— Я хочу его смерти. Мне нужна его смерть. Кровь льется независимо от того, где человек обитает. Если все пойдет не так, если подозрение падет на нас и нас заклеймят как виновных, мы бросим идею с графским титулом. Обчистим его поместье и будем жить в Приисках, как короли.

— Сбежать, точно крысы? Сдохнуть, как крысы, когда закончатся деньги? — спросил Янус, встряхивая Маледикта за плечи. — Я не вернусь к прежней жизни. — Ладони Януса замерли на плечах Маледикта, стали нежно поглаживать ими же оставленные красные отметины. — Ты же помнишь, в какой нужде мы жили. Если бы даже ты был готов снова рискнуть, это оказалось бы хуже, чем ты думаешь, принимая во внимание нашу нынешнюю жизнь. Вкус свежего хлеба по утрам. Тепло камина зимой. — Когда Маледикт попытался что-то возразить, Янус поцеловал его в губы — словно печать языком поставил.

Янус повел его, держа спиной к кровати, и продолжил, прервав поцелуй:

— Нежное прикосновение шелков к коже, роскошь простыней и бархатных покрывал. И ведь дело не только в роскоши, Мэл, но еще и в безопасности.

Маледикт упал спиной на перину, рубашка распахнулась, корсет соскользнул на пояс. Янус сцепил руки Маледикта над головой, спрятав в мягких складках пуховых подушек. — Я постараюсь подтолкнуть Ласта навстречу твоему клинку, выманить его из безопасного укрытия, но ты должен подождать. Я не намерен терять тебя из-за обвинения в государственной измене.

Маледикт взглянул в бледные глаза, поцеловал нежные золотые кудри, струящиеся по шее.

— Ты сделаешь это скоро?

— Очень скоро, — прошептал Янус. — Мой темный и кровожадный рыцарь.

— Время — наш враг, — сказал Маледикт. — Амаранта не должна…

— Мэл, — прервал Янус. — Я провел без тебя почти две недели.

Маледикт весь отдался знакомым, таким восхитительным прикосновениям. Он вздыхал, постанывал и покусывал, когда Янус ждал от него этого; но ни на миг он не переставал думать об интригах Ласта. И снова на одной чаше весов оказалось простое осуществление мести и побег, на другой — утонченная загадочная игра выпадов и отражений, политики и власти. От потока удовольствия, окатившего Януса и озарившего его лицо, Маледикту досталось лишь несколько брызг, настолько глубоко он был погружен в мысли о крови и терпении.

Янус отстранился и чуть рассерженно проговорил:

— Проститутки — и те притворяются, что им приятно.

Маледикт разгладил морщинку между бровей Януса.

— Проститутки, в отличие от меня, не сортируют врагов по степени их опасности и не строят планов. Амаранта представляет для нас угрозу. Однако убить ее — означает лишь отсрочить решение проблемы. Пока ты не толкнешь Ласта под мой меч, она может понести и лишить тебя права наследования. Мы должны обеспечить ей бесплодие, пока я не проткну Ласту сердце. — Маледикт выскользнул из рук Януса, из уютного тепла постели, и открыл ящичек с ядами. Пробежав пальцем по склянкам так, что те зазвенели, он наконец-то ощутил первую вспышку удовольствия. Снадобье не таило в себе смерть Амаранты — Маледикт пока решил не прибегать к крайним мерам.

Маледикт вытащил охапку маленьких свертков вощеной бумаги, светло-зеленых внутри, и вернулся на кровать.

— Снадобье «Шлюшкин друг», — пояснил он. — Помнишь его?

— Да, — ответил Янус. — Наши матери пользовались им, чтобы предотвратить беременность. Но, Мэл, как мне устроить, чтобы Амаранта принимала его каждый день?

— При ежедневном принятии она не забеременеет. При ежемесячном — случится выкидыш, если она забеременеет. Хуже для нее, зато гораздо легче для тебя. Все, что нужно, — подсыпать порошок ей в вино. Хотя я предупреждаю тебя уже теперь, Янус: я не стану ждать несколько месяцев.

Янус рассовал упаковки со снадобьем по карманам, сел на кровати и стал одеваться, разглаживая одежду, застегивая пуговицы и завязывая шнурки.

— Янус?

— Мне лучше вернуться, прежде чем заметят мое отсутствие. Теперь, когда отец чувствует, что имеет надо мной преимущество, он ввел для меня новые ограничения.

— Если бы он был мертв, некому было бы выдумывать правила.

