– Зато Джереми этого не знал, не так ли? – Глэдис не могла постичь, как можно быть настолько жестокой, настолько чудовищно эгоистичной, как Сандра. Она поспешно прервала связь, почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота. Она зажала рот рукой и едва успела добежать до ванной, как ее вырвало. Глэдис трудно было даже представить, что могло бы случиться, если бы Джереми оказался таким же жестоким и бессовестным, как Сандра.

В течение двух недель после этого разговора Глэдис зализывала раны и в конце концов почти убедила себя в том, что если Джереми так легко от нее отказался, то он не тот человек, каким она его себе представляла. Выходит, она любила человека, которого в действительности не существует. Она пыталась убедить себя, что даже лучше, что все так произошло, но потом подолгу плакала, пока не засыпала от изнеможения, ведь чувства не подчиняются законам разума.

Весна уже полностью вступила в свои права. Ярко светило солнце, городские клумбы пестрели весенними цветами, улицы и прохожие повеселели.

Однажды под вечер, возвращаясь домой из супермаркета, куда ходила за продуктами, Глэдис подошла к своему дому и увидела припаркованный у подъезда серебристый «корвет-стингрей». Она приостановилась, и ее сердце пропустило удар – точно на такой же машине Джереми возил ее в Маркетт. Но нет, этого не может быть, потому что он не знает, где она живет, да и вообще… Она покачала головой и двинулась дальше.

Внезапно прямо перед ней выросла знакомая широкоплечая фигура, и сердце Глэдис подскочило куда-то к горлу. Джереми! Так это он!

– Глэдис… – произнес он своим глубоким, волнующим голосом, который она так хорошо помнила, и мурашки побежали у нее по коже. – Глэдис, девочка моя, наконец-то. Как давно мы не виделись.

Он хотел обнять ее, но она уперлась руками ему в грудь.

– Что ты здесь делаешь, Джереми? Как ты меня нашел? Я думала, мы договорились…

– Ни о чем мы не договаривались, – перебил он ее и все-таки обнял.

Глэдис почувствовала его руки у себя на талии, но все еще отказывалась уступить своему безумному желанию прильнуть к нему всем телом и умолять, чтобы он никогда больше не отпускал ее. Нет, вначале она должна понять…

– Дорогая, нам нужно поговорить. Ты не возражаешь, если мы пойдем к тебе?

– Я не думаю, что…

– Ну не разговаривать же нам с тобой прямо на улице, на виду у всех прохожих?

– Ну хорошо, – неохотно согласилась Глэдис. Видеть Джереми у себя дома было выше ее сил.

Ее квартира располагалась на пятом этаже и выходила окнами на дубовую аллею. Они молча поднялись на лифте, подошли к двери, и Глэдис попыталась дрожащими пальцами вставить ключ в замочную скважину, но никак не могла попасть. Джереми мягко забрал ключ из ее рук и сам отпер дверь. Пропустив ее вперед, вошел следом и закрыл за ними дверь.

Глэдис любила свою квартиру: она была довольно просторной и уютной, но сейчас, в присутствии Джереми, словно резко уменьшилась в размерах. Глэдис мимолетно подумала, что ему, привыкшему к просторным домам, ее квартира, наверное, кажется очень тесной.

– Значит, здесь ты живешь, – задумчиво проговорил он, с интересом оглядываясь. Затем, застав Глэдис врасплох, порывисто схватил ее за плечи и прижал к себе. – Я так соскучился, любимая, – пробормотал он, наклоняясь к ее лицу. – Как давно… слишком давно…

И Глэдис почувствовала, как вся ее решимость тает под напором его горячего, жадного рта.

Он покрывал ее лицо короткими страстными поцелуями, и она потянулась к нему, как цветок тянется навстречу солнцу. Их губы встретились и слились в долгом поцелуе. У нее кружилась голова, сбилось дыхание, но и он тоже был взволнован. Глэдис чувствовала это по легкому подрагиванию его пальцев у нее на талии, по их обжигающему жару, который проникал сквозь тонкую ткань блузки.

– Глэдис, – простонал он, и она почувствовала всю силу его возбуждения. – Я больше никогда не отпущу тебя. Никогда!

И у нее уже не было сил скрывать, как она нуждается в нем.

Прижимая ее к себе, Джереми поднял голову и с нежностью вгляделся в ее запрокинутое пылающее лицо, затем ласково погладил ее виски, брови, разгоряченные щеки. Казалось, ему доставляло огромное удовольствие просто смотреть на нее. И хотя ей тоже было это приятно, она не могла не задаваться вопросом: о чем он думает, глядя на нее? Может, ищет следы болезни или уже жалеет, что приехал к ней?

