Проводник устало потер ладонью лоб.

– В принципе догадываюсь, – сказал он. – Мы на нижних этажах, в заброшенном лабиринте подземников, недалеко от входа. Просто спустились чуть пониже. Но я тут никогда не был раньше.

– Выход-то отсюда есть?

– Должен быть, – бросил Вадим. – Все лабиринты соединяются. Теоретически надо просто идти прямо, и, если встретится путь наверх – подниматься.

– Так чего ждем? – осведомился Алекс. – Пошли. Надо и ребят найти, и подземников твоих вздрючить, а то как-то нехорошо получается. Пошли на операцию и провалились. Провалили, можно сказать, операцию.

– Погоди, – сказал проводник, поднимая голову и принюхиваясь, словно зверь.

Кобылин замер. Рука непроизвольно потянулась за дробовиком и осторожно извлекла его из-за спины.

– Туда, – уверенно сказал проводник и ткнул в темноту пальцем. – Пошли.

Кобылин с облегчением вздохнул и сунул дробовик за пояс, уже спереди, так, чтобы его легко можно было выхватить. Пусть есть только три заряда, но это хорошие заряды. Правильные. В пустом и узком туннеле от картечи не спрячешься.

– Ты уверен? – спросил он, когда проводник двинулся в темноту. – Почему туда?

– Уверен, – отозвался проводник. – Оттуда говном пахнет.

– Что? – поразился охотник. – Каким говном?!

– Самым натуральным, – отозвался проводник. – Канализацией.

Кобылин закашлялся, и Вадим обернулся к нему.

– Запомни, охотник, – сказал он. – Запах говна – это запах разумной жизни. Ладно, не всегда разумной, скорее наоборот, но это запах жизни. А смерть пахнет холодом, понял?

– Понял, – сдавленно отозвался Кобылин, которому сразу расхотелось смеяться.

Он помнил, как пахнет смерть. И был готов признать, что лучше идти на запах канализации, чем на тонкий запах холодных, замерзших до смерти лилий.

Поправив дробовик за поясом, Кобылин сунул руку в карман и пощупал складной нож, который взял с собой на операцию, переложив из кармана собственной куртки в комбез. Большой нож раскладывался в длиннющее чудовище, чье лезвие было усеяно мелкими и острыми зубьями серейторной заточки. Алексей увидел его в одном из ножевых магазинов и сразу купил, хотя цена оказалась совершенно заоблачной. Рукоять так удобно легла в ладонь, что Кобылин не смог выпустить нож из рук. С тех пор всегда носил в кармане, держа поближе к себе – особенно тогда, когда дробовик Фродо оставался дома.

– Кобылин, – позвал проводник, успевший пройти вперед десяток шагов. – Ты идешь?

– Иду, – бросил охотник и поторопился вперед, нагоняя проводника. – Уже иду.

Нож так и остался в кармане. Но прикосновение к нему помогло Алексу понять, что именно не давало ему покоя с самого начала этой дурацкой операции.

Это не были переговоры. Это была охота. И все его дурные предчувствия были ощущениями не загонщика, а зверя, на которого объявлена охота.

Молча шли недолго. Алексею было не по себе от темноты, мягко обволакивающей его со всех сторон. Она казалась плотной и вязкой, такой, что даже яркий луч фонаря разрезал ее с трудом, неохотно, словно болотную воду. Низкий потолок, стены, сложенные из старых камней, вода, сочившаяся сверху, – все это не прибавляло Кобылину бодрости. Совсем наоборот – он чувствовал, как мышцы непроизвольно напрягаются, ожидая внезапного нападения из темноты. Ладонь, сжимавшая рукоять дробовика, вспотела, хотя под землей было холодно.

– Вадим, – тихо позвал Кобылин, и проводник, шедший впереди, замедлил шаг.

– Что? – откликнулся он, подождав, пока спутник нагонит его.

– Ты как попал в контору? – спросил Алексей, подстраиваясь под шаг проводника.

– Попал – именно то слово, – кивнул Вадим, шлепая по луже. – Именно, что попал.

– Так как?

– Увидел однажды под землей то, что не нужно было видеть. Подземников, целый отряд. Они меня не видели, так что я за ними последил немножко, разведал, где вход в их лабиринт. После такого нужно было либо в дурку, либо…

– Как увидел? Ты диггером был?

