Маледикт лишь пожал плечами, но шагу не прибавил.

Джилли снова обернулся. Не человек ли следует за ними, скользя вдоль темных стен? Приглушенный стук каблуков или капанье воды, конденсирующейся на каменных стенах и сбегающей на булыжную мостовую? Лишь в одном Джилли не сомневался: кто бы ни повстречался им в такой час на Джоув-стрит, это точно будет не друг, а враг. Джилли ускорил шаги и, подхватив Маледикта под локоть, потащил его за собой.

— Давай-ка поспешим. До улицы Сибаритов еще порядочно, а ближе экипажей не найти.

— Между домами есть проулок, — подсказал Маледикт. — Нам не придется тащиться до конца Джоув-стрит, а потом назад к станции уже по улице Сибаритов. Где-то здесь. Ах, вот он.

Джилли представил себе расположение городских улиц, расходящихся от центра, словно нити паутины — длинные изгибы семи главных улиц, пересеченных и соединенных безымянными завитками. Маледикт был прав. Лишь изменение звука, отсутствие эха дали понять, что углубление, к которому направился юноша, не дверь. Тьма поглотила слова и отозвалась тишиной.

— Так мы должны выйти к ресторану «У Клары», а там всегда стоят в ожидании коляски. Если тебя так нервируют ночь и темнота…

Маледикт обернулся; блеск зубов во мраке подсказал Джилли, что юноша посмеивается над его страхами.

— Не ночь меня нервирует, а люди в ночи, — возразил Джилли. Вглядевшись в переулок, он рассмотрел, что стена, изгибаясь, исчезает в бархатной тьме, и все же откуда-то из глубины доходит отклик — дрожащий отблеск, красноватый цвет и резкий запах добавок, которые подливали в газовые фонари на улице Сибаритов. — Дай-ка я пойду первым, — сказал он и ступил в переулок.

— И почему я первый не догадался? — запротестовал Маледикт. — Ведь это так логично — позволить невооруженному человеку первому ступить навстречу опасности. Ты уверен, что не преувеличиваешь собственные умственные способности? — Хрипотцу в голосе усилила озорная нотка. Они шли по переулку, то и дело оскальзываясь на мокром от тумана и невидимых испарений булыжнике.

— Погоди, еще разучишься острить, — предупредил Джилли. Свет впереди понемногу прибывал, на темных стенах контуры становились всё четче.

Маледикт открыл было рот, но Джилли остановил его:

— Ты хочешь, чтобы на нас напали? Помолчи же. Если ты не перестанешь болтать, я не услышу, есть ли за нами погоня.

— Кто-то идет за тобой, — продолжал шептать Маледикт. — И за мной. Как можно что-то расслышать, когда мы спотыкаемся в этом дерьме…

Джилли обернулся в притворном раздражении, собираясь пропустить Маледикта вперед и тем прервать болтовню. Единственным предостережением, которое он успел сделать, был испуганный вдох.

Маледикту этого оказалось достаточно. Он отступил, резко развернулся и выхватил меч. В узком переулке едва хватило места для длинного клинка. Невидимое острие проскрежетало по противоположной стене, и трость Критоса вместо беззащитного затылка Маледикта встретила сопротивление стального клинка.

— Ты не очень-то здорово с ней управляешься, — заметил Маледикт. — Не мог ударить даже старину Ласта. Так с чего ты решил, что одолеешь меня?

Трость скользнула вдоль клинка. Критос продолжал молча давить тростью на невидимое лезвие, являвшееся продолжением самой тьмы. Неудача заставила Критоса сжать челюсти, оскалить зубы — он противостоял силе, что казалась ему невидимой, силе, обрекавшей его на погибель.

Кисть Маледикта дрожала от напряжения. Он с усилием вывернул ладонь так, что лезвие оказалось прижатым к трости под другим углом. Острый меч расщепил деревянную трость, и Критос, споткнувшись, с ревом рухнул навзничь.

Маледикт отскочил назад, едва не упав на Джилли, который пытался заступить дорогу дерущимся. «Не будь дураком», — хотел крикнуть юноша, но решил поберечь воздух в легких.

