Снизу послышался какой-то странный грохот. Несколько солдат подошли к бойницам, стали смотреть вниз, во двор.
– Что там происходит? – присоединились к ним и оба офицера.
Солдаты недоуменно пожали плечами. Внизу кто-то выламывал алебардой двери тюрьмы.
– Вроде бы это капитан Декусарэ, – сказал один из наемников.
– Быть того не может! – отозвался другой. – Декусарэ служит у московитов!
– А я думаю… – вмешался третий.
– Попридержите языки, болваны! – заорал Иоган Петер во весь голос. Провел рукой но бедру и еще громче крикнул: – Шпагу!
– И шлем! – напомнил Карло Касола и пошатнулся! ноги плохо слушались его.
Когда наемники толпой высыпали во двор, тюремная дверь уже была разбита. Солдаты обнажили сабли и замерли в ожидании. Из глубины темницы донесся звон цепей. Потом послышались шаги по лестнице, и сдавленный голос узника произнес:
– Ты успел как нельзя вовремя, капитан! Опоздай ты хоть на час…
Из темноты показалось суровое лицо бывшего великого ворника Йордаки Русета. Иоган Петер и Карло Касола шагнули ему навстречу.
– Руки прочь от ворника! – крикнул капитан Декусарэ, становясь между боярином и наемниками.
Иоган Петер смерил его тяжелым взглядом, рассмеялся презрительно, и… началась схватка. Солдаты столпились вокруг. Видя, что ему одному против всех не устоять, Дан Декусарэ воскликнул:
– Волею и повелением господаря Дмитрия Водэ Кантемира, великий ворник Йордаки Русет свободен!
Иоган Петер взглянул на Карло Касола.
– На молдавском престоле, – сказал венецианец, – пока еще господарь Маврокордат…
– Пока еще! – отозвался капитан Декусарэ и бросил взгляд на ворота, в которые как раз въезжал капуши-баши в сопровождении стражников.
Арочные двери тронного зала распахнулись. Стражи, стоявшие у дверей, скрестили копья, преграждая путь. В зале вдруг стало тихо. Появился капуши-баши. Отстранив рукой копья, он ступил на мягкий персидский ко «вер. Бояре встали, посматривая одним глазом на турка, другим – на господаря. Маврокордат, переменившись в лице, остался сидеть на троне, неподвижный и обмякший.
Дойдя до середины зала, капуши-баши остановился. Наклонил голову – не столько в знак приветствия, сколько давая понять господарю, что и ему надлежит встать.
Наконец Маврокордат поднялся – медленно и тяжело. Спустился, покачиваясь, по ступенькам трона и направился к турку. В нескольких шагах от сановника он остановился и отвесил низкий поклон.
– Готов ли ты подчиниться воле нашего милостивейшего султана? – спросил капуши-баши.
– Да, – прошептал господарь.
– Какой бы она ни была?
– Какой бы ни была.
Капуши-баши извлек из длинного рукава черный шелковый платок и положил его на плечо Маврокордата. Затем начал читать фирман о низложении:
– Высочайший из государей, исповедующих христианство, виднейший из великих последователей Иисуса, бывший господарь Молдавии – да будут счастливы дни твои…
– Благодарю! – Николае Маврокордат низко опустил голову.
– Исполняя волю нашего высочайшего султана, владыки Вселенной, – продолжал капуши-баши, – сообщаю тебе, что ты признан виновным в недостатке усердия и в равнодушии к государственным делам…
Родика, раскрасневшись от радости, уткнулась лицом в плечо отца.
– Скорее, капитан! – торопила она Карло Касола. Освобождая ворника от оков, капитан украдкой взглянул на Родику и обольстительно улыбнулся.
– Знайте, сеньорита, что для меня было большой честью охранять самого богатого и могущественного молдавского боярина…
Йордаки Русет, разминая затекшие руки, посмотрел на перстень с рубином, что красовался на пальце венецианца.
– А-а! – сообразил тот. – Ну как же!.. – Сняв с пальца перстень, он вложил его в руку боярина. – Это ваш перстень, князь.
– Что-то прохладно, – намекнул Йордаки Русет.
– Ах да! – отозвался капитан. – И плащ тоже…
Иоган Петер, не владевший, в отличие от венецианца.
