Джилли поспешил в гостиную. Эхо отнюдь не был дураком, а пылкая натура Маледикта часто провоцировала его на необдуманные слова, так что новость об их общении один на один не вызвала у Джилли особого оптимизма. Внезапно нахлынувшее чувство вины остановило его, когда он уже потянулся к дверной ручке. Джилли снова прислонился к стене, силясь унять бешено колотящееся сердце, вернуть спокойное выражение лицу — не хватало, чтобы его по одному только виду разоблачили.

Из-за двери доносились слова Эхо:

— …знал, что вы были достаточно хорошо знакомы с Критосом, чтобы играть с ним в карты.

— Как близко нужно быть знакомым, чтобы забрать деньги у другого? — спросил Маледикт лукаво, в лучших традициях двора.

— Верно, — согласился Эхо. — И все же азартные игры с Критосом — явный признак неосмотрительности. Этот человек — известный негодяй.

— Вы явились, чтобы отчитывать меня? Или руководствуетесь более высокой целью? — поинтересовался Маледикт.

Помолчав мгновение (Джилли представил, как Эхо пытается обуздать собственный нрав), советник проговорил:

— Вы видели кого-нибудь, кто мог бы желать Критосу зла?

— Вы бывали в «Геенне Огненной»? — спросил Маледикт. — Даже мне она показалась настоящей змеиной норой.

— Значит, вы не можете сообщить мне еще что-либо полезное?

— О нет, как обычно, — подтвердил Маледикт.

Быстрые шаги Эхо оказались единственным предупреждением Джилли. Он отпрянул от двери, чтобы не быть пойманным на откровенном подслушивании. Взбешенный Эхо покинул дом, не произнеся больше ни слова.

Джилли постучался и вошел. Маледикт поднял взгляд: он сидел в кресле, водрузив ноги в туфлях на каменную плиту под очагом, и улыбался. Рядом на подлокотнике лежала какая-то безделушка.

— Ты слышал колокола сегодня утром? — спросил Маледикт. — Как чудесно под них просыпаться.

— Я все пропустил, — ответил Джилли. — Мэл…

— Ворнатти? — спросил Маледикт.

— Теперь ему все известно, независимо от того, слышал он колокольный звон или нет. Вести принесла Ливия, а Мирабель дополнила их сплетнями. Барон в бешенстве. — Джилли расхаживал по комнате, не находя себе места, и наконец взял миниатюрный портрет, что лежал рядом с Маледиктом. — Он хочет видеть тебя немедленно.

— И прервать визит Мирабель? — Поднявшись, Маледикт отобрал у Джилли портрет и спрятал в кармане камзола. — Или, того хуже, доставить ей удовольствие понаблюдать, как он меня чихвостит? Нет уж, Джилли. Ворнатти подождет.

— Критоса нашли в Развалинах, — продолжил Джилли, садясь в освободившееся кресло Маледикта.

— Ничего удивительного. — Схватив меч, Маледикт принялся атаковать тени нетерпеливыми выпадами и уколами. — Ты же не думаешь, что Критос шел по улицам, никем не замеченный? Всякие падальщики наверняка поработали маленькими ножиками и удостоверились, что у него больше ничего не осталось. А покончив с ним, они зашвырнули его труп как можно дальше от своей территории, не желая, чтобы Эхо вдруг заявился к ним на порог. Развалины — вполне подходящее место. Там крысы докончили бы дело, сняв с него кружево, сапоги и волосы — все, что осталось после падальщиков. Даже если бы он начал гнить, прежде чем его нашли, быть может, кто-нибудь из твоих суровых дружков-моряков покромсал бы его на наживку для рыб…

— Заткнись, — попросил Джилли; он снова почувствовал, как в животе зарождается тошнота — и взбалтывается, смешиваясь со страхом перед карой, уготованной Ворнатти.

Маледикт застыл, вычертив в воздухе дугу, подобную взмаху крыла.

— Я там родился, Джилли.

Так сидели они почти в полной тишине, когда из коридора донесся звук шагов. Маледикт поднялся, чтобы запереться изнутри на щеколду, но опоздал: дверь распахнулась. Вошла Мирабель, на губах ее играла улыбка.

— Маледикт… — Она протянула к нему руки. Джилли, стараясь не бросаться в глаза, наблюдал, как заиграли мышцы на теле Маледикта — словно он не мог решить: бежать или бороться.

— Леди…

— Зачем же так официально? — лукаво спросила она. — Ведь совсем скоро мы станем одной семьей.

