Обнажив меч, Маледикт кинулся к двери, неумолимо увлекая за собой тени.

— Останови его! — крикнул Джилли.

Янус с хрустом потянулся и лишь потом взял Маледикта за руку.

— Мэл, довольно мелодрам. Нам нужно…

Со свистом вдохнув, Янус отскочил, когда меч скользнул в дюйме от его живота. Джилли воспользовался тем, что Маледикт находился к нему вполоборота, и сбил его на пол. Маледикт завизжал; грачи стали бросаться на окна. Птицы разбивались о стекло, обрушивая на Маледикта свои кости, перья и кровь.

— Меч, — задыхаясь, проговорил Джилли, стараясь удержать на полу Маледикта, который будто обрел силу и стремительность змеи. Если начертанные в воздухе знаки не сработали, оставалось только вырвать меч из рук Маледикта — иначе юношу было не удержать. Джилли вывернул Маледикту руку и отбросил меч.

Янус, оценив ситуацию, встряхнулся и наступил на распростертую на полу руку. Несмотря на свое отчаянное положение, Джилли поморщился, услышав хруст костей Маледикта. Изящным движением, равно подходящим для танца и дуэли, Янус кончиком туфли откинул меч на другой конец комнаты.

— Элизия! В кладовой дворецкого! — задыхаясь, выкрикнул Джилли.

Маледикт, то ли пренебрегая болью, то ли вовсе ее не чувствуя, встал на четвереньки и потянулся за мечом. Джилли выдохнул и постарался навалиться на юношу всей тяжестью тела, представляя себя неподвижной глыбой, связующей сетью. Послышались быстро удаляющиеся шаги Януса. «Торопись, торопись же!», — повторял про себя Джилли. Он понимал, что не сможет держать Маледикта долго; с каждым ударом сердца Маледикт подбирался все ближе к мечу.

Джилли заломил Маледикту руку, мешая неумолимому продвижению вперед. И тут Маледикт скользнул влево, перекатился на бок и коленями пнул Джилли под дых. Боль от удара захлестнула Джилли сверх всякой меры. Маледикт отцепил от себя судорожно скрючившиеся пальцы, и лишь своевременная и стремительная хватка Януса не позволила мечу вновь воссоединиться с хозяином. Янус отступал, неловко сжимая рукоять меча в окровавленных пальцах; в другой руке он держал пузырек элизии. Шприц начал выскальзывать из растопыренных пальцев, и Джилли, предприняв неимоверное усилие и перекатившись к Янусу, поймал его.

— Он мой, — прорычал Маледикт; словно Ани устала притворяться и играть в игры, меч выпал из ладони Януса, проскрежетал по полу и зацепился за туфлю Маледикта. Юноша подбросил его в воздух носком туфли и поймал правой рукой.

Кости вновь срослись, сухожилия пришли в движение, и Маледикт перехватил меч поудобнее. Янус выронил пузырек с элизией. Тень Маледикта разрасталась, в воздухе роились окровавленные перья.

Янус встретился взглядом с Джилли, и впервые самообладание изменило ему.

— Не выпускай его отсюда, — проговорил Джилли.

Янус шагнул, загораживая Маледикту выход. Едва заметное недовольство скользнуло по неподвижному, похожему на маску лицу юноши. Джилли хотел бы, чтобы это было беспокойство, но нет — то была ярость, и Джилли не мог себя обманывать.

— Держи его! — закричал Джилли и кинулся вверх по лестнице в покои Маледикта. Захлопнул за собой дверь и, не замечая попутных разрушений, стал рыться в поисках шкатулки с ядами. Где-то внизу сталь билась о сталь, и он в смятении думал, как долго Янус сможет противостоять Маледикту; более того, сколько пройдет времени, прежде чем Янус осознает, что удерживает Маледикта от достижения цели — его, Януса, цели.

Джилли наконец нашел шкатулку. Но все хрустальные пузырьки были одинаковые — по крайней мере, так ему казалось от волнения. На дне лежал пузырек несколько крупнее остальных — и Джилли взял его. Интересно, какую судьбу уготовил Маледикт этой склянке? Стараясь не строить догадок, Джилли схватил склянку и понесся в гостиную.

Янус, прижатый к двери, тяжело дышал, удерживая Маледикта на расстоянии с помощью кочерги. Меч Януса, зазубренный и исцарапанный, всё еще подрагивал в дальнем углу комнаты.

