«Дурак ты, Качан!» — ответила математичка. Повисла гробовая тишина. И тут Миша Задорнов ехидно произнес: «Кто обзывается, тот сам так и называется!»

Капустник отменили.

Из воспоминаний мамы, Елены Мельхиоровны Задорновой

— Миша был способный, с четырех лет его стали учить английскому и теннису. А уж склонность все и вся критиковать у него проявилась в раннем детстве. В том числе и потому, что, как только его отдали в школу, я попросила учительницу Веру Петровну: пожалуйста, не ставьте ему пятерок, никогда.

Мишка очень злился. Но это сыграло положительную роль, потому что учился он очень настойчиво, старался. Зато примерным поведением никогда не отличался. Ежедневно приносил в дневнике замечания. В 9-м классе его едва не исключили. Подрался с двумя мальчишками и разбил одному губу. Созвали собрание, пригласили представителей Союза писателей и Литфонда. Просто трибунал. Но первым выступил преподаватель математики Виктор Федорович. Удивляюсь, сказал он, за что мы судим Задорнова, ведь он заступился за девушку. Молодец.

1962 год ИзБРАННЫЕ места

Если дневник — лицо ученика, то восьмиклассник Миша Задорнов выглядел не лучшим образом. Оценки у него по всем предметам были самого широкого диапазона — от «пятерок» до «единицы». Такой уж он разнообразный.

Судя по всему, педагогам было с ним непросто. Самые популярные замечания — «Опоздал в школу» и «Нет домашней работы» — с завидным постоянством повторяются почти на каждой странице, иногда и по нескольку раз.

Из прочих учительских комментариев лидируют такие (орфография и грамматика сохранены):

· Дом. работа по геометрии выполнена частично. На пять процентов.

· Разговаривал после звонка

· Обижает Тенкину.,

· Систематически нарушает дисциплину на английском.

· Пересел на другое место.

· Нет школьного головного убора. Без него в школу не пускают.

· От урока физкультуры отказывается, ссылаясь на недавнюю болезнь, а на улицу выходит без пальто и гуляет весь урок.

· Ходит без белого воротничка.

· На рисовании нарушал дисциплину

· Безобразное поведение на черчении.

· На уроке зоологии учит историю.

· Не хочет разобраться в свиньях.

· Просьба родителей зайти в школу.

· Раскачивается на стуле, как в кресле.

· Очень плохо вел себя в кабинете врача.

· На латышском языке занимался геометрией

· Нарушал дисциплину. Стучал. При этом замечания учителя не принимает к сведению.

· Очень плохо дежурил по школе. Не убирал залы.

· На уроке латышского языка не сидит на своем месте.

· Курит во время перемены.

Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

С Володей Кочаном мы учились в одной школе, в Риге, а познакомились в спортзале во время соревнований по настольному теннису.

Он тогда был в 7-м классе, а я — в 6-м. Несколько дней подряд мы упорно пытались выяснить, кто из нас лучше играет, но так и не выяснили. Как старший, Володя остался недоволен результатом и однажды, когда мы возвращались с ним из школы домой… сделал ход конем.

«Ты скольких девочек целовал?» — спросил у меня Володя. Надменно, он же был старше. «Одну», — покраснев, соврал я. «А я — 65», — гордо заявил Володя и показал мне свою записную книжку. В ней галочками были отмечены фамилии целованных. С тех пор мы соревновались не только в настольный теннис.

В общем, я тоже завел себе записную книжку, в которую переписывал фамилии с обложек папиной библиотеки. Естественно, переводя фамилии писателей в женский род. Таким образом очень скоро у меня оказались «целованными» девочки с фамилиями Толстая, Островская, Репина, Полевая, Шолохова…

Но у Володи список всегда оказывался длиннее и разнообразнее. Видимо, он переписывал фамилии прямо с телефонной книги…

Володя оказался самым интересным из моих друзей. Во-первых, он был запевалой в школьном хоре, мечтал стать артистом, знал песни Утесова, Эдуарда Хиля, Фрэнка Синатры, увлекался джазом, занимался легкой атлетикой, а главное — много читал.

Однажды, во время прогулки в парке, шутка ли, он взахлеб пересказал мне лермонтовскую «Княжну Мери». По школьной программе мы Лермонтова еще не проходили, но Вовка так пылко рассказывал, как Печорин издевался над княжной Мери, что на следующий день во время урока географии я начал тайком читать под партой Лермонтова.

Учительница заметила и отняла у меня книжку, возмущенно воскликнув на весь класс: «Вы подумайте, он Лермонтова под партой читает в то время, как мы проходим Африку!»

На перемене ко мне подошел один из моих одноклассников и спросил заговорщицким шепотом, кто такой Лермонтов, как будто это был запрещенный писатель или белогвардейский офицер. С тех пор мы пытались подражать Печорину во всем. Почти до окончания школы он был нашим любимым героем. И хотя девушки, с которыми мы встречались, не были княжнами, мы искренне пытались над ними по-печорински издеваться, как будто повесть Лермонтова была самоучителем «Как влюбить в себя начинающую женщину, доведя ее до слез».

А потом нас вместе выгнали из школьного хора: меня — за отсутствие слуха, а Володю — за кощунство над песнями советских композиторов. Руководила хором учительница пения Дора Соломоновна. Я стоял в заднем ряду. Володя уже в классе девятом считался первым голосом нашей школы и большую часть песни должен был петь один. Остальные вступали только во время припева.

С прилежностью одного из лучших учеников школы Вовка поначалу искренне пытался понять смысл того, о чем он поет. Это ему не всегда удавалось, и однажды он не вытерпел, отозвал меня во время репетиции в сторону и спросил:

— Как ты считаешь, что означает строчка в песне о Гагарине «Простой советский паренек, сын столяра и плотника»?

Я был восхищен своим старшим другом. Мы же пели эту песню вместе, но почему только он один заметил эту дурь безграмотного советского автора, называвшегося поэтом? Вовка все больше нравился мне за то, что был не такой, как все. Он воспринимал жизнь по-своему, а не так, как нам представляли ее комсомол и школа. Наверное, это потому, что он много читает, подумал я и тоже начал читать в свободное время, желая догнать своего друга не только в настольном теннисе и легкой атлетике, но и в знании литературы. Благо, книг у отца в библиотеке было более трех тысяч.

Во второй раз Вовка порадовал меня еще больше.

— Как ты думаешь, что значит вот эта строчка из песни: «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону»? Этот красноармеец плохо знал географию или просто был дезертиром?

Мы начали с ним играть в такую игру, понятную поначалу только нам одним. Игра была несложная, надо было просто вдуматься в тексты песен, которые с упоением пелись советскими обывателями как некие молитвы, которые надо было озвучивать только потому, что надо, потому что это молитва. А главное, все эти советские дядьки и тетьки пели всю эту патриотическую чушню в состоянии оргазмического восторга.

Я до сих пор благодарен Володьке за то, что уже тогда нами стали улавливаться первые фальшивые ноты окружающего нас мира. Своими вопросами мы начали забавлять остальных участников хора.

Сколько должна была выпить «милая» для того, чтобы посмотреть на тебя «искоса, низко голову наклоня»?

Как можно гордиться отрядом, который не «заметил потери бойца»? Что означает строчка «И молодая не узнает, какой у парня был конец»? Что за индустриальная эротика — «справа кудри токаря, слева — кузнеца»? С чем поедет боец на войну, если, провожая его, любимая девушка просила: