— Все что я сказал — правда. Разве не там, Умм Саад?
Глаза мальчика сверкнули гневом.
— Моя мать не имеет никакого отношения к пожару. Это была моя идея. Я ненавижу вас и Фридлендер Бея. Он мой дед и отрицает это. Он обрекает свою дочь страдать в нищете. Он заслуживает смерти.
Спокойно отхлебнув кофе, я отвечал:
— Не верю. Похвально с вашей стороны, Саад, взять вину на себя, но виновата здесь ваша мать, а не вы.
— Лжец! — завопила женщина.
Мальчик набросился на меня, но Кмузу встал на его пути. А сложением он был намного крепче Саада.
Я снова повернулся к Умм Саад:
— Чего я никак не могу понять, так это зачем вам понадобилось убивать Папочку. Вам-то какая выгода?
— Значит, вы не знаете всего, — вздохнула она с облегчением. Взгляд Умм Саад переметнулся с меня на Кмузу, который мертвой хваткой вцепился в ее чадо. — Шейх Реда обещал мне, что если я разузнаю планы Фридлендер Бея или устраню его единственного соперника, то он сделает меня законной наследницей шейха. Я стану хозяйкой поместья Фридлендер Бея и его капиталов, а политические дела предоставлю вести шейху Реда.
— Да уж, — сказал я. — И всего-то для этого надо: полностью положиться на Абу Адиля. А как долго вы намереваетесь прожить после того, как устраните Папочку? Ведь Абу Адиль хочет объединить под своим влиянием два самых могущественных дома в этом городе.
— Вы лжете! — Она встала и обернулась к Кмузу: — Отпусти моего сына!
Кмузу посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
Умм Саад вынула из сумки небольшой ручной игломет.
— Я сказала — отпусти моего сына!
— Леди, — вмешался я, поднимая обе руки и показывая, что оружия у меня нет, — вы проиграли. Уберите ствол. Если вы будете продолжать в том же духе, то никакой шейх Реда не спасет вас от мести Фридлендер Бея. Абу Адиль потерял всякий интерес к вам. Ваше положение безнадежно.
Она выстрелила несколько раз в потолок, чтобы доказать серьезность своих намерений.
— Освободите мальчика, — хрипло сказала она, — и дайте нам уйти.
— Не могу вам этого позволить, — отрезал я, — думаю, что Фридлендер Бей захочет…
Услышав близкое шипение, я понял, что на этот раз Умм Саад выстрелила в меня. Я глубоко вздохнул, ожидая почувствовать боль, которая укажет место ранения, но ничего не последовало. Умм Саад была настолько взволнована, что промахнулась даже на столь близком расстоянии.
Затем она вскинула было ствол на Кмузу, который не двигался с места, защищенный телом юного Саада, — и вновь повернулась ко мне. Но тут подоспел Говорящий Камень и резко ударил ее по запястью. Игломет выпал из руки Умм Саад. Говорящий Камень занес над ней тяжелый кулак.
— Нет! — закричал я, но было слишком поздно. Мощным ударом он сбил ее с ног. Умм Саад лежала на спине, шея ее была неестественно вывернута набок. Из уголка рта вытекла струйка крови. Я понял, что Камень убил ее одним ударом.
— Вот и номер второй, — прошептал я. Теперь я мог полностью переключиться на Абу Адиля и Умара, эту наивную игрушку в руках старика.
— Сын шакала! — вскричал мальчик. Он стал вырываться, и Кмузу выпустил его. Он наклонился над матерью и обнял ее. — Мама, мама… — безутешно рыдая, повторял он.
Мы с Кмузу подождали некоторое время. Наконец я вмешался:
— Саад, вставай.
Он поглядел на меня. В жизни в глазах человека я не видел столько злобы.
— Я убью тебя, — прошипел он. — Обещаю тебе. И всем вам.
— Вставай, Саад, — повторил я, — Жаль, что все так случилось, но сделанного уже не поправишь.
Кмузу положил руку ему на плечо, но мальчик стряхнул ее.
— Слушай, что тебе говорит мой хозяин, — посоветовал Кмузу.
— Нет, — ответил Саад, и его рука молниеносно метнулась к игломету. Камень наступил ему на руку. Саад скорчился рядом с матерью, со стоном схватившись за запястье.
Кмузу наклонился и поднял оружие. Выпрямившись, он передал его мне.
