В 70-е годы с агитбригадой МАИ мы ходили по Северному морскому пути. Давали концерты, пересаживаясь с одного судна на другое. Побывали и на легендарных в то время атомоходах «Ленин» и «Арктика». Но больше всего мне понравился ледокол «Красин», изготовленный в Финляндии с такой любовью, как будто на заводе детских игрушек. На ледоколе стояла невиданная мною прежде сантехника, были обои, паркет, зрительный зал на двести человек с модерновыми для того времени мягкими красными стульями, даже аккуратненький, разлинеенный яркими красками спортзал, и баня, обшитая светлой вагонкой без торчащих перегретых гвоздей, от которых плавятся плавки.

Это было мое первое в жизни знакомство с евроремонтом. Однако уже тогда я заметил, что персонал «Красина» потихоньку этот евроремонт разворовывает. Где-то свинчены дверные ручки, никелированные планки, где-то заменены розетки и даже финские лампочки на наши, а где-то умудрились даже блестящие шурупы из панелей вывернуть и ввернуть вместо них наши, ржавые. Однако тогда никто из нас не мог предположить, как в будущем разрастется снежный ком поголовного воровства.

Через несколько лет я вспомнил о «Красине», когда случилась авария на Чернобыле. Перестройка уже уверенно шагала по стране, приучая широкие массы к тому, что спекуляция и воровство — просто разновидности бизнеса и творчества. В этом смысле надо отдать должное перестройке. Она плавно подготовила население к ельцинским реформам.

Тогда мне увиделся и Чернобыльский атомный реактор, как «Красин», с вывинченными болтами. Конечно, от пары десятков вывинченных шурупов аварии не случится. Но у каждого свои «шурупы» согласно его возможностям. Как говорил Марк Твен, «рабочий крадет бочку, а депутат — железную дорогу». Кто-то из младших сотрудников унес домой технический спирт, предназначенный для профилактики. Кто-то из оставшихся после сборки реактора лишних деталей «вымучил» и себе дачу. Начальству не доложили о том, что строители чего-то не доложили… Зачем? Наверху все равно никто ничего не понимал в реакторах. Понимали только одно: надо сдать объект к очередной: годовщине во что бы то ни стало.

Когда же все это, недостроенное-разворованное, бабахнуло прямо перед первомайским парадом, верхушка вообще решила не объявлять об аварии. Подумаешь, пара тысяч человек заразится радиацией… Нехорошо, конечно, но не так страшно, нежели сорвать демонстрацию… Поэтому до сих пор и не нашли виновных. Списали на несчастный случай.

И аварии, и затонувшая подводная лодка, и рухнувший самолет у нас считаются несчастными случаями, что означает: единого виновника этих великих катастроф нет.

Как-то в «Новостях» плакала женщина из Карачаево-Черкессии: «За что на город обрушился сель? Почему Господь послал нам такую беду?» Конечно, невозможно не сочувствовать ей, оставшейся с детьми без квартиры. Но при чем тут Господь? Администрация края еще несколько лет назад украла все средства, отпущенные на строительство дамбы. Когда же в Центре увидели, что отпущенные деньги разворовала местная администрация, ее решили наказать и впредь денег не давать, а украсть самим прямо в центре.

После беды с «Курском», пожара на Останкинской башне, взрыва на Пушкинской во многих городах служили молебны, чтобы Господь пожалел, наконец, Россию. Люди шли в церкви. Их можно понять. Каждый опять почувствовал себя абсолютно беззащитным. В первый раз такое чувство мы испытали, когда убили Влада Листьева. Именно тогда нам впервые указали на наше место. Конечно, президент для убедительности рявкнул, мол, он берет дело под личный контроль. Но мы тогда еще не знали, что выражение «взять под личный контроль» означает лично контролировать, чтобы заказчика никто никогда не узнал.

