Возможно, я слишком строг к Шеймасу, не знаю. Наверное, у меня это что-то вроде защитной реакции: всего неделю спустя я столкнулся с ним в обстоятельствах, которые были весьма и весьма неприятны, и был вынужден его убить. Я стрелял в Шеймаса практически в упор, с расстояния меньше трех футов, стрелял из мощного кольта калибра .45. Пуля попала ему в голову и разнесла ее на кусочки, забрызгав кровью и мозгом и меня, и злосчастного солдата, стоявшего рядом со мной.
Но об этом я расскажу в свое время.
Пока же Шеймас храпел в гамаке, не обращая внимания на оводов и слепней, которые обсели его дряблые, как тесто, ляжки.
Тут надо сказать, что если бы не Департамент морских и природных ресурсов, в ведении которого находился птичий заказник, власти уже давно бы утопили этот проклятый остров в ДДТ и сделали его более пригодным для тонкокожих ирландцев, какими были мы с Шеймасом.
— Эй, Шеймас, ты спишь?! — рявкнул я.
Никакой реакции.
— Проснись, португальцы собираются устроить что-то вроде революции! — снова закричал я, но Шеймас был по-прежнему погружен в беспробудный пьяный сон.
— А ну, давайте за работу! — скомандовал я португальцам, но никто их них и пальцем не пошевелил. Я, впрочем, не мог их за это винить. Работа, которую они подрядились исполнить, была мечтой ку-клукс-клановца и кошмаром для каждого доброго католика. Нам предстояло снести единственную на Плам-Айленде католическую церковь, чтобы освободить место для жилищного строительства. Правда, на протяжении последнего десятилетия число прихожан-католиков неуклонно сокращалось, зато земля, которую занимало церковное здание, все дорожала и стоила теперь миллиона два, а то и больше, так что в конце концов руководство епархии решило: какого черта, все равно церковь разваливается!
И вот фирма Джерри получила подряд на «разборку» церкви, а епархия, не дожидаясь, пока здание будет снесено, начала распродажу освященной земли под строительство коттеджей на три-пять спален. Как видно, многочисленные фильмы, снятые по романам Стивена Кинга, ничему не научили потенциальных покупателей, и участки шли нарасхват. Иначе относились к предстоящей работе суеверные португальские землекопы, нелегальные иммигранты с Азорских островов. Сказать, что им не нравилось своими руками ломать католическую церковь, значило ничего не сказать. Работали они медленно, неохотно и при каждом удобном и неудобном случае прикидывались глухонемыми дурачками.
Строго говоря, они и не должны были ничего разрушать. В их задачу входило проложить через песок, суглинок и остатки древних бетонных фундаментов прямую дорогу, по которой к церкви мог бы подъехать бульдозер. Не слишком легкая работа, согласен, но ее можно было сделать и за день — было бы желание.
Стоя обеими ногами на своей кирке, португалец помянул мою мать. Он был совершенно прав, охарактеризовав ее в не слишком лестных выражениях, но я не стал ему об этом сообщать. Вместо этого я повернулся и подошел к Шеймасу, который продолжал спать в гамаке, натянутом между дизельным генератором и переносным биотуалетом.
— Шеймас, проснись, эти черти бастуют! Отказываются подчиняться! — возмущенно произнес я, предварительно дав Шеймасу крепкого тумака.
Шеймас застонал, согнал с ляжек мух и, открыв глаза, недовольно посмотрел на меня:
— Какого черта ты меня разбудил? Тебе что, делать нечего?
— Работы осталось всего ничего, но португальцы не хотят прокладывать последний участок дороги. Они считают, что это навлечет на них божественное проклятие.
— Ты же болтаешь по-ихнему. Скажи этим обезьянам, чтобы кончали валять дурака и брались за работу, если не хотят иметь дело с Трахнутым.
— Может быть, ты лучше сразу позвонишь Трахнутому и попросишь подъехать?
На опухшем лице Шеймаса отразилось легкое беспокойство:
— Нет, ему это не понравится.
— Тогда попробуй заставить их работать! У меня ничего не получается, — сказал я, присаживаясь в тени, отбрасываемой кабинкой биотуалета. Увидев, что я сел, португальцы тоже опустились на землю.
Шеймас закурил сигарету:
— О'кей, пожалуй, ты прав — я должен сам этим заняться. Помоги-ка мне вылезти.
Я помог ему выбраться из гамака. Потирая искусанные ляжки, на которых отпечатались крупные ромбы от веревки, Шеймас подошел к рабочим. Я встал позади него.
— Не желаешь работать, значит? — проговорил он, обращаясь к вожаку забастовщиков.
