В эту ужасную ночь, когда усталость, голод, холод и отчаяние подточили дух Натаниэля, злая судьба готовила ему еще одну ловушку. Невидимый во тьме сосед Натаниэля, один из старших мичманов, услышал его рыдания.
Когда назавтра за обедом восемь или девять из двенадцати мичманов «Циклопа» сражались с гороховым пудингом, президент кокпита, мичман Огастес Моррис торжественно поднялся со своего места во главе стола.
– Джентльмены, среди нас затесался трус, – провозгласил он, зловеще сверкнув глазами.
Мичманы, чей возраст разнился от двенадцати до двадцати четырех, стали переглядываться, гадая, на кого же обрушится гнев мистера Морриса. Дринкуотер непроизвольно сжался, уже догадываясь, что его ожидает. Едва испытующий взгляд Морриса сходил с лица очередного соседа, тот опускал глаза на оловянную миску и кружку, стоявшие на столе. Никто не собирался поддерживать Морриса, но и никто не осмелится и противоречить ему, какую бы гадость тот не затевал.
– Мистер Дринкуотер, – Моррис насмешливо выделил обращение, – мне придется избавить вас от пристрастия лить слезы с помощью небольшой порки. На рундук!
Дринкуотер понимал, что сопротивляться бессмысленно. Услышав свое имя, он тяжело поднялся, тупо посмотрел на указанный рундучок. Ноги дрожали и отказывались идти. Тут под напором ветра «Циклоп» накренился, и Дринкуотера, помимо воли бросило на рундук. Моррис стремительно подскочил к Дринкуотеру, раздвинул у него фалды сюртука, и, продев за пояс пальцы, под аккомпанемент рвущейся ткани содрал бриджи с ягодиц Дринкуотера. На памяти Натаниэля это был уже шестой раз столь жесткого обращения Морриса с его штанами. Это бриджи сшила его мать, ее нежные пальцы так аккуратно работали иглой, а в глазах стояли слезы от предстоящей разлуки со старшим сыном.
Как бы то ни было, молодой организм Дринкуотера позволил ему пережить тот переход в Спитхед. Не взирая на боль в ягодицах, ему пришлось пройти хорошую школу обращения с парусами, поскольку западные штормы заставляли фрегат вести бесконечную жесткую битву со встречным ветром, и только на второй неделе октября 1779 г. корабль достиг якорной стоянки на рейде Святой Елены под прикрытием Бембриджа.
Едва корабль, обстенив марсель, подался назад, и якорный канат зазмеился по клюзу, третий лейтенант получил приказ спустить на воду капитанскую гичку. Моррис выступал в роли шлюпочного старшины. Он приказал Дринкуотеру идти на нос, где ухмыляющийся моряк вручил парню отпорный крюк. Гичка раскачивалась на волнах у борта фрегата, удерживаемая крюком за грот-руслень. Палуба фрегата была не видна, но Дринкуотер слышал, как по ней застучали каблуки морских пехотинцев, остановившихся у порта. Раздался пересвист дудок. Мичман поднял глаза. В отверстии порта появился капитан Хоуп, придерживающий рукой шляпу. С момента той краткой встречи Дринкуотер впервые увидел его так близко. Глаза их встретились. Взгляд юноши был полон восхищения, взор же капитана равнодушно скользнул по нему. Хоуп повернулся, ухватился за трос и скользнул за борт. Спустившись по борту, он замер примерно в футе от планширя шлюпки, ожидая, когда волна приподнимет ее. Потом прыгнул, не слишком изящно приземлившись между первой и второй банками. Он перебрался через банку, сидевшие на которой матросы раздались в стороны, и занял свое место.
– Весла на воду! – скомандовал Моррис. – Отваливай!
Дринкуотер с силой навалился на крюк. Тот зацепился за металлическое крепление русленя; когда нос гички начал разворачиваться, Натаниэль попытался высвободить крюк, но тот держался прочно. Рукоять вывернулась у него из рук и нелепо повисла у борта. Он перегнулся через планширь и сумел ухватиться за кончик рукояти. От усилия и стыда пот лил с него ручьем. Попытавшись перехватиться поудобнее, мичман едва не свалился за борт.
– Эй, на носу! Сидеть смирно! – рявкнул Моррис, и Дринкуотер скорчился на носовой банке, ему не оставалось ничего иного, как до дна испить чашу своего унижения.
– Вместе, навались!