Из теленовостей

12 августа 2000 года во время учений в Баренцовом море затонула атомная подводная лодка «Курск». Погибли 118 моряков

Я смотрел на молебен и думал: неужели мы ни на что больше не способны, кроме как молить Бога о том, чтобы он защитил Россию от напастей? Да Бог сам уже в растерянности! Как он может помочь нам, если мы сами же свои напасти создаем? Какой-то чиновник в мэрии получил взятку за разрешение густо поставить в подземном переходе коммерческие ларьки. Совсем в другом конце страны чуть за меньшую мзду таможенник не стал осматривать машину с наркотиками. Милиция, вместо того чтобы заниматься наркоторговцами, увлеклась проверкой документов у хорошеньких девушек на улицах: все-таки по соточке можно «срубить» с каждой непрописанной. Кто-то вынес с завода в штанах немножко взрывчатого вещества, чтобы на вырученные деньги разок съездить с женой и детьми летом на юг, а кто-то решил этой взрывчаткой подорвать своего коллегу заодно с его ларьками…

Самый безопасный у нас способ борьбы с соперниками — это их физическое устранение. За это еще никто никогда не отвечал. Ну, пошумят, конечно, дня три, а потом еще что-нибудь случится, переключатся на очередное происшествие. Да, возбудят уголовное дело, может быть, даже создадут комиссию по расследованию. В нее войдут: чиновник мэрии, взявший взятку, помощник, не раз пропускавший «товар» под видом стирального порошка или аскорбиновой кислоты, солидный представитель милиции, ежедневно собирающий дань с участковых, которые обирают непрописанных студенток, и депутат, чью предвыборную кампанию финансировал сам заказчик взрыва.

И кого эта комиссия найдет? Ни одна комиссия еще не нашла ни одного виновного, потому что это очень сложно — найти самого себя.

У всех правительств времен правления Ельцина была одна общая черта: статьи бюджета, из которых нельзя было украсть, или вычеркивались из бюджета, или сводились до того минимума, когда и не украсть не жалко.

К таким статьям расхода и была приписана наша армия. Однако то, что «не жалко» было не украсть на уровне вице-премьеров, то очень жалко было не украсть армейской верхушке. Многие из них начинали свое обучение скрытым финансовым схемам и узнали, что такое оффшор, еще при расформировании частей и гарнизонов в ГДР. Причем начинали с продажи посуды со складов и солдатских трусов с клеймом Советской армии, от которого до сих пор у западного обывателя выделяется в крови адреналин. Потом в продажу пошли ордена, пулеметы, другие виды оружия, в том числе и секретного.

Я буду впредь говорить «штабисты», имея в виду определенный смысл. Есть штабисты, а есть военные. Военные — это честь и достоинство. А штабисты — это военные чиновники. Чиновники и достоинство так же несовместимы, как Майкл Джексон с Бетховеном. Сразу скажу, что в России еще остались настоящие военные.

Но к сожалению, сегодня руководят нашей армией штабисты, обучая новым формам работы военный руководящий состав и строя заборы на дачах из плит разобранных взлетных полос аэродромов. У некоторых этот вид бизнеса разросся до продажи маршрутов автоколонн десантников в Чечне и размыканием кольца окруженного противника.

А сколько наши генералы за взятки подписали контрактов на продажу наших подводных лодок в утиль? Продали даже две самые секретные маленькие спасательные подлодки. Единственные в мире!

В Комсомольске-на-Амуре после приезда первого премьера-реформиста Гайдара были остановлены заводы по выпуску МИГов и атомных подводных лодок. Рабочие пытались выжить, продавая в Китай троллейбусные провода, в которых было хоть чуть-чуть цветных металлов.

Правительство заходилось в восторге от собственных реформ. Понятно! Многие реформаторы учились в американских учебных ЦРУ-шных заведениях, а значит, попутно с разграблением бюджета решали не менее главную задачу — превращение мощи нашей армии просто в мощи.

Учения толком не проводились, потому что выгодно было выбить под них у государства солярку и продать ее на сторону. Спасательные люки на подлодках не открывались — заржавели. Даже глубоководные спасательные костюмы и те продали в фотоателье. В них уже несколько лет зажиточные пацаны «для кайфу» падают в воду с парапета мурманской набережной.