Маледикт выгнул спину, как разозлившийся кот.

Мирабель мелодично рассмеялась и снова протянула запястье, демонстрируя блестящую змейку драгоценных камней. Изумруды, отрешенно подумал Джилли. Старый негодяй подарил ей изумруды — под цвет глаз.

— От твоего столь щедрого опекуна, — пояснила Мирабель. Она чуть наклонилась, чтобы Маледикт мог по достоинству оценить браслет. — Рассчитываю получить остальную часть комплекта по возвращении из деревни. Ожерелье, серьги, кольцо…

— Вы заблуждаетесь, — проговорил Маледикт. — Женщина, которая не способна отличить свадебный подарок от безделушки для шлюхи…

Зеленые глаза Мирабель потемнели, но, прежде чем она успела заговорить, Маледикт продолжил — тоном столь же изысканно язвительным, как в тот вечер, когда он столкнулся с Де Герром:

— Или же вы хотите сказать, что он попросил вашей руки? Что Ворнатти смог сползти со своего кресла и встать перед вами на колени? Сомневаюсь.

Мирабель с трудом удержала на устах улыбку.

— Лучше подумай над своим поведением, Маледикт. Барон в высшей степени недоволен тобой, а я не менее элегантна и красива, чем ты.

— Только намного старше, — пробормотал Маледикт. Джилли поморщился.

— Я смотрю, ты не расположен любезничать, — заметила Мирабель. — Быть может, лекция твоего опекуна поспособствует усвоению хороших манер.

Сделав едва заметный реверанс Маледикту, она повернулась и вышла, кокетливо покачивая юбками.

Глядя вслед Мирабель, Джилли пропустил мимо ушей часть слов Маледикта, однако приглушенный гнев в них все же привлек его внимание.

— Ты купил тот браслет для Ворнатти и не сказал мне?

— Нет, — поспешно ответил Джилли. — Нет, Мэл. — При виде черной ярости в глазах Маледикта он сдержал слова, которые вертелись у него на языке: что, скорее всего, это сделала Ливия, к тому же прикарманив несколько медяков.

— Как по-твоему, он благоволит к ней достаточно, чтобы жениться? — Несмотря на гнев, перехватывавший горло, давивший шелковой удавкой кравата, Маледикт ухитрялся говорить спокойно.

— Ты же сам сказал — это подарок для шлюхи, безделушка, которую Ворнатти использует, чтобы она плясала под его дудку. И невысокая цена за то, чтобы заронить в тебе сомнения — бьюсь об заклад. Он рассержен, Маледикт. Но он не идиот.

— Если бы он вознамерился жениться на Мирабель, это бы доказывало обратное, верно? — проговорил Маледикт. Кровь отхлынула от его щек, мышцы рук обмякли. — Жениться на женщине, которая уже убила одного мужа и планирует наставить рога следующему, когда и до венца-то еще дело не дошло.

— И все же, — сказал Джилли, — я бы на твоем месте отправился к нему прямо сейчас и принял наказание. Ублажи его, если можешь.

— Ублажить его? — переспросил Маледикт. — Он же подарил ей драгоценности!

— Мэл, прошу тебя! Он рассержен. В прошлый раз все закончилось тем, что я ночевал в конюшне, хотя тебе пришлось всего лишь выполнять мои обязанности. А на сей раз он разозлился еще сильнее, а я всегда расплачиваюсь… — Джилли умолк, не вполне уверенный в причине горечи, прозвучавшей в его голосе.

Глаза Маледикта широко распахнулись.

— Я отправлюсь к нему сей же миг.

В спальне Ворнатти чувствовалась какая-то угнетенность, словно звон траурных колоколов заставил все вокруг замереть в тишине. Маледикт оглядел комнату другими глазами — глазами, устремленными в неясное будущее. Ворнатти, страшный, как пугало, сидел, сгорбившись, в кресле перед холодным очагом и дремал; однако Маледикта не обманула иллюзорная беспомощность. Он взглянул на кровать — роскошное нагромождение пуховых перин, бархата и льна; скользнул взором вверх по столбикам балдахина до потолка с непристойным плафоном, изображающим совокупляющихся купидонов.

Маледикту невольно показалась забавной неувядающая похотливость Ворнатти — старик словно час за часом доказывал себе, что он — мужчина в расцвете лет. Впрочем, улыбка была несмелой. Хотя Маледикт пренебрегал критикой барона, предпочитая потакать собственным капризам, он все же страшился чрезмерно его разгневать, опасаясь мстительности и крутого нрава старика.