— В камере по крайней мере я мог бы отдохнуть.

— Я лишь пытаюсь помочь, — объяснил Джилли.

— Помочь? Тогда купи мне выпить, — попросил медиум, нетвердой походкой направляясь к ближайшей пивной. Джилли помешкал, но все же последовал за ним; он слышал, что говорил старик, видел его взгляд, когда он узнал в Маледикте Ани; быть может, только он мог дать Джилли ответ, которого не давали ни книги, ни пергаменты.

Джилли сел напротив, морщась от запаха прокисшего рагу и перегара. Медиум вздохнул.

— Ты — слуга из особняка на Дав-стрит, верно?

— Верно, — кивнул Джилли. — А тебя как зовут, медиум?

— Нет, я больше не медиум, — отозвался старик. — Я перестал выкрикивать истину городу глухих и непомнящих. Я присоединюсь к ним в их добровольном забытьи.

— Мне нужен твой совет. — Джилли махнул девушке за стойкой, когда медиум сделал попытку сбежать. Она принесла две кружки эля, и старик вернулся на место.

— Никто не прислушивается, — сказал он, поднимая кружку и наполовину опустошая одним глотком.

— Я прислушиваюсь. Это моя работа, — проговорил Джилли.

— И моя… была когда-то, — вздохнул медиум. — Я говорил за богов, пропускал их слова через себя, пока из ушей не начинала идти кровь. А теперь… теперь я забыт вместе с ними. Ты — ты понимаешь, на что это было похоже? Я был как ребенок, вынужденный слушать, как дерутся родители. Месяцы и месяцы беспрестанного раздора — лишь видения, в которых боги бились друг с другом. Одни медиумы умирали во сне. Другие — их было большинство — бежали снов и сходили с ума. А потом наступила тишина — блаженная тишина, лишившая наши жизни смысла. Нам только одно осталось — нести людям прощальное послание Баксита. На Ксипосе нас забросали камнями. В Итарусе Григор собрал всех медиумов вместе — больных, безумных, отчаявшихся — и бросил в ледяное море. Потому теперь, когда боги подают признаки жизни, некому их услышать…

Медиум умолк, поставил кружку и глянул на Джилли.

— Я слышу, — проговорил Джилли дрожащим голосом.

— Ты слышишь. Но тогда ты должен оказаться одним из нас. Я читаю по твоему лицу. Тебе снятся гробницы, парень? Гробницы, чьи обитатели лежат во сне, но не в покое?

Джилли сделал большой глоток прокисшего эля и сказал:

— Да, снятся.

Медиум оттолкнул пустую кружку и, увидев, что Джилли собирается опять подозвать девушку, устало покачал головой.

— И что ты хочешь узнать?

— Они не умерли, ведь так? — спросил Джилли.

— Они боги, а боги бессмертны, — ответил медиум. — Они лишь отдаляются. Впрямь ли ты хотел задать именно этот вопрос, ибо, полагаю, ты уже знал на него ответ.

— Мне нужно знать, как расторгнуть сделку между Чернокрылой Ани и Ее последователем.

Медиум разинул рот, а потом сказал:

— Она богиня, и сделка с Ней означает больше, чем способен вообразить простой смертный. Единственная возможность спастись — это выполнить условия. Ах, возможно, тебе удастся отвлечь Ее чарами, обратившись за помощью к Бакситу — силе, Ей противостоящей; но даже если Он оторвется от Своего праздного существования, ты выиграешь лишь несколько мгновений. Это не изменит Ее волю.

— И ничего нельзя сделать? — с нескрываемым отчаянием выкрикнул Джилли. Он и сам до сих пор не осознавал, как сильно надеялся на то, что отыщет другой выход, пока не услышал иронии в словах медиума.

— Если ты в самом деле печешься о своем друге, помоги ему добиться Ее кровавой цели и положить конец Сделке.

— Он умрет, — проговорил Джилли. — Я не могу позволить…

— Умрет? — переспросил медиум. — Ты начитался «Отмщений», принадлежащих перу Грейла — известного распространителя сенсаций. А Грейл очень любит напустить туману и не скупится на кровавые подробности, чтобы показать свою ученость.

— Значит, он выживет? — спросил Джилли с невероятным облегчением.

