– Заходи, – коротко распорядился он, обращаясь к соратнику.

Рифе переступил порог лаборатории, которая вот уже на протяжении двух последних лет в шутку именовалась «святая святых профессора Гринберга», да, надо заметить, по существу таковой и являлась. Ходили слухи, что профессор не только работал, но и жил здесь, однако стопроцентных доказательств этого факта у Меера не было. Он прошел вперед и с интересом огляделся по сторонам. Круглое лицо Меера уже не казалось таким розовощеким. То ли от волнения краска схлынула с его лица, то ли заметить ее было невозможно в силу окутывающего лабораторию бледно-зеленоватого света, поступавшего неизвестно откуда.

Последний раз Меер был в апартаментах у Гринберга более трех месяцев назад, но за это время здесь мало что изменилось – все то же сумеречное помещение, заставленное различной аппаратурой, как находящейся в рабочем состоянии, так и ожидающей своего часа.

Сам профессор Гринберг, пожилой человек с седой курчавой шевелюрой и маленькими лисьими глазками на остром лице, облаченный в белый мятый халат, восседал в низком крутящемся кресле перед довольно большим пультом управления, увенчанным тремя смежными мониторами. На самом большом из них, расположенном по центру, Меер не заметил ничего, кроме изображения подрагивающей разноцветной синусоиды. На левом, поменьше, отображалась модель человеческого мозга, окутанная странной туманной дымкой. Правый монитор синего цвета был пуст. На голове у Гринберга располагался заведенный на эластичном держателе за ухо микрофон, но сам динамик замер в более высоком положении, чем требовалось. Он был не у губ профессора, а почти вплотную соприкасался с его морщинистым старческим лбом. Гринберг увлеченно выстукивал что-то на клавиатуре, сверяясь только с показаниями приборов и совершенно игнорируя то, что находилось непосредственно перед ним.

В смежной комнате, которая и являлась по сути той самой легендарной сканкамерой, отделенной от основной лаборатории только стеклом, просматривалась расположенная под углом капсула, тускло поблескивающая таким же бледно-зеленым светом, как и все остальное помещение. В капсуле в форме пятиконечной звезды, или, что было бы более точно сказано при данных обстоятельствах, в форме «Виртуального человека» Да Винчи, столь привычного для школьных обложек по анатомии, располагалась девушка. Она была полностью обнажена, и Меер не мог не отметить идеальных пропорций ее тела. Тонкие, словно точеные, ноги, плоский живот, средних размеров высоко поднятая грудь с маленьким ореолом вокруг темно-коричневых сосков, прямая спина. На голове у девушки было нечто вроде шлема с невысоким «забралом», скрывающим верхнюю часть ее лица. Разглядеть можно было только ее острый подбородок, чувственную линию слегка припухлых губ, маленький кончик носа и ровные линии скул, как у азиатки. Длинные черные волосы, выступающие из-под шлема, прямыми прядями падали на гладкие, мраморного оттенка плечи.

Тело девушки подрагивало, и эта вибрация усиливалась или уменьшалась в зависимости от того, в какое положение Гринберг ставил плоскую черную ручку с красной стрелкой, направленной на растянувшийся по дуге циферблат. Он то и дело менял показания в пределах от семидесяти до девяносто пяти, быстро занося получаемые при этом результаты в базу данных своего компьютера. Меер отметил, что одновременно с изменениями вибрации обнаженного тела, менялось и направление синусоиды на основном мониторе.

Меер почувствовал себя неуютно. Будто ему довелось присутствовать в некой модернизированной камере пыток. Он замер на месте, не в силах приблизиться к стеклу, за которым в своей тесной капсуле находилась обнаженная девушка. К горлу невольно подкатил какой-то предательский тошнотворный ком, но Меер быстро сумел справиться с этим неприятным ощущением и взять себя в руки.

Вентайл решительно обогнул Меера и приблизился к рабочему месту профессора. Встал справа от него и, прищурившись, внимательно посмотрел через стекло на девушку. Рифе предпочел не подходить ближе.

