С современной (европейской) точки зрения — это ужасный анахронизм, средневековое варварство. Многим из нас казалось, что XXI век-это уже не то время, когда уместны священные войны, «крестовые походы», «шахиды». Но это нам так кажется. Мы называем террористов «маньяками», а их поведение вполне осмысленно и вполне укладывается в их каноны и в их интерпретацию веры.
Фанатичный террорист, скорее всего даже не помышляет о таких вещах, как человеческая жизнь, свобода, права человека, демократия. Для него они приобретают совершенно иное осмысление. Там, где мы видим государство с современной экономикой, свободой, равенством, терпимостью, он видит безбожие, разврат, плутократию и пьянство.
Некоторые аналитики видят корень проблемы в неравномерности распределения мировых благ и богатства. И полагают, что если бы мы были «помягче», «подобрее», то ваххабиты и другие религиозные экстремисты, возможно, были бы более склонны к переговорам и сотрудничеству. Важно и это. Может быть, стоило бы чаще вспоминать о недавних десятилетиях притеснений и преследований, которые не могли не спровоцировать ненависть и насилие? Но надо иметь в виду и другое, что исламистские радикалы совершенно не озабочены тем, чтобы получить свой кусок пирога современной цивилизации. Действия талибов в Афганистане — яркое тому подтверждение. Если говорить предельно откровенно, то их не устраивает современная цивилизация как таковая. К тому же большинство из них не разделяют убеждения, что экономический прогресс может улучшить жизнь людей.
Сегодня приверженцы европейской модели настойчиво предлагают свои рецепты развития общества. Но желают ли исламисты принять и присоединиться к европейским ценностям и моделям? Судя по всему — нет. У них иное понимание порядка и иная процедура поддержания согласия. Они спокойно уживаются лишь при авторитарной теократии и откровенно диктаторских режимах. Традиционная европейская модель демократии оказывается для них несостоятельной.
Следовательно нам, вопреки идеалам «взаимопроникающего мира», придуманного политологами, предстоит жить на резко прочерченном стыке различных устремлений. Каким будет этот край в XXI веке? Таким, каким мы его определили в своей Конституции или таким, каким пытаются установить фанатичные бомбисты религиозно-политических организаций, предсказать трудно.
Ясно лишь одно, что последовательная региональная политика России заметно пошатнула исламистские притязания на Северном Кавказе. Действия радикалов — экстремистов приобретают явно панический характер. Задача общественности и правоохранительных органов, призванных решать эти сложные проблемы, прогнозировать подобные вылазки и эффективно им противодействовать.
2.4. ТЕРРОРИЗМ: ЦЕЛЬ УТОПИЧНА, УГРОЗА РЕАЛЬНА
(интервью газете «Новое дело» от 31 мая 2002 г.)
События 9 Мая в Каспийске вновь и вновь возвращают нас к вопросам: что же собой представляет современный терроризм, где истоки и каковы его мотивы; являются ли реальной силой исламские террористические организации или это своего рода фикция и мистификация; насколько высока возможность дальнейшего участия исламистов в политической жизни; смогут ли действия российской и местной власти покончить с терроризмом в нашей республике? На эти и другие вопросы мы попросили ответить директора института религиоведения, доктора философских наук Курбанова Г.М.
— Можно ли предположить, что происшедшее в Каспийске имеет под собой какую-либо идейную подоплеку (такие мнения раздаются), то есть продолжается реализация идеи свержения светской власти в Дагестане, объявленной еще в июле 1997 года на собрании алимов в центральной Джума-мечети Махачкалы?
— Анализ террористических актов, совершенных в республике в последние годы, все больше убеждает нас в том, что мы имеем дело не со случайными событиями. Происходящее, скорее, свидетельствует о том, что республика оказалась перед лицом сложного и тревожного явления, которое можно обозначить как «идейный терроризм», где заказчиками и исполнителями выступают лица, связанные с сепаратистами и религиозными экстремистами. Вы спросите: какова же здесь главная идея? Это создание исламского государства.
