Настало время проделать некоторые ритуальные жесты: наполнить барабаны, пристегнуть рожки, прицелиться, выхватить оружие из-за пояса и засунуть его назад, то же — из кобуры, то же — из-за спины, из подмышки, и т. д. Потом Мэтт направил их к берегу Авра, чтобы они прошли финальный тест: стрельба на разогрев, стрельба навскидку, одновременная стрельба. Николас Бонгусто отстрелялся первым по воображаемым мишеням на другом берегу, потом присмотрел в нескольких метрах вверх по течению рыбацкую хижину, от которой шли мостки на опорах, и направил стрельбу на нее. Вскоре десять человек, выстроившись в цепь, направили оружие на маленькую лачугу и разрядили по несколько обойм каждый. После добрых пяти минут плотной стрельбы толевая крыша съехала в воду, а деревянные стенки, прошитые пулями, рухнули. Теперь игра заключалась в том, чтобы добить и сваи, так, чтобы все сооружение рухнуло в реку, что вскоре и произошло. Оружие было в безупречном боевом состоянии, и каждый член отряда только что весьма удачно обновил свой экземпляр.

Мэтт раздал карманные деньги и мобильные телефоны, потом несколько минут поговорил с переводчиком, который выступал то в роли второго штурмана, то разведчика, и предложил пойти вверх по течению реки Авр и войти в город. Дав последние рекомендации войску, Мэтт открыл поход на Шолон.

По мере того как они приближались к городу, до них стали доноситься странные и довольно характерные звуки: знакомый шум, ярмарочная музыка, веселые крики, понятный без перевода праздничный гам. Отряд карателей стал выдвигать самые абсурдные предположения.

— Торжественная встреча? — спросил наугад Джулио для разрядки атмосферы.

— А я бы не удивился, — заявил Ник. — Я видел такие черно-белые репортажи. В Нормандии они, как только видят, что идут американцы, тут же выкатывают духовой оркестр, девиц и петарды, — это традиция такая.

Мэтт знаком приказал им на минуту остановиться перед мостом, который обозначал вход в Шолон.

— Это что за фигня? — спросил он у разведчика.

Тот подошел к маленькой афише, прикнопленной к дереву, и она тут же дала им ответ. Насколько возможно, он объяснил, что речь идет о празднике Святого Иоанна.

— Возможно, удача на нашей стороне, — сказал Мэтт.

— Просите меня о чем хотите, но избавьте от этого чудовища, Квинт. То, что случилось в четверг, произойдет снова. Он найдет другие «Сортексы», как вы за ним ни следите. Он разнесет город в пух и прах, станет рэкетировать торговцев, откроет подпольный игорный дом, будет терроризировать муниципальный совет, угрожая бейсбольной битой. Джованни родился, чтоб уничтожить все, и когда он умрет, его последняя мысль будет ужасна или он раскается — раскается, что мало уничтожил.

Фред сидел под окном кухни домика федералов и плакал. Интуиция не обманула: Магги перешла на сторону врага. Ему пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы подавить гейзер ярости, который готов был забить у него из глотки. Его жизнь брошена собакам, и кем брошена — спутницей всей его жизни. Он удержался и не стал биться головой о камень, чтобы стены не задрожали и не выдали его присутствия. Теперь Квинт стал опорой семьи Манцони, возможно, ее спасителем.

— Бэль и Уоррен обречены, пока рядом с ними живет этот сукин сын. Дону Мимино нужна его шкура, а не наша.

Фред укусил себя за руку и больше не разжал челюсти, пока клыки не впились в кожу, но боль оказалась недостаточно сильной, чтобы пересилить ту, что причиняла ему Магги. Квинтильяни устроит себе праздник — отделит его от семьи, из чистого садизма, чтоб Фред сбросил спесь, стал готов на любые низости, лишь бы услышать по телефону их голос. Королю сыщиков, который сам так давно живет вдали от детей, только этого и надо: Магги только что поднесла ему на блюдечке самую сладкую месть. Фред искал, как бы прекратить эту муку, и снова потянуло оглушить себя ударом головы о цоколь. Он, считавший, что может вынести многое, теперь звал избавление. Кто на земле способен вытерпеть подобную боль? Фред был, наверно, единственным человеком в мире, который не знал ответа — жертва.

