— Я не хочу пить, — сказал он, вставая.
Она поднялась вместе с ним, словно их связывала невидимая нить. Взяв чашку Маледикта, Мирабель сделала несколько глотков.
— Вот. На случай, если твое трусливое сердце говорит тебе, что чай отравлен, я тоже выпила из этой чашки. — И она снова сунула чашку ему в ладонь.
Ее взгляд, прикованный к нему, шорох листвы на легком ветерке, птичья возня у ног — все вокруг будто сговорились, заставляя Маледикта чувствовать себя словно во сне. Но он всмотрелся в тени в глазах Мирабель и улыбнулся.
— Нет. — Маледикт поставил чашку. Не оглядываясь, пошел прочь, стараясь не обращать внимания на дрожь вдоль позвоночника, которая подстегивала его броситься бежать, пока ее маска не слетит снова, открывая ему больше, чем он сможет выдержать.
* * *
Джилли читал в гостиной, когда входная дверь хлопнула с такой силой, что спинет отозвался жалобной нотой.
— Как прошла прогулка в парке? — поинтересовался Джилли, когда резная дверь распахнулась.
— Отвратительно, — отвечал Маледикт, устраиваясь на изысканном изогнутом диванчике для двоих. — Янус увивался за Амарантой; ко мне пристала Мирабель и попыталась напоить ужасным чаем.
Джилли небрежным движением захлопнул книгу, надеясь отвлечь внимание Маледикта от названия. Впрочем, поразмыслив секунду, он пришел к выводу, что сейчас юноша вовсе ничего не заметит.
— Мирабель, говоришь… Ты в порядке? У тебя испуганный вид.
— Я не трус, — вспыхнул Маледикт и заговорил отрывисто, будто выплевывая слова: — По крайней мере раньше меня в трусости не подозревали. Но что-то было не так. Мирабель… изменилась. У нее в глазах тень.
— Тень, — повторил Джилли; сердце замерло у него в груди.
— Я понимаю, это как-то нарочито, — продолжал Маледикт. — Но клянусь тебе… Нет, больше не стану об этом думать.
Джилли поежился, размышляя о других глазах — слишком часто отражающих тень.
— Мэл, ты пил чай, который она тебе дала?
— Нет, — ответил Маледикт, повернувшись в кресле и теребя пуговицы на обивке. — Я знаю, что нет правила, которое запрещает отказываться от чая, так что не надо смотреть на меня так хмуро.
— Чай мог быть отравлен, — предположил Джилли. — Мирабель достаточно сильно тебя ненавидит, чтобы пойти на такое.
Маледикт перестал терзать кресло.
— Искренне надеюсь, что так оно и было. Когда я отказался, она сама его выпила. Может, покончила с собой?
— Или наконец нашла себя… Тень и яд. Мэл… Ты сказал, что она изменилась. Она могла воззвать за помощью к Ани, как ты?
— Я никогда к Ней не взывал, — отрезал Маледикт. — Что же касается Мирабель, которая искала Ани… — Он встал, стиснув подлокотники кресла, и заговорил более нервно: — Всё твои чертовы книги. Ты всюду видишь Ее руку, когда очевидно, что я просто сбежал от Мирабель, как перепуганный ребенок, решив, что она вольет мне в горло отраву.
Джилли схватил Маледикта за плечи, прерывая его беспокойное кружение по комнате. В глазах юноши мелькнуло что-то, похожее на отражение темных перьев. Маледикт дернулся.
— Отпусти меня.
— Говорят, что Ани защищает от отравления тех, кто Ей молится, — проговорил Джилли. — Даже если бы ты выпил…
— Ты, может, забыл, как «каменная глотка» изменила мой голос? Ты, Джилли, просто сказок начитался.
— Но ведь это случилось прежде, чем ты скрепил сделку с Ней. Прежде, чем убил Критоса.
Маледикт ответил:
— Единственный дар, которого удостаивает Ани, — это наложенное Ею заклятие решимости и одержимости. И хватит глупостей.
— А как же меч? — спросил Джилли, наблюдая за Маледиктом — тот доставал клинок из-за дивана, куда по настоянию Януса положил его перед выходом. — Меч-то тебе Ани дала. Что Она могла дать Мирабель?
— Джилли! — вскрикнул Маледикт. — Ты пытаешься заставить меня бояться Мирабель меньше или больше?
Джилли сел, и книга под ним зашуршала. Внимание Маледикта переключилось мгновенно, как у кошки.
