А потом, как и было ей задано, вернулась по пройденному маршруту и вышла на берег почти у самой станции, с ошибкой в два-три километра.

Ходоров первым долгом кинулся к приборам – смотреть, целы ли записи. Я же не удержался и распечатал один из цилиндров с пробой. Там был… нет, не алмаз. Алмазы не так легко найти, даже в трубке. Но я увидел кимберлит – синюю глину, ту самую породу, в которой находят алмазы.

ЧТО было дальше?

"Было" или "будет"?

Было не так много. Машина вторично спустилась под воду и подтвердила, что месторождение алмазов имеется, по-видимому, не беднее знаменитого кимберлейского.

Сысоев считает, что мне просто повезло. "Так не делают открытия", – твердит он. – "Попирая порядок, ринуться очертя голову и сразу наткнуться!" – Сам он никогда не нарушит установленный им же порядок и, конечно, открытий не сделает. До самой смерти будет публиковать коротенькие сообщения, почти заметки, написанные безукоризненным языком.

Ходоров возглавляет сейчас отдельное конструкторское бюро. Программа у него обширная. В этом году будет создано десять машин, в будущем – пятьдесят. Предстоит осуществить все, что описывалось в докладе и много нового, непредвиденного, ибо заказы приходят из разных отраслей, в том числе и таких, о которых Ходоров и понятия не имел. Алеша жалуется, что у него мало умелых людей, любящих и знающих дело. Он даже просил обратиться к читателям журнала – нет ли среди них желающих посвятить свою жизнь созданию сложных самостоятельных машин.

А что будет сделано в дальнейшем, зависит от них, от вас – читатели.