Концептуальные тезисы этой идеи были изложены в книгах некоего М. Тагаева «Наша борьба, или повстанческая армия имама», изданной втом же 1997 году, и «Газават, или как стать бессмертным». Сценарий, описываемый Тагаевым, не является плодом его абсурдных мечтаний и при определенных, очень нежелательных для нас, политических условиях может начать реализовываться — события 1999 года тому подтверждение. К счастью, та попытка исламистов провалилась. Однако все дело в том, что этот провал не означает, что и впредь за исламское государство не будут бороться, что эта борьба не может быть возобновлена и те люди, которые действительно мечтают о создании исламского государства в Дагестане, сошли со сцены. Нет, они не ушли, несмотря на внутреннее, я бы сказал, «саморазмывание» достаточно мощного в начале 90-х годов движения клерикалов. Те, кто встал на позиции экстремизма, еще достаточно сильны и бороться за свою идею будут, наверняка, еще долго.
— То есть, взрыв на параде в Каспийске можно расценить как частный эпизод более серьезной проблемы, получившей название исламизм? Так ли это?
— Думаю, что это так. Мы должны осознавать, что взрыв 9 Мая в Каспийске, как бы это кощунственно ни звучало, лишь «театрализованный» эпизод утопической идеи построения «справедливого» исламского государства. И удар направлен не против тех, кто на самом деле пострадал, а против местной и региональной власти. То есть, у этой угрозы есть конкретный адресат. Если вы помните, проект создания исламского государства на территории Чечни и Дагестана провалился, в первую очередь, потому, что дагестанское руководство не приняло идеи исламизации, не последовало дудаевскому варианту и при всеобщей суверенизации решительно отмежевалось от идей сепаратизма.
С другой стороны, сегодня исламисты борются против всех сразу. Это дает основание многим аналитикам говорить об «исламской дуге», «исламской угрозе» и «экспансионизме ислама». Тут, конечно, следует разделять ислам и исламизм. Если говорить об исламизме, то трудно сосчитать общее количество террористических организаций, так или иначе эксплуатирующих в своих лозунгах исламскую фразеологию. Некоторые авторы называют его джихадизмом. И это не только и не столько диверсанты-одиночки и угонщики самолетов, это мощные структуры с соответствующим оснащением, способные вести, в числе прочего, диверсионно-партизанскую войну и даже участвовать в масштабных локальных и региональных конфликтах. Это связано, с одной стороны, с общими процессами роста международного взаимодействия. С другой, здесь сказывается то, что исламизм превратился в крайне выгодный бизнес уже не местного, а глобального масштаба. И в этом отношении, я бы так сказал, исламизм — угроза цивилизационная.
— Теракт 9 Мая в Каспийске еще и еще раз заставляет задуматься над тем, что же движет террористом. Просто ли он бандит или параноик, ищущий причины собственных неудач во внешних факторах? К примеру, в инструкции, найденной в багаже руководителя группы террористов, атаковавших небоскребы Нью-Йорка, Моххамада Атты, говорилось, что «идя на правое дело, ты вступаешь в счастливую и вечную жизнь».
— Попытки представить образ террориста какой-нибудь религиозно-политической организации сразу воскрешают в памяти облик террориста номер один Бен Ладена; перед нами предстает человек с Кораном в одной руке и автоматом Калашникова в другой. При этом надо иметь в виду то, что Бен Ладен, неоднократно фотографировавшийся таким образом, просто подражал своему учителю, идеологу терроризма Эль Бохри, который впервые появился перед фотообъективом с Кораном и автоматом в руках. Автор нашумевшей книги «Не убий», послужившей оправданием и объяснением тысячам чудовищных преступлений, сделал терроризм логическим выводом своих политических построений. Иноверцев не исправишь, утверждает Бохри, единственный способ спасти души американцев и европейцев — убить их, раз и навсегда освободив таким образом от пристрастия к приятным ядам и приятным болезням. Такова идеология терроризма. Так воспитываются шахиды. Иными словами, последователь Бохри ощущает себя не жестоким убийцей, а, скорее, врачом, который причиняет боль с благой целью. Возможно, в нем кроется объяснение тому, почему те, кто себя называют ваххабитами, совершают против мирных граждан, детей и стариков ужасные акты насилия столь хладнокровно и расчетливо.