— Что это? Очередной трактат о мертвых богах?
— Да, — сознался Джилли, вытаскивая книгу и выкладывая на пол между ними. — Кстати, написанный мужем Мирабель.
— Надо бы распорядиться сжечь ее, — заметил Маледикт, изучая кричащую обложку. Лицо его выражало одновременно страх и презрение.
— Ты дал мне деньги, на которые я купил эту книгу. Полагаю, она твоя. Как и все остальное, включая меня.
— Нет. — Маледикт повернулся к другу, и тени слетели с его лица. — Деньги, которые я тебе дал, были лишь твоей долей.
— За соучастие в убийстве, — проворчал Джилли. Маледикт коснулся щеки друга и сказал:
— Не волнуйся, милый Джилли. А если уж тебе так хочется, побеспокойся лучше о том, чем бы развлечь меня до возвращения Януса.
От привычного капризного голоса Маледикта у Джилли даже поднялось настроение. По крайней мере он убедил себя в этом, стараясь позабыть о прикосновении и случайном трогательном обращении «милый».
— Хочешь научиться играть на спинете?
— Нет, — сказал Маледикт. — А ты умеешь играть?
— Ворнатти заставлял меня брать уроки, когда думал, что ему было бы приятно иметь под рукой личного музыканта. А потом решил, что музыка его не развлекает.
— Тогда сыграй для меня. У тебя это наверняка получится не хуже, чем у того юного дарования при дворе.
Джилли сел к инструменту, но смущенно заерзал на стуле.
— Прекрати пялиться мне в спину. Не многовато ли — играть и одновременно выделывать перед тобой трюки?
Маледикт подошел к скамье, на которой устроился Джилли.
— Погоди, дай я тоже сяду. Тогда ты не станешь принимать меня за строгого слушателя.
Джилли поставил руки на клавиши и пробежал пальцами гамму. Ноты вибрировали в воздухе, растягиваясь, когда звучали расстроенные струны.
— Ворнатти сказал, что мои руки слишком велики для клавиш. Он был прав.
— Не кокетничай, — сказал Маледикт. — Я обнаружил у тебя один-единственный изъян, а ты все портишь, находя разумные оправдания. Просто играй, Джилли.
Джилли хотел было возразить — и потерялся в вихре черных кудрей, закрывших шею и щеку Маледикта. Забыв о гаммах, он откинул волосы с лица юноши.
— Джилли, ты собираешься играть на инструменте? — раздался с порога голос Януса. — Или ты вместо этого изображаешь модного учителя музыки? — Ощутив явное недовольство в голосе Януса, Джилли встал, оставив Маледикта одного на скамье.
— Я слышал, тебе удалось пообщаться с Амарантой Лавси, — сказал Джилли. За его спиной Маледикт наугад нажимал на клавиши.
Янус с тяжким вздохом наконец шагнул в комнату и упал в кресло.
— Ну и ведьма. Несмотря на весь энтузиазм матери, Амаранта дала понять, что единственная причина, по которой она согласится хотя бы взглянуть на меня, — ее желание обладать Ластрестом. Вся ее красота не может замаскировать ее жадности.
— Выбери другую девушку, — предложил Маледикт, по-прежнему не поднимая головы от клавиш и добавляя в атмосферу комнаты дрожащего диссонанса.
— Какая еще жена может с такой легкостью обеспечить мне поддержку советника? Лилия Де Герр уже замужем и родила наследника, а у Вестфолла нет детей. Нет, я женюсь на этой суке и брошу ее в загородном доме, которым она так восхищается. — Янус встал, оттолкнувшись руками от подлокотников, и прошелся между Джилли и Маледиктом.
— Я думал, что в Ластресте будем жить мы, — проговорил Маледикт, не отрывая глаз от клавишей.
— Будете, только потерпите немножко. Так много графинь в роду Ласта умирало в родах, что мы сможем подстроить очередную трагедию, не вызвав особого подозрения. — Янус поцеловал Маледикта в склоненную голову и, стащив его со скамьи, поставил на невысокую сцену. — Что же до нынешнего положения вещей, родители Амаранты будут склонять ее принять мои ухаживания, потом мы прикончим моего отца, и ты сам не заметишь, как окажешься в постели с графом.
Маледикт улыбнулся.
— Ты ненавидишь ее.
— Ужасно. Успокой свое сердце. — Янус поцеловал Маледикта в шею. — Джилли, сыграй нам вальс.