– Им что, какую-то собственность сохранили?
– Да, конечно. Император не жил в нищете.
– Не то что у нас: все отобрали не только у царя, но и у всех помещиков и буржуев, а часть, и немаленькую, даже не просто отняли, но и сожгли… А царскую семью – убили. Кстати, Ральф, вот скажи: нужна ли в России реституция? Одни говорят, что нужна, а другие говорят, что нет. Кто прав, по-твоему?
– Я считаю, что реституция необходима.
– Но многие полагают, что реституция возможна, когда прошло не много времени. Например, я у тебя отобрал, потом справедливость восторжествовала и ты у меня свое забрал обратно. Но в России все по-другому, потому что, после того как я у тебя забрал, меня убили. Потом сделали детский садик, потом детдом, а после детдома сделали еще двадцать коммуналок и там поселили людей. Потом люди перепродали свои комнаты. Прошло не 20 лет, а прошло 70 лет. Десятки раз это переходило из рук в руки. Если проводить реституцию сейчас, то она превратится не в восстановление справедливости, а в еще одну конфискацию.
– 70 лет или 80 лет… Какая разница? Не важно, что прошло 2–3 поколения. Я готов согласиться, что не надо в России делать реституцию напрямую, потому что это действительно очень щекотливая тема. Но тогда должна быть разработана какая-то система – например, денежных компенсаций. Пусть – символических. Не обязательно именно этот дом или фабрику возвращать. Но хотя бы признать незаконность конфискаций Россия должна. Это – безусловно.
– Один из главных аргументов против реституции состоит в том, что в Прибалтике была не реституция, а пародия на нее. Отсюда делается вывод, что честной реституции вообще не может быть.
– Да, в Латвии, конечно, смешно получилось. Что касается имущества латышей, у которых его отобрали коммунисты, то тут более-менее все ясно. Однако сами латыши экспроприировали имущество прибалтийских немцев. Теперь они говорят, что по закону о реституции мы возвращаем имущество только гражданам Латвии. Немцы, которые проживали в Латвии, и их потомки могут получить гражданство. Однако для этого нужно сдать экзамен по латышскому языку. Я не очень понимаю, как знание языка связано с несправедливо отобранной собственностью…
– Вот-вот! Немцы, которые жили в Прибалтике, никогда не говорили по-латышски, они говорили либо по-немецки, либо по-русски!
– У каждой страны есть свои права…
– Но тогда не надо называть это реституцией! Назовите это, например, местью большевикам!
– И тем не менее это реституция. Плохая, но реституция. Россия же даже не признала факта необходимости реституции. И это неправильно. Пусть будет плохая реституция. Но будет! Чтобы все знали, что отбирать – неправильно.
– Но давай вернемся к твоей биографии. Итак, ты служил…
– Пять лет. Нет, два года учился и три служил. Потом я демобилизовался, учился и работал в Лондоне, в компании «Бостон консалтинг». Затем, поскольку я знал русский, мне предложили поработать в России. Помогать делать приватизацию. Прошу обратить внимание, что я один из немногих иностранцев, который приехал сюда и стал государственным чиновником. Я работал первым заместителем генерального директора Российского центра приватизации. Я, кстати, сразу поставил в известность спецслужбы России о том, что служил в военной разведке. Это я сообщаю, чтобы у ваших читателей не возникло лишних вопросов.
– Я прекрасно помню, как Российский центр приватизации постоянно трясли прокуратура и Счетная палата. Радость общения с ними была доверена тебе…
– Счетная палата и прокуратура… Да уж, они копали, просто все поднимали! Но – у нас было все чисто. Не нашли, к чему придраться. Это – предмет моей гордости.
– Ты, кстати, вместе с Максом Бойко известен не только тем, что общался с проверяющими органами, но и тем, что тебе принадлежит идея и первая попытка продать «Связьинвест» в 95-м – 96-м годах. Пусть она оказалась не вполне удачной, но зато в 1997 году, когда 25 процентов акций «Связьинвеста» были задорого проданы Соросу, мы использовали все ваши наработки, в частности, идею слияния «Связьинвеста» и «Ростелекома». А вот ответь мне, как же ты начал учить русский язык в Германии, не побывав в России?
