Я часто задумывалась над парадоксом. Каким образом Бессмертнова соединяла в себе победительную витальность, трезвость и даже практичность вне сцены и полную невозможность совладания с окружающей жизнью в эмблемных для нее ролях? Допустим - рассуждала - я познакомилась с Бессмертновой вскоре после ее ухода со сцены. Допустим, она тяжело переживала расставание с Большим. Но ведь я встречала людей, которые знали ее в зените славы, и они тоже удивлялись несхожести Бессмертновой на сцене и в жизни. Я вглядывалась в видеозаписи балетов, фотографии и поняла. Любить жизнь так, как любила ее Бессмертнова, согревать заботой так, как согревала Бессмертнова, способен лишь человек, который однажды коснулся вечности. Бессмертнова касалась не однажды. В ломаных линиях пластики, воздушности парений Бессмертнова-Жизель словно теряла телесность и устремлялась в селения и веси. И чем тревожней слепил зрителя блеск сильфидных крылышек, что опадают от прикосновения враждебного им земного мира, тем ценнее оказывался для Бессмертновой весь этот земной мир, едва спадало с нее сильфидное платье.

Лишь тот настоящий романтик, постулировала Цветаева, кто знает жизнь и остается романтиком. Бессмертнова была настоящим романтиком. И не потому ли в детстве я закрывала лицо и смотрела на Бессмертнову через расставленные пальцы? Ибо слишком страшен в безднах своих романтизм, слишком трагичен его танец, а красота его пленительна. И вечна. Как вечно тихое величие Наталии Бессмертновой, величие великой русской балерины, ушедшей однажды в синие туманы.

Много раз наша газета писала о том, что так называемые современные художники "не догоняют" современность. Что омывающий нашу жизнь вал сложнейших и непознанных явлений остается по-прежнему неназванным и неосмысленным. А те, кто претендует на звание носителя передовых взглядов, на поверку заняты плагиатом и мелкими спекуляциями. В течение всех 90-х годов связка актуалистов с нарождающимся классом крупной буржуазии была очевидна. Пресловутый Марат Гельман - только символ этого объективного, по сути, процесса. "Современное искусство" завелось в России одновременно с банками, биржами, глянцевыми журналами и приватизацией. Это была часть единого процесса либеральной вестернизации, замешанного на комерции. У современных художников получалась революция в стакане и на продажу - нечто вроде лимонада, терпкой шипучки.

При этом даже наше посконно-почвенное направление, затерявшееся в складках народной жизни, таило в себе больше концептуальных откровений, чем искусство галерейных прыгунов.

Совершенно незамеченной прошла такая, например, история десятилетней давности. Накануне предполагаемого импичмента Ельцина в Государственной думе России прошла выставка объединения "Русский пожар". На выставке была представлена работа скульптора Александра Сусликова "Неизвестный гранатометчик". Это была апология человека, в марте 1999 года стрелявшего при всем честном народе из гранатомета в американское посольство и успевшего скрыться. Гранатометчик мстил за сербов, за Косово. Скульптура изображала крупную фигуру в маске с грозным оружием на плече. Казалось бы - политическая актуальность налицо! Но всё оказалось гораздо интереснее и концептуальнее. Дело в том, что реальным гранатометчиком был сам скульптор Александр Сусликов, слепивший самого себя. В результате следственных действий ФСБ позднее Сусликов был уличен, взят под стражу, осужден по статье "терроризм" и посажен в тюрьму. Ныне он, слава Богу, уже на свободе и не собирается повторять свой радикальный художественный жест. Но согласитесь, в сравнении с Сусликовым двадцатилетние потуги "современных художников" смотрятся бледно, жидко и невкусно. Разбавленный морс, не так ли?

Эта вечная кривая двусмысленная ухмылка, которая пытается присвоить себе высокое звание иронии, - убивает не только территорию искусства, не только возможность катарсиса, но в принципе закрывает возможность любой другой коммуникации. Ведь эта либеральная гримаса позволяет "художничкам" не отвечать за базар, то есть не сидеть в тюрьме, не жертвовать здоровьем и репутацией. Но если за посланиями не стоит человек, его чувства, энергия, воля и ответственность, то зачем их читать? Не лучше ли насладиться тогда картинами мира без посредников, удовлетвориться образами безымянной действительности?