Весь город стоит на голове: кто тут кого заметит. В общей суматохе никто не обратит на них внимания. Мэтт отрядил две пары патрулировать в городе, а пяти оставшимся предложил смешаться с толпой на ярмарке и искать сведений о Блейках. Оказавшись посреди праздника, которого никто не ожидал, сначала все пятеро были начеку. Потом большинство стало забавляться.

Поскольку сторож лицея имени Жюля Валлеса оставил свой пост и ушел с семьей на ярмарку, Джои Уайн и Ник Бонгусто без труда захватили здание. Они всего-навсего поставили ногу на коробку электрического замка и перешагнули парапет, потом остановились перед указателями и попытались расшифровать надписи. Джои пошел в направлении, куда указывали стрелки «Приемная», «Администрация» и «Конференц-зал», таким образом, его коллеге оставалось только направиться в сторону «Продленного дня», «Медкабинета» и «Гимнастического зала».

Первый выбил стекло и проник в коридор, который привел его к административным кабинетам. Готовый применить любые методы устрашения, чтобы получить адрес Блейков, Джои был разочарован, оказавшись в одиночестве, в тишине длинного здания с серыми оштукатуренными стенами. Нет, чтобы сломать парочку рук, придется самому открывать металлические шкафы, полные папок, и рыться наугад. Первый же ящик утомил его, и он вывернул остальные на пол, потом опрокинул шкафы. После чего зашел в кабинет директора и сел за его стол, чтобы осмотреть другие ящики; один из них, запертый на ключ, он взломал с помощью ножа для бумаги — там оказалось несколько банкнот, которые он машинально сунул в карман. Он продолжил свой путь до первой классной комнаты, не удержался и вошел в нее.

Ходил ли Джои когда-нибудь в школу? Если подумать, то может, он пропустил что-то приятное, что ждало его на скамье общественной школы в Черри-Хилл, штат Нью-Джерси, которую он огибал каждое утро, чтобы присоединиться к своей банде на Ронольдо Террас. Никогда не видал он так близко классной доски, запах мела ничего ему не говорил. Он скрипнул куском мела по черной поверхности, незнакомый звук отозвался мурашками на коже. Вот, значит, все отличие в этом белом тюбике? Белом тюбике, таящем в себе всю мировую премудрость? Способный доказать что угодно, доказать, что Бог существует — или нет, что параллельные сходятся в бесконечности, что поэты знают истину? Не зная, что оставить — слово, цифру, рисунок, — он секунду колебался и написал большими буквами ЗДЕСЬ БЫЛ ДЖОИ, как часто делал в туалетах баров.

Пройдя насквозь двор, Бонгусто вошел в спортивный зал и проорал несколько ругательств, которые отдались эхом. Скручивая сигарету, он обошел спортивные снаряды — подтянулся на шведской стенке, повисел на пятиметровой веревке с узлами, проинспектировал полки с майками, потом схватил баскетбольный мяч и стал рассматривать его со всех сторон: ни один предмет в мире так не напоминал глобус. Самое невероятное было то, что Ник никогда не держал его в руках. Матчей он перевидал неизвестно сколько, в любом возрасте. Он поджидал молодых игроков на выходе с площадок, предлагал им кучу разных изделий и в тюбиках, и в пакетиках, — но ни разу не присоединился к ним, чтобы попробовать дриблинг. Позже, на стадионах, он организовывал ставки и видел, как играли звезды, к некоторым он даже приближался, чтобы подкупить их или запугать до смерти, это зависело от полученных приказов. Правила, игроков он знал лучше, чем кто-либо, и на площадке выглядел бы вполне им под стать — метр восемьдесят, ладони широкие, как лопаты, голова обрита наголо, — и однако же он никогда не чувствовал пальцами шершавый каучук красного мяча. Он подержал его в руке, шагнул на баскетбольную площадку во дворе, встал под кольцом и сделал последнюю глубокую затяжку. Он оказался перед непростым выбором: первый раз в своей жизни забросить мяч в корзину или бросить его и остаться единственным американцем, который не забил ни одного очка. Стоя с мелом в руке, Джои посмотрел в окно, где его напарник принимал позы заправского игрока, и ободряюще свистнул.