– Нет, – проводник грустно рассмеялся. – Я обходчиком был. Проверял пути в туннелях метро. Мне под землей нравилось, много тут интересного. Вот я иногда и совал свой длинный нос в разные заброшенные места.

– А к охотникам как попал? Их тоже выследил?

– Нет, куда там. В общем, сболтнул я по пьяной лавочке корешам по работе кое-что. Дескать, померещилось в туннелях невесть что. Засмеяли, конечно. Но не все. Тут, знаешь, чего только не увидишь. Петрович, дедок наш, не смеялся. Глянул только косо, но ничего не сказал. А через недельку ко мне на улице подошел один мужик. Предложил поработать… Слово за слово… В общем, и оглянуться не успел, как завербовали.

– Сам Вещий?

– Да ну, ты что, – проводник махнул рукой. – Это Джеймс был.

– Какой Джеймс? – поразился Алекс.

– Да Женя, координатор наземных операций. У них как раз была похожая заварушка с пропавшими. Думаю, это Петрович их на меня навел. Я как уволился из метростроя, так больше его не видел. Может, и к лучшему это.

– А что та заварушка? – спросил Кобылин. – Как в тот раз то дело обернулось?

– Тогда все гладко прошло, не то что сейчас, – задумчиво отозвался Вадим. – Пришел я к воротам, в ту комнату, знал уже, куда идти. Позвал. Ответили. Поболтали немножко. Они мне подсказку подкинули, я пошел по лабиринту и нашел того идиота. Заблудился он, видите ли. Ну и вывел его, сказал, что я диггер, наткнулся на него случайно. Он не видел ничего лишнего, так что никаких проблем.

– А бывали и проблемы?

– Бывали, – веско уронил проводник. – Тут кого только не встретишь. И до стрельбы доходило. Молодняк раньше забивался в туннели нюхать клей – было модно одно время. Потом наркоманы притоны стали устраивать. И развешивают, и употребляют – все на месте. Никто за ними сюда не сунется, многие со стволами ходят, палят во все тени. А потом бомжи… Они тут зимуют целыми кланами. Оглянуться не успеешь, уже завалился в какую-то щель да прямо под ноги подземникам. А уж нынче… Сатанисты повадились.

– Да ну? – удивился Алекс. – Настоящие?

– А пес их разберет, – отмахнулся Вадим. – Соберутся, напялят балахоны черные и ну какую-нибудь кошку резать. Хотя… Я один раз стоянку нашел, жгли там костры. Так там человеческий череп был в костре. То ли медики студенты притащили, то ли бомж помер.

– И что?

– Да ничего. Посидел там в засаде дня два, никого не встретил и дальше – работать.

– Так что у тебя за работа? – серьезно спросил Кобылин. – Ты же не всегда к подземникам ходишь?

– Дурацкая у меня работа, – расстроенно отозвался Вадим. – Ходить и смотреть. Вынюхивать. И главное – следить, чтобы люди не натыкались на подземников. Чтобы мы не причиняли им вреда. Тогда они не причиняют его нам. Сечешь?

– Секу, – отозвался Кобылин, всматриваясь в темноту узкого туннеля. – Полезная работа. Дипломатия.

– А ты как? – спросил Вадим. – Как попал?

– Очень просто, – отозвался Алексей. – Пара охотников использовали меня как приманку для оборотней. Да немного не рассчитали. Сами полегли, а я выбрался. Потом мне позвонили… Вот, теперь хожу, стреляю во все, что движется.

– Зачетно, – отозвался Вадим. – Вот это реально полезно. Увидел нечисть – БАМ, и нет ее. А у меня руки связаны, все разговоры, уговоры, переговоры.

– Лучше так, – серьезно сказал Кобылин. – Стрелять дело нехитрое. Я бы даже сказал глупое. Вот, смотри, сегодня чуть до стрельбы не дошло. И может, еще дойдет. Кому это, на фиг, надо? Лучше бы ты с подземниками говорил, а не этот дятел.

– Да, – отозвался Вадим. – Зря они Петра прислали. Он, конечно, опытный мужик, но не в таких делах. Надо было Женю попросить. Он со мной ходил несколько раз, знает что к чему.

– А ты сам-то что, не справился бы?

– Я бы справился. Да не положено. В таких сложных случаях должен быть кто-то из координаторов. Чтобы на месте принимать решения, касающиеся тактики всего отдела. А я что, сошка мелкая, куда мне решать, я и половины того не знаю, что наверху творится.