Темная прихожая оказалась больше похожа на тамбур – квадратная клетушка, из которой вели две двери, в разные комнаты, поделенные, видимо, между двумя жильцами. Одна оставалась едва различимым силуэтом в темноте, а вот из-под второй лился свет, освещая мокрые ботинки, выстроившиеся вдоль стены прихожей. Кобылин вытащил из кармана руку с пистолетом, прикрыл его полой куртки и бесшумно шагнул вперед. У двери он задержался – на секунду, не больше, – пытаясь поймать ускользающий ритм операции. Нужно оседлать волну событий, катиться на ней, как серфер на волне, и тогда она вынесет туда… Куда надо. Затаив дыхание, Кобылин толкнул дверь, и она распахнулась настежь.
В глаза сразу бросился письменный стол у окна. На нем горела обычная настольная лампа, мягким желтым светом. На столешнице высились стопки книг, под лампой лежала раскрытая тетрадь – обитель студенческих забот, алтарь знаний и только. Но рядом, в полутьме, высилось то, что заставило Кобылина сделать шаг вперед.
Это казалось нагромождением коробок, накрытых отрезом темной ткани. Из середины высился столб, похожий на обрезок бревна – его-то и обложили коробками. На плоской вершине столба стояла статуэтка, обмотанная то ли тряпками, то ли сухой травой. Ниже, на выступах, что образовывали коробки под тканью, вразброс стояли предметы. Две бутылки, почти пустые, с темной жидкостью, вязкой даже на вид. Рядом рассыпана горсть сухой травы, похожей на табак. Еще ниже виднелись обычные блюдца, в которых лежали мокрые ошметки… чего-то, о чем Алексей мог только догадываться. Пустой дощатый пол, на котором не было ни ковра, ни половика, был расчерчен белыми узорами, сделанными из белого порошка. Кобылин, не зря проводивший время в Интернете, знал, что это мука. И он знал, что пришел по адресу – алтарь жреца вуду, официальной религии Гаити, он узнал сразу. Пусть его знания, полученные из Интернета, были обрывочны и поверхностны, но их хватило, чтобы отринуть последние сомнения. К Легбе ли взывал бокор, к лоа, что может провести в этот мир других, или сразу к Барону Самеди, хозяину кладбищ и мира мертвых – охотник не мог сказать. Да это было теперь и не важно. Облизнув губы, Кобылин сделал еще один шаг вперед и замер.
На алтаре вспыхнули черные свечи, что были раньше не заметны в темноте. Десяток огоньков загорелся сразу, как будто кто-то щелкнул выключателем. Их свет блеклой волной упал в темный угол комнаты, и из этой темноты соткалась человеческая тень. И сделала шаг вперед.
Он и правда оказался черным как смоль. Молодой парень стоял у алтаря, рассматривая охотника. На нем были лишь темно-синие, почти черные джинсы, босые ступни стояли на досках, обнаженный торс блестел в отблесках свечей, словно был намазан маслом. Лицо – узкое и худое, было скрыто в тенях, но Алексей рассмотрел и черные усики, даже не усики, так, щетинку, что забыли сбрить утром. Белки глаз словно светились в темноте, пожирая взглядом незваного гостя.
Кобылин внезапно осознал, что целится из пистолета прямо в эти сверкающие белки. Палец замер на спусковом крючке, дрожа от нетерпения. Надо было всего лишь позволить ему согнуться. Выстрелить сразу, уничтожить эту тварь, погубившую столько человеческих душ… Но Алексей хотел знать. Больше всего на свете сейчас он хотел – знать.
– Зачем? – тихо спросил он и тут же повысил голос. – Зачем?
Негр широко улыбнулся, и ослепительно белые зубы сверкнули в темноте. Улыбаясь, он выпалил в темноту набор щелкающих звуков, снова улыбнулся, махнул рукой, словно отметая все подозрения. Кобылин не понял ни слова. Но он чувствовал, что колдун притворяется – он не мог не знать русского. Не выжил бы здесь.
– Я знаю, это ты, – хрипло сказал он. – Зачем? Что тебе нужно от этих несчастных?