Гринберг щелкнул одним, затем другим тумблером на пульте управления и наполовину провернул плоскую черную ручку с края таким образом, что обозначенная на ней красная черточка коснулась отметки с цифрой пятьдесят. Тело девушки тут же замерло и погрузилось в состояние полного покоя.

– Как она? – поинтересовался Вентайл, не глядя на профессора.

Последний также не соизволил повернуть головы в сторону собеседника, наблюдая за равномерными извилинами разноцветной синусоиды на экране своего монитора.

– Если вы имеете в виду ее физическое состояние, – разговаривая, Гринберг слегка причмокивал дряблыми старческими губами, – то, поверьте мне на слово, Гордон, она еще никогда в жизни не находилась в такой превосходной форме. Да что там она… Артериальное давление, температура тела, работа органов – с такими показателями человека можно смело отправлять в космос даже без специальной на то подготовки…

Гринберг гаденько хихикнул, и у стоящего чуть позади него Меера от этого смешка почему-то невольно побежали мурашки по коже, и он зябко поежился.

– Но и это только цветочки, Гордон, – продолжил профессор. – Гораздо большее значение имеют ее чувства. Они обострены до предела. Зрение, слух, обоняние… Мне удалось добиться того, что все ее чувства работают на тридцать процентов эффективнее, чем у любого нормального человека. Можете себе это представить? Тридцать процентов!..

Гринберг торжествовал. По губам его блуждала самодовольная улыбочка, он покачивал головой в такт каждому своему слову, а в завершение энергично потер друг о друга покрытые с тыльной стороны пигментными пятнами сухощавые ладони. Похоже, что сегодня он как никогда восторгался собственной гениальностью. Однако серьезное, напряженное лицо Вентайла со все еще устремленным на девушку испытующим взглядом, напротив, свидетельствовало о том, что он не разделяет оптимизма профессора. И Меер понимал, почему. Вентайла интересовало совсем другое.

– Что с ее мозгом, профессор? – открыто спросил он.

Гринберг пожал плечами.

– Одну минуту. Сейчас вы сами сможете убедиться в его функциональности, Гордон. – Он снова повернул ручку, и теперь красная метка коснулась цифры семьдесят пять. Нажал пару кнопок и опустил микрофон со лба на уровень нижней губы. – Это профессор Гринберг. Вы меня слышите, Айсана?

– Да, я вас слышу, профессор.

С той точки, где стоял Меер, было не видно, как ожили и разомкнулись губы девушки, но в том, что в диалог с Гринбергом вступила именно она, сомневаться не приходилось. Меер прежде уже слышал ее голос. Он инстинктивно шагнул вперед, желая понаблюдать за происходящим. Вентайл распрямил плечи и теперь уже просто вонзился взглядом в распростертое в капсуле тело девушки.

– Прекрасно, – Гринберг ощерил маленькие зубы. Он действительно получал наслаждение от проделываемой им самим работы. – Послушайте, Айсана. Я буду показывать вам сейчас геометрические фигуры, а вы будете называть их. Договорились?

– Да.

Теперь уже Меер мог отчетливо видеть шевеление ее губ. Тем временем пальцы Гринберга забегали по клавиатуре, как у пианиста-виртуоза, а на маленьком синем мониторе, расположенном правее основного, стали появляться четкие очертания светящихся геометрических фигур. Одна фигура сменялась другой. Судя по всему, девушка могла видеть точно такие же изображения на экранчике с внешней стороны своего «забрала», потому как ее негромкие ответы были последовательными и своевременными.

– …круг, ромб, параллелограмм, трапеция…

– Замечательно. – Синий экран монитора погас. – Просто замечательно, Айсана. А теперь я буду озвучивать вам названия государств, а вы мне называть их столицы. Готовы?

– Готова, – монотонно ответила девушка.

Меер отметил, что все это время интонации ее голоса не изменились ни на йоту. Она говорила как запрограммированный робот.

– Тогда приступим, – Гринберг откинулся на спинку кресла. – Бельгия.

– Брюссель.

– Польша.