Тот покачал головой.
— О'кей, ты уволен.
Португалец во все глаза уставился на него.
— Ты уволен, — повторил Шеймас. — Собирай свои манатки и вали отсюда. Переведи ему, Шон.
Я повторил по-испански то, что сказал Шеймас, и кто-то из рабочих перевел мои слова с испанского на островной диалект португальского языка. А чтобы все стало окончательно понятно, Шеймас треснул уволенного по голове и, развернув к выходу со строительной площадки, дал хорошего пинка.
— Кто еще не хочет работать? Ты? — грозно спросил он, указывая на одного из самых молодых рабочих. — Ты тоже уволен. Пшел вон! Есть еще желающие получить расчет?
Желающих не оказалось. Оставшиеся португальцы подобрали инструменты и вернулись к работе, а Шеймас с довольным видом повернулся ко мне:
— Вот как надо действовать, Шон. Достаточно только убрать заводил и припугнуть остальных, и они становятся шелковыми. Так уж они устроены, эти обезьяны. А теперь я пошел спать дальше. И не буди меня, если не хочешь попасть под горячую руку.
Прошел еще час. За это время рабочие прорыли два неглубоких рва длиной в десять футов и шириной в три. Дорога для бульдозера была готова.
— Senor, роr favor...
Я покачал головой.
— Извините, ребята, но коли сам епископ позволил... — Я уже собирался объяснить им, как мог, что эта оскверненная церковь больше не Дом Божий, когда заметил Саманту, которая, прикрываясь зонтиком от солнца, двигалась в нашу сторону со стороны пляжа. На ней были огромные черные очки и шляпа с широкими полями. Не обращая на нас ни малейшего внимания, она медленно продефилировала мимо строительной площадки. То, что она англичанка, можно было сказать сразу: другой такой большой и такой белой женщины не было, наверное, во всем Массачусетсе. Она бросалась в глаза, как Моби Дик. Я видел, как Саманта ополоснула ноги из бутылки с минеральной водой и свернула к автомобильной стоянке у маяка. Она не кивнула и не подала мне никакого знака, но я сразу понял, что это неспроста. Да и на пляже Саманта скорее всего вовсе не была. Ей зачем-то было нужно, чтобы я увидел ее, увидел и был настороже.
Пять минут спустя Саманта проехала мимо стройплощадки в своем огромном «ягуаре». Люк в крыше был открыт. Из автомобильной магнитолы доносился бессмертный хит Мадонны «Как девственница...».
Эта музыка совсем не подходила к Саманте и никак не вязалась с тем, что я о ней знал. Женщина, которая не имеет понятия, кто такой Скуби-Ду, и вдруг — любит Мадонну?.. Я задумался. Как девственница... Ага!
«Трахнутая в первый раз...» — так примерно звучала вторая строчка песни. Трахнутая... О господи!.. Неужели Трахнутый что-то пронюхал? Как Саманте пришла в голову идея использовать песню в качестве тревожного сигнала, я догадывался: Дэн Конелли был большим поклонником неподражаемой мисс Чиконе, очевидно, он и подсказал Саманте этот ход.
Я ухмыльнулся.
Выходит, парни из ФБР не так уж глупы!
Ближе к вечеру надо будет придумать подходящий предлог, чтобы наведаться в Ньюберипорт.
Но сначала нужно закончить работу. Я поднялся в кабину большого желтого бульдозера, повернул ключ зажигания и нажал красную кнопку стартера. Двигатель взревел и ожил. Подняв примерно на три четверти массивный отвал со стальными зубьями, я стронул машину с места и медленно поехал по дороге, которую прокопали наши португальские работяги.
Церковь представляла собой одноэтажное деревянное строение — незамысловатое, но ласкающее взгляд какой-то некатолической строгостью линий и по-пуритански правильными пропорциями. Въехав на крыльцо, я переключился на нижнюю передачу и, нажав на рычаги, снова двинул бульдозер вперед, действуя передним отвалом, словно тараном. Здание сразу зашаталось, затрещало, и я прибавил обороты. Бульдозер имел полностью закрытую кабину, к тому же я, конечно, работал в каске, и все же я невольно втянул голову в плечи и пригнулся, когда задняя стена церкви прогнулась, а крыша начала проваливаться. Ветхое строение с треском разваливалось. Вот оторвался и грянулся оземь крест, венчавший крышу, и португальцы хором прокричали какую-то молитву, обращаясь к Святому Духу, а Шеймас, думавший, что я его не вижу, даже преклонил колена. Но мне было не до него. Дав задний ход, я немного опустил отвал и атаковал оставшуюся стену и опорные балки.