Студент снова улыбнулся широкой светлой улыбкой, радостной и обезоруживающей, развел руками. Кобылин стиснул зубы. Он должен был нажать на курок, как только увидел алтарь. Сейчас это будет сложнее. Намного сложнее. Но надо только шевельнуть пальцем…
Кобылина дернули назад, рука с пистолетом взлетела к потолку и тут запястье перехватила чья-то пятерня, сжала словно тисками. Алексей, чье горло стиснул локоть, забился в железной хватке, попытался нажать на спусковой крючок, но сильные пальцы стиснули запястье так, что рука онемела. Пальцы Кобылина разжались, и пистолет с глухим стуком упал на пол, к ногам охотника. Алексей, чье горло сжимал сгиб локтя, свободной рукой ударил назад, целя в лицо того, кто схватил его сзади. Кулак ударил во что-то холодное и твердое. В тот же миг и эта рука попала в железную хватку. Алексей задергался, пытаясь вырваться, но тот, кто держал его, оказался сильнее. Он подался назад, отрывая охотника от пола. Кобылин выгнулся дугой и захрипел. Скосив глаза, он увидел, что над ним нависает огромный широкоплечий негр. Он держал охотника за шею, прижимал к свой широкой груди, словно щенка, удерживая и левую руку. Правую, ту, в которой был пистолет, держал обеими руками второй – обычный белый паренек, худой, конопатый, похожий на ботаника. Его пальцы, холодные и крепкие, словно сталь, впивались в руку Кобылина, пережимая мышцы, словно жгут. Оба покойника – а в этом охотник был уверен – смотрели прямо перед собой невидящими глазами, словно не осознавая того, что делали. Теперь Алексей знал, почему во второй комнате было темно. Покойникам не нужен свет. Но он слишком поздно понял это, и не было никого, кто мог бы прикрыть спину. Алексей на секунду зажмурился, отчаянно надеясь, что сейчас позади раздастся грохот и автоматная очередь… Но вместо этого раздался тихий смех.
Кобылин открыл глаза. Чернокожий студент, стоявший около алтаря, смеялся. Он все так же сверкал белыми зубами, но теперь его гримаса больше напоминала злобный оскал, чем улыбку.
– Что нужно? – переспросил он, глядя в глаза полузадушенному охотнику. – Власть!
Чернокожий махнул рукой в сторону своих мертвых слуг и снова засмеялся.
– Я гость, – сказал он, чуть пританцовывая, – здесь есть хозяева. Добрые. Помогать им, получать власть.
– Оборотни, – прохрипел Кобылин, чувствуя, как хрустят позвонки в шее.
– Мохнатые, – негр засмеялся. – Слово. Жадные, горячие. Мохнатые, да.
Он помахал перед собой рукой – словно изображая черную бабочку. Хватка на шее Кобылина ослабла, и он жадно глотнул воздуха, нашаривая пол ногами. Позвонки с хрустом встали на место и перед глазами Алекса поплыли разноцветные пятна.
– Они просить, я делать, – сказал студент, все еще посмеиваясь. – Делать весело. Теперь будет очень весело.
Он ухмыльнулся и погрозил пальцем Кобылину, взглянувшего на пистолет, что лежал у его ног. Тотчас сильная рука того, что стоял за спиной, задрала куртку охотника, и он почувствовал, как из-за пояса выдернули дробовик. Затем раздался грохот – оружие швырнули на пол, в коридор. Кобылин злобно оскалился.
– Тебя найдут, – хрипло бросил он. – Другие.
– Нет! – всплеснул руками тот. – Слишком заняты. Много дел. Много духов гуляет в городе.
– Если нашел я, то найдут и другие, – сказал Кобылин, отчаянно надеясь, что так и будет.
– Пусть, – отмахнулся негр. – Будет весело.
Он повернулся на месте, протанцевал мимо белых узоров на полу и остановился у стола. Черная рука отбросила в сторону груду распечаток, и на свет появился крохотный пластмассовый магнитофон, застывший среди бумаг.
– Весело сейчас, – сказал колдун и улыбнулся.
Длинный черный палец нажал кнопку, и комнату заполнил дробный грохот барабанов. Дробный раскат волной прокатился по темной комнате, толкнул Кобылина в грудь, и его стражи вздрогнули, словно ощутили этот удар. Чернокожий колдун вскинул руки к потолку и издал долгий протяжный стон.
Кобылин рванулся вниз, не обращая внимания на боль в шее, взмахнул ногой и пнул пистолет, что все еще лежал на голых досках пола. Тот с шорохом рассек темный воздух и влетел прямо в центр алтаря бокора, как мяч, посланный форвардом в ворота. Глухой стук сменился звоном, брызнуло фонтаном разбитое стекло бутылок. От удара тяжелой железяки коробки раздвинулись, центральный столб зашатался и упал, уронив с вершины странную куклу. Сверху повалились пылающие черные свечи, ткань, пропитавшаяся жидкостью из разбитых бутылок, вспыхнула, словно факел. Горящие коробки обрушились на тарелки, огненные брызги проели дыры в узорах из муки. Алтарь в мгновенье ока превратился в пылающий костер, с треском пожиравший все, что оказалось в его жерле.