Перенеся силу тяжести на запястье, Маледикт сделал выпад — Критосу пришлось отступать; чертыхнулся, потому что и ему мешал тусклый свет с улицы. Критос невероятным усилием избежал укола. Маледикт, в момент выпада слишком подавшийся вперед, почувствовал движение теплого воздуха у своего горла, увидел, как Критос тянет руку к его шее. Рука приближалась словно призрак, бледная и расплывчатая, и вдруг очертания ее сделались очень четкими, пальцы схватили воздух, словно сошлись на шее юноши.

— Мэл, осторожнее! — выкрикнул Джилли.

— Тише, тише, — отозвался Маледикт, вновь обретая равновесие. Мечом он почти пригвоздил вытянутую руку Критоса к стене. Потом быстро навалился всем своим весом на лезвие, на стену и пришпиленную между ними руку.

Прямо над ухом Маледикта послышался внезапный глухой удар плоти о плоть — это Джилли перехватил другой кулак Критоса.

— Я и без твоей помощи справлюсь, — проскрежетал Маледикт, хотя какая-то частичка его души ликовала оттого, что рядом был Джилли, готовый прийти на помощь, как в прежние, давно минувшие времена. Вспомнив былое, Маледикт шагнул вперед и со всей силы всадил колено в живот Критоса; тот согнулся, и юноша ударил его кулаком в горло.

Критос задохнулся, рухнул на четвереньки; из руки его хлестала кровь. Он попытался подняться, и Маледикт нанес удар в едва виднеющуюся цель — здоровый глаз. Критос вскрикнул, отшатнулся, потерял равновесие, упал на спину, судорожно хватая ртом воздух. С недоброй ухмылкой Маледикт поднял меч (внутри, где-то у сердца, Ани стонала от удовольствия) и обрушил удар на своего противника. Рядом дернулся Джилли.

Однако Маледикт использовал меч лишь для того, чтобы пригвоздить Критоса к земле — лезвие вонзилось в роскошный и теперь безвозвратно загубленный рукав.

— Полагаю, я должен позволить тебе подняться и биться с тобой как джентльмен. Впрочем, первый джентльмен, которого я повстречал в своей жизни, тоже дрался нечестно.

— Мэл, — позвал Джилли, протягивая руки.

Маледикт увернулся от него, резко присев — так, чтобы коленями упереться в живот Критоса. Порывшись у себя в кармане, извлек небольшой кошель.

Критос забился отчаяннее. Он принялся отталкивать Маледикта свободной рукой, хватать за волосы, царапать щеку.

— Ты… — сдавленно выдохнул Критос.

— Ничего подобного, — оборвал Маледикт, увертываясь от очередного удара и зажимая Критосу рот рукой, чтобы тот ненароком не выдал какой-нибудь тайны. И все же юноша мечтал, чтобы Критос узнал его, — и то, что он наконец узнал его, когда стало уже слишком поздно, ввергло Маледикта и Ани в состояние тихого восторга. Свободная рука снова рванулась к лицу юноши, чтобы вонзить в него ногти. — Джилли, будь любезен, подержи вторую руку.

Слабеющие удары прекратились. Маледикт вытряхнул на тяжело вздымающуюся грудь Критоса кошелек с деревянными монетами. На них еще сохранился едва различимый налет серебра.

— Я берег их для тебя, — сказал Маледикт.

— Нет… — выдавил Критос. Теперь в его лице читался истинный страх, затмевавший ярость, неистовство и отчаяние. Критос попытался вскочить, и Маледикт навалился на него всем телом, для равновесия схватившись за рукоять меча.

Покончив с разговорами, юноша рванул меч за рукоять, не столько стремясь освободить конец клинка из земляных ножен, сколько желая наклонить все лезвие, словно закрывающиеся ножницы. Критос завопил — однако клинок оборвал крик единым хриплым порывом воздуха и крови. Маледикт опустил руку в тонкой перчатке на край лезвия и нажал; казалось, он вот-вот лишится пальцев — но нет: лезвие лишь глубже погрузилось в плоть его врага, достав до хребта.

Критос забился в конвульсиях; руки, высвободившиеся, когда Джилли с отвращением отпрянул, схватили Маледикта за предплечья. Юноша держал Критоса, пока спазмы не прекратились и его руки не обмякли. Кровь текла по мечу, скапливаясь в крылатой гарде. Маледикт сдернул перчатки и пробежал пальцами той же дорожкой, сгоняя кровь. Темнота переулка несколько подпортила ему удовольствие: во мраке кровь казалась скорее черной, чем алой, однако ее привкус и запах, напитавшие воздух… Маледикт едва держался на ногах.