— Что делать дальше, яа Сиди? — спросил он.
— С мальчиком? — Я задумчиво посмотрел на Саада. Я знал, что от него нельзя ждать ничего хорошего, но жалел его. Он был лишь заложником в сделке его матери с Абу Адилем, доверчивым простаком в его честолюбивых замыслах. Вряд ли сам Саад понимал это. Для него мать навсегда останется мученицей и жертвой несправедливости.
— Что с ним сделать? — спросил Кмузу, вторгаясь в мои мысли.
— Отпустите его. Он и так достаточно натерпелся.
Кмузу отступил, и Саад поднялся на ноги, прижимая к груди почерневшую руку.
— Я позабочусь обо всем необходимом для погребального обряда, — пообещал я.
Еще. раз его лицо исказила ненависть.
— Не трогайте ее! — закричал он. — Я похороню ее сам. — Спотыкаясь, он пятился к двери.
У самого выхода он обернулся. — Если проклятия сбываются, — срывающимся голосом проговорил он, — призываю их на вас и весь ваш дом. Я отплачу вам стократ за то, что вы сделали. Я клянусь троекратно жизнью Пророка Мухаммеда! — И он выбежал из столовой.
— Вы приобрели заклятого врага, яа Сиди! — заметил Кмузу.
— Знаю, — сказал я, покачав головой. — Но что я могу поделать?
На столике зазвонил телефон, и Камень взял трубку.
— Да? — сказал он. Послушав немного, он передал ее мне.
Я взял трубку.
Это был второй из Камней.
— Приезжайте, — лаконично сказал он. Я похолодел.
— Мы едем в больницу, — объявил я. Поглядев на тело Умм Саад, я заколебался.
Кмузу верно истолковал мое замешательство.
— Если вы считаете нужным, яа Сиди, Юсеф займется необходимыми приготовлениями.
— Да, конечно, — сказал я. — А вас обоих я беру с собой.
Кмузу кивнул, и мы вышли из столовой в сопровождении Лабиба — или Хабиба. Кмузу подогнал седан к крыльцу. Я забрался на заднее сиденье, предоставив Камню втискиваться на место рядом с водителем.
Кмузу мчался по улицам с такой же быстротой, как в свое время мой знакомый таксист Билл. Мы были у дверей палаты номер один как раз в тот момент, когда оттуда выходила медсестра.
— Ках состояние Фридлендер Бея? — спросил я, ожидая самого худшего.
— Он еще жив, — отвечала она. — Он в сознании, но не задерживайтесь у него долго. Его готовят к операции. В палате доктор.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Подождите меня здесь, — обернулся я к своим попутчикам.
— Хорошо, яа Сиди, — отозвался Кмузу. Камень не издал ни звука, бросив враждебный взгляд на раба.
Я вошел в палату. Там санитар брил Папочке голову, готовя его к операции. Рядом, волнуясь, стоял Тарик, Папочкин камердинер. Доктор Йеникнани и еще один врач сидели за столиком, что-то обсуждая вполголоса.
— Хвала Аллаху, вы пришли, — сказал камердинер. — Хозяин спрашивал вас.
— Что случилось, Тарик? — спросил я. Он хмурился, с трудом сдерживая слезы.
— Не знаю. Врачи, наверно, скажут. Идите поскорее к хозяину, пусть он видит, что вы здесь.
Я подошел к Папочке и посмотрел на него. Казалось, он дремлет. Лицо его стало неестественно серым; веки и губы почернели. Дыхание еле слышалось. Медбрат закончил бритье, и голый череп Папочки еще больше усилил его сходство с покойником.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Мы скучали по тебе, мой племянник, — сказал он. Его голос звучал еле слышно, как будто из-за спины.
— Пусть Аллах никогда не покинет тебя, о шейх, — сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку.
— Ты должен сказать мне, — начал он, но задохнулся, не в силах закончить фразу.
— Слава Аллаху, все благополучно, — сказал я. — Умм Саад устранена. Мне осталось только поговорить с Абу Адилем по поводу заговора против тебя.
Его рот искривился:
— Ты будешь вознагражден за это. Как тебе удалось избавиться от женщины?
Хорошо бы он перестал, наконец, делить людей на должников и вознаграждаемых, подумал я.
— Я достал модификатор личности шейха Реда, — сказал я. — Из него я почерпнул много полезных сведений.
Папочка перевел дыхание и с грустью проговорил: