– Ну что же, ладно… – Николай помолчал. – С богом, как говорится. Думаю, что в Москве увидимся.
– Обязательно, – улыбнулась Анна.
К чаю подали горячие, прямо из печи пирожки с вареньем, щавелем и луком. Но Игорь не почувствовал их вкуса. Первой встала из-за стола Анна, за ней Николай. Гости поднялись к себе в унылом молчании.
Спал Игорь в эту ночь отвратительно, то и дело просыпался. В комнате, несмотря на открытую форточку, было душно, где-то за горизонтом ворчала, но не приближалась гроза.
Игорь ворочался, пытался считать слонов, сбивался, начинал сначала. Потом ненадолго проваливался в тяжелую дремоту, и выныривал из нее. Мысли свивались в узлы, обращались к временам детства, когда школьники носили красные галстуки и повсюду были портреты вождей советского народа – важных брылястых стариков в темных костюмах…
Потом попытался вспомнить то, что его так обеспокоило после фразы Анны про изменение истории. Вроде бы поймал ход собственных размышлений за хвост, мелькнула догадка, но вновь исчезла.
Уснул, только когда начало светать, и почти сразу его растолкали.
– Вставай, – сказал Олег. – Пора ехать…
– Да, сейчас. – Игорь вздохнул, выбрался из-под одеяла и принялся натягивать джинсы.
Завтракали вчетвером на кухне. Из открытого окна тянуло утренней прохладой, несмело чирикали птицы.
Когда начали подниматься из-за стола, вошел Николай, заспанный, в длинном темном халате.
– Аничка так рано не встает, – сказал он извиняющимся тоном. – Надеюсь, господа, вы не в претензии.
– Нет, – сказал Олег, Иван помотал головой, а на лице Сергея отразилось что-то похожее на облегчение.
Когда вышли из дома, Игорь удивленно покачал головой. На том месте, где раньше стоял «Хаммер» Ивана, находился черный же «Форд Таурус» с небольшой вмятиной на задней двери.
– И на этом мы поедем? – спросил Иван. – Видит Господь, ты не мог найти чего-нибудь получше?
Николай остался невозмутим.
– Скажите спасибо, что не «Ока», – сказал он.
– В нее его брюхо не поместилось бы, – улыбнулся Сергей. – Нечего выпендриваться, поехали.
В багажнике «Форда» обнаружилась канистра и сломанный домкрат. В углу лежал топор, около него – свернутое одеяло в большом целлофановом пакете. Игорь положил сумку рядом с рюкзаком Сергея, и Иван с силой захлопнул крышку, точно собирался отдавить кому-то пальцы.
– До встречи, – сказал Олег, занимая место рядом с водительским.
Иван завел мотор, и они поехали. Когда выворачивали на Пушкинскую, Игорь бросил взгляд назад, увидел, что стоящий на крыльце Николай раскуривает сигарету, и обратил внимание, что руки хозяина особняка дрожат.
«Таурус» попетлял по пустынным улочкам Пушкина, потом выехал на Пулковское шоссе и покатил в сторону города. Осталась позади знаменитая обсерватория, аэропорт, и надвинулся Санкт-Петербург.
Окраины Северной Венеции ничем не отличались от окраин других крупных городов – спальные районы, одинаковые дома и пробки на трассах. Игорь дремал, лишь изредка поглядывая по сторонам.
Пробившись в центр города, забрались в типичный питерский двор-«колодец», со всех сторон окруженный стенами домов. Подождали юркнувшего в один из подъездов Олега, а когда он вернулся, поехали на восток.
Министр
Министр образования потел и нервничал, хотя находился в собственном, знакомом до последней мелочи кабинете. Сердце болезненно сжималось, и хотелось провалиться сквозь пол.
Виной всему был сидевший в гостевом кресле человек. Средних лет мужчина с непримечательным лицом, на котором притягивала взгляд одна-единственная деталь – бородавка около рта.
Какую должность занимает его сегодняшний гость, министр точно не знал. Он не раз встречал его в Думе, на заседаниях правительства, на Совете Безопасности и даже у президента. Но зато он точно знал, что обладателя бородавки боятся все, за исключением, может быть, Самого…
И началось это задолго до того, как министр занял нынешний пост.