— Чем быстрее он будет действовать, тем больше у него шансов. Однако сделка с Ани требует своих жертв. Она приносит дары. Грейл наверняка поведал о них, сильно сгустив краски — ему вообще это свойственно. Но Она и забирает. Однажды я навещал женщину, которую держат в сумасшедшем доме за городом. Много лет назад она в подвенечном платье вскарабкалась в оружейную башню с кинжалом в руке. Она должна была непременно упасть, но не упала. Она убила мужа, который поджидал там свою любовницу. Но после этого она обезумела, и сейчас разумом равна малому ребенку. Стихия Ани — интуиция и эмоции, насилие и страсть, но не здравый смысл. Лишив Элизанду разума, Ани, по-моему проявила доброту. Иные, отомстив, кончали самоубийством, будучи не в силах перенести раскаяние и скорбь. Ани питается торжеством первой минуты таких несчастных, им же не оставляет ничего. Можешь помогать или не помогать своему мальчику, можешь заботиться о нем после — только не жди, что он останется прежним.

— Ведь должен быть какой-то способ бороться! — выкрикнул Джилли.

— Его нет, — отрезал медиум. — Не относись к богам как к людям. — Он схватил эль Джилли и принялся пить жадными глотками, а тот сидел, молчаливый и подавленный. Медиум сказал:

— Парень, я хочу предупредить тебя еще об одной опасности. Я несколько раз видел, как совершались сделки, но никогда не видел, чтобы Ее тень завладела сознанием жертвы полностью, как в случае с твоим хозяином. Грейл, несмотря на всю его страсть к дешевым эффектам, прав в одном. Последователь определенного сорта, с непреклонной волей, свирепым характером, умный, способен позволить Ей проявиться, сотворив Ее Воплощение, некое смешение бога и человека. Создание, которое способно уничтожить весь город.

Большинство детей Ани испытывают голод и убивают, завершая сделку, прежде чем возникнет такая опасность. Но чем дольше они медлят, тем больше Себя вкладывает в них Ани, тем богаче Ее дары: невосприимчивость к ядам и ранам, колдовство. И, наконец, способность к перевоплощению. Если твой хозяин так силен, как подсказывают мои опасения, ты потеряешь не только его, но, вполне возможно, и близких тебе людей, и собственную жизнь.

Джилли кинулся прочь от взгляда выцветших глаз старика к спокойствию темной воды в ночной гавани, размышляя над возможностью побега. Однако его паника отступила при воспоминании о темных глазах, о губах, тронутых грустной улыбкой. Когда прожилками серого и желтого по морю начала разливаться заря, он побрел назад — к Дав-стрит и Маледикту.

Когда Джилли вернулся через кухонную дверь, дом еще спал. Солнце едва поднялось, и даже кухарка только-только проснулась и заваривала чай, а при появлении Джилли подпрыгнула от неожиданности. Чайник с грохотом рухнул с плиты.

— Прости, — извинился Джилли, на лету подхватывая чайник.

— Это что же за манера такая — подкрадываться? — укорила кухарка. — Где ты был, мальчик мой Джилли?

— Гулял. — Кухарка, больше ни о чем не спрашивая, налила ему чай. Джилли взял кружку и, осушив ее одним обжигающим глотком, перевернул.

Не то что бы он хотел это видеть, но после разговора с медиумом вовсе не удивился, обнаружив, что чаинки снова сложились в единственно возможный рисунок: виселицу. Джилли пробрал озноб, хотя в кухне было тепло и уютно. Пока месть Маледикта не осуществится, он будет видеть одни лишь виселицы. Теперь он знал это. Приближалась очередная смерть? «Пусть он убьет Ласта, — пожелал Джилли, — и положит всему конец».

— Ты слишком здравомыслящий парень, чтобы верить в такую чепуху, — заметила кухарка, смахивая чаинки тряпкой.

— Спасибо за чай, — сказал Джилли, прерывая ее ворчание.

Свет мелькнул по краю библиотечной двери, бросил слабый золотистый лучик в темный, устланный коврами холл, и Джилли помедлил, прежде чем отворить дверь.

— Маледикт?

— Будь любезен, подойди и взгляни на это, — попросил склонившийся над письменным столом Маледикт. — Поверенный Ворнатти, Беллингтон, принес его вчера вечером после твоего ухода. Просил денег. Я не привык платить за информацию, Джилли, потому дал Беллингтону, что он потребовал, не торгуясь. Если ты собираешься отсутствовать ночами, научи меня, как быть в таких случаях. — Маледикт смотрел на Джилли с легким укором.