Ситуация, на мой взгляд, переломилась в декабре этого года, когда премию Василия Кандинского получил Алексей Беляев-Гинтовт. В мир двусмысленных смешков был привнесен смысл, и этот смысл победил. И с этого момента смысла будет больше, самого разного, может быть (и скорее всего), абсолютно противоположенного беляевскому. Но он будет!

Вечный комиссар-куратор Иосиф Бакштейн растрогал до слез, когда, комментируя творчество Беляева-Гинтовта, заявил: "Мало художественной составляющей…" В том, что бакштейны заговорили о художественной составляющей, - заслуга Гинтовта.

Ведь не случайно нынешняя ярмарка "Арт-Москва-2009", раскинувшаяся в стенах ЦДХ, проросла тут же и художественностью, и актуальностью. По залам Дома художника плыл даже заплутавший было в мировом океане пресловутый "Arctic Sea", что не на шутку взволновало многих. Одна французская галерея написала на своем стенде: "Извините, из-за проблем с таможней мы не успели подготовить нашу экспозицию". Концептуальная надпись заставляет задуматься: а что же они везли, если их задержали на границе?

Галерея "Триумф", при помощи того же Беляева, смогла не только отозваться на запросы времени, но и заглянуть в будущее. Экспозиция "Даешь космопарад!" изображает утопленный в солнечной энергии евразийский парад на Красной площади середины ХХI века, когда порядки боевых слонов подкреплены высоким полётом реактивных рубиновых звёзд. Дожить бы!

Александр Дугин. "Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века". - СПб.: Амфора, 2009, 351 с.

Сегодня, в новые времена, ознаменованные вначале "зарей в сапогах", а потом появлением доктрины "суверенной демократии" и развившимся из нее феноменом Тандема, русская жизнь во многом характеризуется устойчивым политическим нигилизмом масс. Назовем это общественное настроение "нигилизмом минус" (поскольку есть еще "нигилизм плюс" - активное, нарочито анархическое неприятие внешней социальной мишуры, встречающееся среди аутентичных крайне правых и левых радикалов).

Итак, "нигилизм минус". Демонстративная социальная апатия, доходящая до физиологического неприятия Политического в любом его проявлении (примеры: стабильно низкая явка на выборах, матерный глум как над "демократией", так и над "тоталитаризмом"). Принципиальное недоверие и нелюбовь к Государству вообще и к его представителям - агентам - различного уровня, в частности (этим пользуется даже сама верховная власть, периодически устраивая показательную "порку" проштрафившимся чиновникам, - такое, дескать, народу завсегда по душе). Экономическая игра с властями в "кошки-мышки", в результате которой государство привычно недополучает баснословные суммы в бюджет, а "хитрые" обыватели с мрачной решимостью лишают себя даже гипотетической социальной поддержки. И так далее.

Модифицированный русский вопрос в данный момент звучит так: "Кто виноват в том, что никто не хочет ничего делать?" Готовых ответов масса: "кровавая гебня" (либеральная версия), "антинародный режим" (коммунистическая версия), "жидомасоны" (фашистская версия). Это, как вы понимаете, достаточно "элитарные" (смайлик прилагается) точки зрения. Ну а "пролетарским" ответом будет традиционная формула Мировой Тайны - "икс три" - Х.З.

Россия - как народ, социум - словно бы спит. Или убедительно притворяется, как дети в "тихий час". Но другие народы не спят: сотни тысяч американцев говорят своему президенту - "лжец"; недовольные изменчивыми законами рынка европейские крестьяне выливают свежее молоко прямо на поля, в землю, тем самым зачиная новую языческую традицию жертвоприношений; арабы и евреи, каждые отдельно, но массово и истово посылают друг друга "на", периодически обмениваясь и более ощутимыми "посланиями"; и даже "нанятая" молдавская молодежь показала свою способность к творческому разрушению, а не только лишь к вербальному протесту. Русские же перестали даже держать для власти булыжник за пазухой, просто выкинув его в придорожную канаву. Кажется, что так. Но на самом деле - отнюдь.