Весла вспенили воду, раздался скрип уключин. Через минуту спины гребцов потемнели от пота. Дринкуотер посмотрел назад. Моррис следил за курсом, держа руку на румпеле. Капитан рассеянно озирал зеленые берега острова Уайт, проплывающие слева по борту. И тут Дринкуотер вздрогнул. Отпорный крюк остался свисать с борта фрегата. Господи! Чем же будет он удерживать гичку, когда они подойдут к флагману? Охваченный ужасом, он наклонился, чтобы посмотреть, нет ли в шлюпке запасного крюка. Его не было. Добрых двадцать минут, пока гичка плясала на подгоняемых западным бризом волнах, Дринкуотер лихорадочно пытался найти выход из безнадежного положения. Он знал, что они направляются на флагман – 90-пушечный линейный корабль «Сэндвич», – там даже простые матросы свысока будут смотреть на жалкую гичку с какого-то фрегата. Любой непорядок в обращении со шлюпкой вызовет насмешки над экипажем «Циклопа». Потом ему пришла в голову еще одна мысль: любая промашка не останется незамеченной и со стороны Морриса, а уж тот не даст Дринкуотеру спуску. Перспектива еще одной порки приводила юношу в ужас. Он посмотрел вперед. Перед ним расстилались низменные берега Гэмпшира; солнечные лучи отражались от серых камней фортов Госпорт и Саутси, охраняющих вход в портсмутскую гавань. Между гичкой и береговой линией тянулся ряд стоящих на якоре кораблей, с их массивными корпусами и паутиной рангоута. На корме развевались вымпелы, а трепетание пестрых гюйсов на полубаках придавало картине какой-то праздничный вид. Кое-где на грот-мачтах развевались квадратные флаги контр– или вице-адмиралов. Солнце играло то на позолоте носовых фигур, то на роскошных кормовых галереях, по мере того, как стоящие на якоре корабли поворачивались в неподвижной воде. Море вокруг них пестрело от малых судов. Команды каботажников не отходили от парусов, избегая столкновения с гребными судами всевозможных калибров. Катера и гички перевозили офицеров и командиров; баркасы и тендеры под началом зеленых мичманов или седеющих штурманских помощников доставляли с пристани провизию, порох и боеприпасы. Баржи и ялики, чьи экипажи злоупотребляли предоставленной им бронью от вербовки во флот, сновали между боевыми кораблями. Словесные перепалки между их шкиперами и флотскими лейтенантами, размахивающими заявками на грузы, казались нескончаемыми. Бурления и накала жизни, способной сравниться со здешней, Дринкуотер не встречал раньше ни разу. Они прошли мимо катера, в котором расположилось около полудюжины размалеванных шлюх, побледневших от качки. Пара из них развязно помахали матросам в гичке, которые, при виде полузабытых прелестей, издали тихий стон вожделения.
– Отставить таращиться! – упиваясь собственной значимостью, рявкнул Моррис, сам, тем временем, не сводивший глаз с откровенных декольте.
«Сэндвич» был уже совсем близко, и лоб Дринкуотера снова покрылся холодным потом. И тут к нему, словно озарение, пришло решение проблемы. Поворачиваясь вперед, он коснулся рукой чего-то острого. Он опустил взгляд и под решеткой заметил нечто, напоминающее крюк. Он привстал и поднял решетку. В носовом кокпите лежал небольшой якорь-кошка. К его веретену было припаяно кольцо. Вот что спасет его от очередной порки! Выудив кошку, Натаниэль привязал к ней фалинь гички, обмотав его остаток вокруг руки. Теперь у него был временный отпорный крюк. Он успокоился и еще раз огляделся вокруг.
Вид был потрясающий. За линейными кораблями расположились на якорях несколько фрегатов. Один, стоящий у Уорнера в качестве бранд-вахты, они уже миновали, и если бы Дринкуотер не был так озабочен потерей своего крюка, то не пропустил бы такого зрелища. Но теперь он без помех мог наблюдать картину, поражавшую его неизбалованное воображение. За фортом Джилкикер вздымался лес мачт кораблей, чьи корпуса казались на таком расстоянии голубовато-серыми. Неопытный глаз Дринкуотера не позволил ему определить, что это транспорты.
Это был могучий флот – грандиозная попытка Британии отвести угрозу от своих владений в Вест-Индии и оказать помощь терпящим поражение кораблям северо-американской станции. В течение двух лет после капитуляции армии Бургойна4 Англия пыталась принудить коварного Вашингтона принять бой, и в то же время не позволить усиливающемуся союзу своих европейских противников наложить лапу на далекие колониальные земли, пока их метрополия увязла в других проблемах. Усилие это оказалось в значительной мере подорвано взяточничеством, казнокрадством и простым воровством, бывшими обычным явлением в жизни Англии вообще и во флоте лорда Сэндвича в частности, но Дринкуотер, глядя на открывшуюся перед ним впечатляющую картину, не имел об этом ни малейшего представления.