— Мэл… — предостерегающе проговорил Янус.

Маледикт отвел взгляд.

— Если ты действительно решил уйти, загляни в мой шкаф — там чистое белье. Тебе лучше сменить крават — твой я смял сверх всякой меры.

Янус принялся рыться в белоснежных полосках ткани, выбирая подходящую; Маледикт не без удовольствия наблюдал за ним.

— Тот, что с краю, — накрахмаленный шелк, если именно его требует твоя изнеженная кожа.

— Повяжи его мне, — попросил Янус.

Маледикт выбрался из-под одеяла.

— Тебе нравится всегда выглядеть аристократом… ну-ка, подними подбородок повыше. Я ношу белье для маскировки. А ты не согласишься снять свое, даже отправляясь на тайную прогулку по городу.

— С помощью одежды легче всего перевоплотиться; одежда сразу выдает происхождение и положение в обществе, — сказал Янус, вставая и оглядывая себя со всех сторон. Он запустил пятерню в волосы, в шелковистые кудри. — Вестфолл может себе позволить шататься по городу, как неотесанный простолюдин, в одной рубашке с расстегнутым воротом — его родословная безупречна до десятого колена. А вот если я появлюсь со слоем пыли на сапогах, все скажут, что нельзя и ожидать иного от бастарда, подражающего тем, кто выше и лучше него. — На лице Януса обозначилась улыбка — не такая приятная, как обычно. — Но титул все изменит. Или по крайней мере заставит сплетников не шептаться прямо у меня за спиной.

Маледикт отбросил волосы Януса и поцеловал его сзади в шею, ощутив губами упругость шелка.

— Когда ты вернешься?

— Через две ночи. Отец и Амаранта отправятся на другое свадебное торжество, — сказал Янус. — Я выберусь через окно, как влюбленный ухажер, и примчусь искать твоего расположения.

— Обещаешь? — спросил Маледикт.

Янус повернулся, взял лицо Маледикта в ладони, прижался к его лбу своим.

— Клянусь.

Окинув взором людную залу, герцог Лав повернулся к Ласту и сказал:

— Ваш сын простил вас? Я видел его лишь мельком, и мне показалось, что он несколько удручен.

— Это не имеет значения, — проговорил Ласт, прихлебывая из бокала. — На мой взгляд, его поведение было слишком своевольным. Это пойдет ему на пользу. Он слишком многое унаследовал от Селии — ее своенравие и эгоизм, например.

— Отчасти, возможно, в силу разлагающего влияния со стороны, — предположил Лав.

— Со стороны Маледикта, — прорычал Ласт. — Проклятый… Я бы добился, чтобы его вышвырнули, но Арис питает к нему безотчетную слабость.

— Да, — согласился Лав. — Вы видели еженедельную газету? И непристойную карикатуру Пуля? Я натравил на художника Эхо, однако пока Арис не возмутится происходящим, все меры бесполезны.

— Я не видел последнего выпуска, — признался Ласт. — Впрочем, вряд ли он хуже предыдущих, где Пуль изображает моего брата королем льстивых псов.

— Это отвратительно. — Лав увлек Ласта за собой в кабинет. Там он разложил иллюстрированную газету.

Ласт разинул рот; его щеки вспыхнули. Скупыми, четкими линиями, без обычных финтифлюшек, художник изобразил Маледикта. Тот, с копной темных волос и сексапильным ртом, сидел, развалившись, на троне; в одной руке он держал меч, а в другой — длинный поводок, ведущий к ошейнику на шее Ариса. На лице самого Ариса застыло почти идиотское выражение; он словно слепец не замечал тела с надписью «Ворнатти» у своих ног, с обожанием глядя вверх на Маледикта. Ласт скомкал страницу.

— Прикажите Эхо бросить Пуля в тюрьму. Посмотрим, хватит ли ему связей, чтобы освободиться. И заодно узнаем, кто помогает ему распространять подобную клевету.

— Несомненно, слух распустила Мирабель; ее сплетня десятикратно увеличилась в размерах. А люди готовы верить тому, чему раньше только внимали, — сказал Лав. — И все это приводит нас к изначальному источнику всех ваших и моих проблем — к Маледикту.

Ласт вздохнул.

— Не так давно я считал проблему решенной. Данталион, обойденный в завещании племянник Ворнатти, послал наемного убийцу; но тот либо не преуспел, либо его попросту перекупили. Полагаю, Данталион планирует заняться этим делом лично, как только его официально назначат на должность аудитора Антира.