Старожилы правительства рассказывали, что человек с бородавкой появился чуть ли не в те времена, когда ФСБ назвалось ФСК, а во властных структурах новорожденной России царил хаос…
– Ну так что, вы готовы разговаривать? – спросил гость, и министр мгновенно подобрался, забыл о посторонних мыслях.
– Да, конечно, – пролепетал он. – Чем обязан… э, чести такого визита?
– Необходимостью обсудить кое-какие вопросы. – Гость улыбался, но глаза его, светло-серые, будто сталь, оставались холодными. – Скажите-ка мне, дорогой друг, как идет планирование реформы средней школы?
– Э… по плану, – ответил министр. Он ждал чего угодно, но не этого. – Согласно всем утвержденным проектам. В конце этого года мы представим…
Министр говорил, а гость слушал, спокойно, с непроницаемым лицом.
– Это хорошо, – сказал он, когда хозяин кабинета замолчал. – Но вот что, дорогой друг. Не кажется ли вам, что можно ввести в наши планы небольшую поправку?
– Какую?
– Убрать из школьного курса такой предмет, как «История».
– Хм… ну… – министр настолько растерялся, что даже забыл о собственном страхе. – Мы и так после введения циклической схемы ее преподавания сократили количество часов на историю…
– Этого недостаточно, – глаза мужчины с бородавкой потемнели, стали черными. – Страна нуждается во всесторонне развитых и, что самое главное, умелых и послушных специалистах. А таких можно получить, только обучая их тому, что может пригодиться в жизни. История к таковым дисциплинам не относится. Зачем она инженеру, экономисту, химику?
– Ну… а… э… – промямлил министр.
– Я вижу, вы не убеждены, дорогой друг. Но подумайте сами – что есть история, как не нагромождение всяких нелепиц. Куча теорий и ничего абсолютно достоверного. Даже в событиях пятидесятилетней давности путаются, не могут определить, умер Гитлер или нет. Чего же говорить о событиях более давних? И какие примеры юношество находит в этой истории? Смута, мятеж, безумный идеализм, попытки свержения власти. Разве это нужно современной России?
Министр образования подавленно молчал. Он не мог похвастаться хорошим знанием истории. Из институтского и школьного курса помнились отрывки: щит на вратах Царьграда, крещение Руси, татары, Дмитрий Донской, стояние на Угре, Иван Грозный, Смута…
Министр подозревал, что у обычных людей, у тех, кто не занимается историей профессионально, в голове такая же каша. Может быть, и вправду выкинуть настолько ненужный предмет к чертям?
– Так что исторические сведения не то что бесполезны, они откровенно вредны, – закончил речь гость. – Ну, и что вы скажете?
– Звучит разумно… но сами понимаете, что нужна инициатива сверху… и представляете, – министр потер вспотевшие ладони, – какой вой поднимут представители общественности? Учителя, академики…
– Нет, тут нужна не инициатива сверху, а ваша инициатива, – покачал головой мужчина с бородавкой. – Считайте, что она будет поддержана. Мы пролоббируем ее так, что отказа не будет. А что до общественности, до всех этих паршивых интеллигентов, что мнят себя кем-то, а на самом деле являются паразитами на теле государства, то забудьте о них. Самых рьяных мы улестим, подкупим, а неподкупные… Когда власти в России мешали протесты?
Министр понимал, что, выступи он с инициативой убрать историю из школ, его непременно съедят. И даже если инициатива будет реализована, им самим, скорее всего, пожертвуют.
Он понимал, что выступает в качестве жертвенной фигуры.
А партию ведет вот этот сидящий напротив неприметный тип.
– Ладно, – сказал министр. – Мы подготовим соответствующий проект… к осени, я думаю, а там уж надеюсь на вашу помощь…
«Министерская пенсия – это ведь не так плохо? – подумал он. – Можно еще занять какой-нибудь непыльный пост в банке жены, чтобы ничего не делать и получать хорошую зарплату…»
Гость улыбнулся, и глаза его посветлели, вновь стали серыми.
– Хорошо, что мы друг друга поняли, – сказал он.