– Ну а ты скучала по мне? – спросил он. – Скажи правду, скучала?

И он еще спрашивает? Да она чуть с ума не сошла от тоски! Но стоит ли ему знать об этом?

– Ох, Джереми, – простонала она, пряча лицо у него на груди. – Ну зачем ты приехал? Зачем все усложняешь? Ведь я хотела облегчить это и тебе, и себе. А ты… ну зачем ты сделал это?

– Облегчить? Сомневаюсь. По-моему, напротив, ты все усложнила, когда на самом деле это так просто. Я люблю тебя, а ты, я надеюсь, любишь меня. – Его темные бездонные глаза удерживали ее взгляд, и она тонула в них. – Ты ведь любишь меня, правда? Ах, Глэдис, глупая моя девочка! Неужели ты настолько плохого мнения обо мне, что думаешь, будто моя болезнь может изменить мое отношение к тебе?

– Да, может. – Глэдис шмыгнула носом. – Так нужно, Джереми, пойми. Я не имею права выходить замуж.

– Это самая большая глупость из всего, что я когда-либо слышал! – воскликнул он. – Мне плевать, какую еще чушь вбила тебе в голову эта стервозная Сандра, но ты будешь моей женой, так и знай!

– Сандра? А при чем тут она? Что она тебе сказала?

– В том-то и дело, что ничего. Наверное, она решила, что если я буду считать, что у тебя астма, то не стану тебя разыскивать. Какое счастье, что я ей не поверил!

– Но… – Глэдис решительно ничего не понимала. – Мне она сказала, что…

– Что? – нетерпеливо нахмурился он. – Что еще она тебе наплела?

– Она звонила мне и сказала, что ты… ты был потрясен, когда узнал, что я… что у меня…

– Бог мой, вот же дрянь! Мне следовало догадаться, что она не успокоится, хоть я ее и предупреждал, чтобы не лезла. Она отказалась дать мне твой адрес, представляешь? Мне пришлось разыскать твоего двоюродного дядю, он-то мне все и рассказал.

– Дядя Шеймус? – Глэдис нахмурилась. – Вот уж не думала…

– Ну, не сразу, разумеется. – Джереми усмехнулся. – Сначала он хотел вышвырнуть меня вон, но, когда я сказал ему, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, и попросил помочь, он смягчился. Он все мне рассказал, Глэдис. – Джереми прижал ее к себе, словно близость его тела могла защитить ее от всех бед. – Он проявил понимание и, если для тебя это важно, благословил нас.

– Джереми… – Глэдис попыталась высвободиться, но он не отпускал ее. – Пойми, это ничего не меняет.

– Это все меняет. Дай мне договорить, и ты поймешь. Шеймус сказал мне одну вещь, о которой, ты, возможно, не подозреваешь.

Глаза Глэдис расширились.

– Какую?

– Он на правах твоего ближайшего родственника поговорил с твоим лечащим врачом… кажется, его зовут доктор Мейсон?

Глэдис кивнула, и он продолжил:

– Так вот, доктор Мейсон считает, что твоя мать чересчур тебя опекала, не отпускала от себя ни на шаг, не позволяла делать ничего такого, что могло бы повредить твоему здоровью.

Глэдис нахмурилась.

– Но ведь она хотела как лучше.

– Да, но дело в том, что, когда тебе еще было пятнадцать лет, врачи предлагали сделать тебе операцию, которая избавила бы тебя от заболевания, но твоя мать отказалась.

– Но ведь…

– Разумеется, ее можно понять. Она боялась потерять тебя, ведь любая операция, тем более на сердце, вещь опасная и не всегда можно предсказать результат. Но дело в том, что за прошедшие десять лет медицина шагнула далеко вперед.

– Ты считаешь, что мне стоит согласиться на операцию сейчас? – слабым голосом спросила она. Было так страшно, но если есть шанс, что она будет здорова, что сможет выйти замуж за Джереми и создать полноценную семью…

– Нет, – ответил он, удивив Глэдис. – Каких бы высот ни достигла медицина, операция всегда риск, а я не хочу рисковать тобой. Я люблю тебя такой, какая ты есть, понимаешь? Но я считаю, что решение должна принять ты сама. Если ты решишь, что хочешь рискнуть, я поддержу тебя и буду рядом.