– Я был в России в качестве туриста в 78-м году. Расскажу вам про это историю, чистый анекдот. Мы приезжаем в гостиницу «Молодежная». Мы там остановились, вышли на дежурного, получили ключ от номера на шестом этаже. В туалете бумаги нет, телевизор разбит. Полный хаос! Но что для нас это в 16–17 лет? Нас предупреждали, что это Советский Союз, здесь уровень ниже, чем в ФРГ, поэтому мы в принципе были готовы. В целом уровень соответствовал нашему представлению о том, что нас здесь ждет. Через полчаса дежурный идет и говорит: «Ошибка. Этаж закрыт на ремонт. Вот вам другой ключ. Такой же номер, только на пятом этаже». Мы идем на пятый этаж. Там уровень значительно лучше – и бумага в туалете есть, и телевизор работает. Хорошо. Вечером идем в гостиничный ресторан. Встречаем студентов из ГДР. Слово за слово, спрашиваю: «Вы на каком этаже?» Они отвечают: «На шестом». Мы им все рассказали, они так обиделись, когда поняли, что их держат за второй сорт… Мы были тогда в Москве, Тбилиси и Баку.
– Ты приехал из Германии. Что для тебя Россия?
– В России я живу больше десяти лет. Я ни в одном городе, ни в одном месте не жил так долго. В прошлом году я был там, где родился, – немного севернее Бонна. Там я жил в относительно небольшом городе. Я к родственникам приехал на Рождество. 7 тысяч человек, все знают друг друга. Скучно…
– Это просто ты долго жил в таком мегаполисе, как Москва. Если бы ты приехал в Лондон или в Нью-Йорк, то тебе не стало бы так скучно. Кстати, раз уж речь пошла о твоей Родине, расскажи, пожалуйста, о своем поместье.
– Мое поместье расположено на окраине Лейпцига. Оно не слишком большое, но и не слишком маленькое. Земли там у меня – 12 гектаров. Там есть парк. В нем – специальные дорожки для конных прогулок. Есть конюшня с лошадьми. Но все это – для пенсии. Пока я там жить не собираюсь. Мне Москва нравится. Мне вообще Россия и русская природа нравится. Может быть, потому, что уже привык? Я встаю каждый день и бегаю по лесу. Даже когда бывает очень плохая погода, как сегодня. Встаю, темно, ничего не видно, низкие облака… А мне – нравится. Я купил банк, который одним из первых вступил в систему госстрахования вкладов. Сейчас открыты офисы в Балабанове и Москве. Вот получаю новую лицензию, хочу зарегистрировать его в Боровске, в Калужской области. Там очень красиво. Такой старый купеческий город с монастырем. Очень красивые здания, которые, правда, сильно заброшены. Кстати, если говорить о Москве, то ни один город в мире такого разнообразия архитектуры не предлагает. Новый Арбат – советский реализм. Тверская – сталинский «большой стиль», ампирные особнячки Замоскворечья, модернистская Никитская… Еще я очень люблю пользоваться метро. Часто бывает, что я стою в пробке и, вместо того чтобы сидеть в машине, решаю спуститься в метро. Российское метро – это настоящее чудо. Вообще тут, в России, так много пространства. А в Европе все застроено.
– Ну, ты не увлекайся. Вот, например, Лондон, он современный, динамичный такой, тот же Нью-Йорк… Да и Берлин становится все красивее и красивее.
– Да, сейчас застраивается это пространство между Западным и Восточным Берлином. Раньше там была окраина, а сейчас центр города. В Берлине появилась очень хорошая архитектура. Я считаю, что Берлин за последние пять лет стал мировой архитектурной лабораторией. Там столько всего нового построили…
– И все-таки ты приехал в Россию! Зачем?
– На самом деле, поначалу это была чистая афера. Я работаю в Лондоне, в небольшом инвестиционном банке. В России 93-й год, только что расстреляли парламент. И тут звонит мне один знакомый, Шарбель Аккерман, и говорит: «Приезжай сюда. Тут интересно, холодно и опасно». Вот я и приехал.
А.К.
ПАПИНА ЗЕМЛЯ
С недавнего времени у католиков новый папа. Про него написано уже много. Кажется, все интриги со всеми побочными линиями обсуждены и разобраны. Прекрасно всем известно, что он из Баварии. Интересно, как там, на папиной родине, устроена жизнь, на что она похожа, как выглядит со стороны? Как себя ведут там люди? Можно съездить и одним глазком глянуть самому. Так, не углубляясь в тонкости и подробности.
