…Додумав эту мысль, Толстой взгрустнул и с удвоенной энергией накинулся на продолжение мысли о женщинах. Пока он представлял себя одноногим, эта мысль была додумана до того, что он решил писать большой роман о женщине. О ее судьбе, ее желаниях, ошибках, радостях, любви.
О любви… Любовь! Влечение к женщине, вожделение… Поручик прекрасно понимал все это. Но только с точки зрения мужчины. А что чувствуют женщины? Как это – хотеть отдаться? Как это – чтобы вот этот волосатый, жесткий, грубый, дурно пахнущий самец вошел в тебя, глубоко, горячо, страстно… Ужас!
Толстой вспомнил, как однажды в Тифлисе целовался на брудершафт с пьяным гусарским офицером. В памяти до сих пор осталось то ощущение отвращения и брезгливости, которое он тогда испытал. Даже от нахлынувших воспоминаний его чуть не стошнило. Давно не бритый, потный, пьяный человек обмусолил его рот своими мокрыми толстыми губами и обдал перегаром, запахом табака и гниющих зубов. А ведь этот кавалерист был известный сердцеед. Многие красавицы мечтали о его благосклонном внимании. И что, он их так же целовал? И они получали удовольствие? Да, да! И млели, и отдавались ему. Изменяя мужьям, теряя девственность, честь… Боже! Как это непонятно! Как это важно понять! Неужели можно браться описать судьбу женщины, не поняв вот этого? Но ведь это понять невозможно…
Толстой был человек простой, умный и наблюдательный. Как деревенский житель, он рано начал замечать эту сторону жизни, и она его всегда волновала. Он помнил весенний рев оленей в тульских засеках, сверкающий черный глаз совокупляющегося жеребца, его тяжелый хрип, похотливый визг свиней, собачьи вязки, мартовские ночные крики кошек. Он видел примитивные и откровенные, больше похожие на случки, отношения крестьян, их тяжелые плоские шутки и частушки на эту тему. Он не забыл дежурный, однообразный разврат помещиков.
Как же из всего этого животного, биологического, вполне понятного инстинкта выросла любовь? Высокое красивое чувство самоотверженности, обожания и невероятной тоски… Что это за превращение? Для чего оно? Почему? Наверное, такое сильное чувство возникло, чтобы человек продолжал свой род? Ведь такое ленивое и пресыщенное существо, каким является homo sapiens, заставить чем-то заняться может только очень сильный стимул. Вот и появилась любовь. Любовь, которая делает запах мужских подмышек желаннее благоухания фиалки…
Но почему же тогда не всякая любовь заканчивается детьми? Многие люди были бы крайне удивлены, узнав, что должны хотеть иметь детей от женщины, которую они любят. Что именно этого от них ждет Создатель. А многие женщины, особенно те, что называют себя современными, передовыми, «с идеалами», вообще ни разу не испытали желания иметь детей. Но всякий свой романчик называют любовью.
Батюшка в деревне говорит, что совокупление без цели зачатия детей – грех прелюбодеяния. Даже если между мужем и женой. А с другой стороны, что же в этом плохого? Молодые, здоровые, красивые люди, никого не обманывая, с нежностью и любовью доставили друг другу несравнимое ни с чем наслаждение – и почему же это грех? Жизнь не такая уж легкая штука, чтобы вот так отмахиваться от столь важных вещей, избегать их, придумывать правила, как не делать их.
Как трудно все это понять и примирить. Как одиноко жить в мире, где невозможно почувствовать, что переживает другой человек. Как проникнуть в эту тайну? Вот перед тобой стоит женщина. Мягкая, теплая, земная. Смотрит на тебя серыми большими глазами. По ее жилам течет красная, горячая кровь. Ее можно взять, поцеловать, поднять на руки, овладеть ею, наконец. Но понять, что она переживает, чувствует, как это делает – невозможно!
На поручика опять нахлынул приступ отчаяния. Сидеть в одиночной камере своего мозга и понимать, что никогда, ни при каких обстоятельствах ты не сможешь почувствовать и понять того, что переживает рядом с тобой человек, с которым вот так вот ты лежишь живот в живот, плотно, вместе, крепко сжимая друг друга…
…Я давно дописал рассказ до этого места. И вот уже месяц хожу вокруг и никак не могу продолжить. Случилось вот что. Я задумал рассказ про беллетриста, который решил писать большой и правдивый роман о женщине. Ну, понятное дело, тут довольно легко прочитывается «Анна Каренина» или что-то в этом роде.
И у меня была идея, что мой герой, для того чтобы вжиться в образ и почувствовать его, отдается мужчине. Я был уверен, что написать такой рассказ мне по плечу. Я даже так про себя думал: «Мой Лев Толстой, что хочу, то с ним и делаю». Я считал, что мне хватит выразительных средств сделать этот рассказ убедительным и психологически точным. Я потихоньку выводил своего героя, довольно-таки условного Льва Толстого, на этот шаг. Я не сомневался, что контролирую ситуацию, что мой герой мною управляем и сделает то, для чего я его выдумал.
Я даже в начале, если вы обратили внимание, обещал святотатство. Ан нет… Не получается святотатство. Обманул я читателей.
Как говорится, материал оказался не по зубам! Мой герой зажил своей жизнью и отказался это делать. Не дает поручик Толстой в жопу, хоть ты тресни! Вот так так! Что за оказия? Я же его придумал, вертел им как хотел. Захотел – отрезал ему ногу. Захотел – заставил целоваться с гусаром. А в жопу? Нет! В жопу – нет. Как же так? Что же мне делать? Не смог. Таланту не хватило? Похоже на то…
В общем, написал Лев Толстой «Анну Каренину» без всего этого. Не просчитал я его. Еще бы: на то он и Лев Толстой. Гений, одним словом…
Это же джаз. Иногда в джазе так бывает. Начнет кто-нибудь тему, труба, саксофон или голос, да и не вытянет – духу не хватит. И захлебнется тема или изначально окажется фальшивой. Но тут же какой-нибудь иной инструмент затеет другую мелодию и начнется следующая импровизация. Поэтому тем не менее я продолжу.
…Совсем старый, весь седой как лунь, бородатый старик в рубахе навыпуск и в хороших яловых сапогах шел по дороге. Густой лес обступал его со всех сторон, солнце клонилось к закату, а он шел, весь погруженный в свои мысли. Мысли его были просты и безысходны.
Старик молча молился Богу.
МОЛИТВА ЛЬВА ТОЛСТОГО
Господи! Прости меня. Вот уже больше сорока лет я женат на Соне. Сколько детей она мне родила. Сколько хорошего она для меня сделала. Я вот даже прекрасно понимаю, что я без нее и жить-то уже не сумею, а все еще не научился не мечтать о том, чтобы она умерла. Страшное дело! Когда я был еще молод, то мечтал, чтобы она умерла от родов. И я буду такой несчастный, богатый, еще не старый вдовец, красивые молодые барышни будут заглядываться на меня и мечтать составить партию самому Льву Толстому, автору «Войны и мира». Но тогда я был молодой и эти гадкие, страшные мысли, за которые мне всегда очень стыдно, хотя бы можно объяснить похотью, тщеславием, глубоким душевным скотством перезревшего самца.
Но сейчас-то зачем я об этом мечтаю? Объясни мне, Господи! Зачем ты испытываешь меня? Мне ужасно стыдно, но эта пытка мечтой о смерти жены продолжается изо дня в день. Она превратилась в самоцель, в навязчивую идею. Вот уже и старый я стал, уже не нужно мне других женщин, но мысль о том, что начнется после ее смерти, по-прежнему волнует меня. Может, это просто мечта о свободе? Свободе от страшных семейных оков, от необходимости постоянно отчитываться в своих действиях, мыслях… Вот сейчас думаю об этом, и тяжелая злоба опять наполняет меня. Я – Лев Толстой! Всемирно известный писатель. Да что там писатель, я – целый мир! Люди со всех уголков Земли пишут мне, желают узнать мое мнение, ищут помощи, совета. Эх, несчастные, знали бы они, что этот самый титан, которого боятся даже цари, сверхчеловек, по мановению которого могут начаться революции или, наоборот, прекратиться, этот самый Лев Толстой, отлученный от церкви бунтарь, этот вот жалкий старик – трус, до дрожи в коленях, до судороги боящийся своей жены.
Пожилую, упрямую, недалекую женщину ты, Господи, наделил всепожирающим материнским инстинктом. Пустых, эгоистичных, избалованных детей наших она любит слепой, грубой, однообразной любовью. Вся жизнь ее посвящена вырыванию куска от меня для них. Она готова унижаться, побираться, часами простаивать в присутствиях, подглядывать и следить за мной, вести переговоры с моими врагами только лишь для одного – чтобы после моей смерти ее дети ни в чем не нуждались.