Заскрежетав зубами, Джилли сорвал с себя рубашку и пропитал ткань содержимым склянки. Янус прыгнул вперед, увернулся, отбил удар; кочерга с силой ткнула Маледикта в грудь. Когда юноша зашатался, Джилли набросил ткань ему на голову и прижал к лицу, прямо к оскаленным зубам.

Полоснул меч, и Джилли пригнулся к Маледикту, стараясь укрыться за его спиной от удара. Юноша отчаянно извивался в его руках. На мгновение Джилли решил, что все пропало, что Маледикт вырвется и мечом прорубит себе путь ко дворцу.

Воспользовавшись тем, что глаза Маледикта закрывает ткань, Янус нанес ему еще один удар, сломал хрупкий локтевой сустав и выбил меч. Юноша без сознания рухнул на руки Джилли.

Не готовый к внезапно навалившейся тяжести, Джилли упал вместе с Маледиктом и растянулся на полу; нервы звенели от напряжения, зубы клацали. Оставшиеся грачи разлетелись. Янус брезгливо откинул грачиные трупики мысом туфли и опустился на колени возле Джилли и Маледикта. Приподняв ткань, он поморщился.

— Эфир, — пояснил Джилли, но Янус, похоже, его не слушал. Он коснулся безвольно открытого рта юноши, сломанной руки, локтя, который уже начал срастаться.

Наконец Янус поднял взгляд на Джилли.

— Что за чертовщина? — почти шепотом спросил он, словно боялся разбудить Маледикта. — Я ранил его. Сломал ему руку, ребра, локоть — и никакой реакции.

— Она безумна и бесконечно могущественнее нас. — Джилли снова накинул ткань на лицо Маледикта. — К счастью, Маледикт не таков, ибо состоит из костей и крови, как и мы… независимо от того, насколько сильна Она.

— Она? — переспросил Янус. В руке у него был меч, хотя Джилли никак не мог вспомнить, как он там оказался. Янус смотрел с недоумением.

— Полагаю, опасность миновала. Можешь отложить меч, — проговорил Джилли. — Она, мой дорогой лорд Ласт, — это Чернокрылая Ани. — Джилли привстал, вытащил из-под колена трупик грача. Потом вернулся в прежнее положение. — И Она наделяет своих последователей кое-какими способностями. Например, устойчивостью к ядам, ранам; и все, чего Она просит взамен, — это их тела. Чем больше времени занимает месть, тем сильнее становится Она. Ее не заботит ничего, кроме пролитой крови.

— Но ведь он упал под действием эфира, — возразил Янус. — Джилли, ты со своей ерундой…

— Думаю, устойчивость к ядам — не совсем верное выражение. Они действуют на него, но непродолжительное время.

— Она способна залечивать раны? Любые раны? — спросил Янус, снова дотрагиваясь до укрытого рубашкой Маледикта.

— Некоторые так утверждают, — сказал Джилли. Маледикт пошевелился у него на руках, несмотря на то, что рот и нос его по-прежнему укрывала пропитанная эфиром ткань. Джилли еще раз намочил рубашку. Маледикт опять потерял сознание.

— Осторожнее, Джилли, — прикрикнул на него Янус. — Он же такой хрупкий. Ты убьешь… — В глазах Януса, бледных, как у волка, промелькнуло потрясение. — Он проснется безумным?

— Не знаю. Вряд ли. Полагаю, Ей стоит определенных усилий проявить Себя. Наверно, дело в белладонне, которую Маледикт выпил вчера вечером.

— Маледикт пил белладонну? — опешил Янус. — Сколько он выпил?

— Достаточно, чтобы умереть, — ответил Джилли. — И все ради тебя.

Янус издал едва слышный хрип. Его лицо побелело. Он сгреб Маледикта и, прижавшись лицом к его шее, принялся укачивать.

Джилли отсутствующим взглядом прикидывал масштабы разрушений. Очередной беспорядок, который будет непросто объяснить немногочисленным слугам, что еще не успели разбежаться. Подняв за крыло мертвую птицу, он выкинул ее из разбитого окна.

Янус у него за спиной прошептал:

— Мне так жаль, что я ранил тебя.

— Не ранил, — послышался в ответ почти неразличимый отзвук шепота. Джилли обернулся. Глаза Маледикта блестели. — Это было, как боль, которую испытываешь во сне. Не по-настоящему.

Янус, закряхтев от натуги, одним движением поднялся с Маледиктом на руках.

— По-настоящему или нет, тебе все же надо отдохнуть.

Маледикт выскользнул из объятий Януса, схватил меч и отбил им несколько паривших в воздухе перьев.