искусством лести, молча отстегнул саблю с серебряной гардой, передал ворнику. Потом взглянул на свои сафьяновые сапоги, опустился на землю и стал разуваться.
– Кандалы тоже мои, – повернулся ворник к венецианцу.
– Да? – недоуменно переспросил тот. – А зачем они вам?
– Сохраню на память. У меня уже есть три пары. Эта будет четвертой.
– Накинь плащ, отец, – напомнила Родика. – И в самом деле прохладно.
Йордаки Русет отыскал взглядом Декусарэ:
– Вот кто хорошо служил мне! Подойди, капитан, Возьми саблю. И сапоги.
– Благодарю вас, князь…
– Тебе не нравятся мои подарки? – удивился ворник.
– Нравятся-то нравятся, но…
– Хочешь что-нибудь другое? Проси!
Дан Декусарэ взглянул на Родику.
– Да, – сказал он. – Хочу.
– Говори же, – подбодрил его ворник.
Капитан набрал воздуху в грудь.
– Ваша дочь дала мне пощечину. Прикажите ей стереть этот позор… поцелуем.
– Это правда, дочь моя? – строго спросил Йордаки Русет Родику.
Девушка опустила глаза.
– Проси ее сам! – сказал ворник капитану и, повернувшись на босых пятках, так и не надев плаща, зашагал к дворцу.
Бывшему великому ворнику не нужно было поднимать руку, чтобы отстранить скрещенные копья, преградившие вход в зал. Он лишь приподнял веки, и склоненные копья выпрямились, а спины склонились. Лица бояр помрачнели.
Йордаки Русет обвел всех пристальным взором. Глянул на пустой господарский трон, что возвышался в глубине зала. Переступил порог. И снова окинул взглядом бояр. Под тяжестью этого взгляда бояре, бормоча что-то неразборчивое, заерзали в своих креслах.
Первым встал Хрисоверги – главный конюший.
– Садись, князь, – проговорил он, уступая место.
Поднялся и Гавриил Миклеску – главный стольник:
– Прошу тебя, князь…
За ним – главный постельничий Рамазан.
Но бывший великий ворник прошел мимо них, словно не замечая. Не пожелал он сесть в кресло, уступленное ему великим спэтаром Ионом Балше, хранителем господарских знаков власти – меча и булавы. Обошел Антиоха Жору – гетмана, командующего господарским войском, пренебрег и креслом начальника господарской канцелярии Иона Бухуша.
Кресло, которое пожелал занять Йордаки Русет, стояло справа от трона и принадлежало великому ворнику – правителю Нижних областей. Сейчас там сидел Николае Костин.
Освободив место, Николае Костин пересел на место Иона Бухуша. Бухуш занял место Антиоха Жоры, тот – кресло Илие Кантакузино. В результате главный конюший Хрисоверги остался без места. Он кашлянул в кулак и прислонился к стене.
Звякнули кандалы Йордаки Русета. И снова надолго воцарилась тишина. Бояре сидели, опустив головы.
– Горе… Горе государству… – прозвучал чей-то сдавленный голос. – Горе нам!
– Горе! Горе! – Главный конюший отделился от стены. Выйдя на середину зала, он простер дрожащие руки к ворнику. – Посмотрите на него, бояре! На его босые ноги, на его лохмотья, на его лицо, худое и бледное! Вот до чего довел его тиран!
– Замолчи! – оборвал его Антиох Жора и повернул круглую бороду к Йордаки Русету: – Мы знаем, ворник, что ко многим из нас ты питаешь зло… А ведь слово твое будет весьма весомым у господаря Дмитрия, ибо ты ревностно и преданно служил его отцу Константину…
Йордаки Русет перебросил кандалы из руки в руку, подержал их немного на весу и медленно положил на сиденье трона. Затем подышал на рубин в перстне, протер его рукавом.
– Запомни, гетман, и вы все, кто находится здесь: не я служил Константину, а Константин – мне!
– Я не желаю знать, в чем обвинялся Йордаки Русет. Не желаю знать, справедливо он приговорен к смерти или нет. Не затем я здесь, чтобы разбирать ваши дрязги, Я пришел сюда, чтобы установить мир в вашем доме. Поэтому говорю вам и всей стране: тех, кто моложе меня, я буду любить, как родных сыновей. Ровесников своих я буду любить, как братьев. А тех, кто старше меня, буду любить, как родного отца…
