– Нууу, я не знаю... – застенчивым фальцетом затянул следователь. – Судя по всему, человек, который дал Семену Камальбекову этих гусениц, прибыл из Африки. И эта смуглая Мария... Знаете, такие дети особенно часто встречаются на улицах после международных фестивалей молодежи и студентов. Так, может, ее папаша как раз и есть студент из Африки?

Высказав свое предположение, Федор Антонович неуверенно посмотрел сначала на дядю Веню, потом на участкового Свиридова, на Люську, на Аркадия и уже в последнюю очередь на меня. Вениамин Палыч сделал ободряющий жест рукой и добродушно прогудел:

– Ну же, смелее, молодой человек!

И, приободренный поддержкой окружающих, следователь из Бугульмы чуть громче продолжил:

– Стало быть, родной папаша нашей Марии, пофестивалив в свое удовольствие, много лет назад отбыл на родину. Скорее всего куда-нибудь в Африку. Девочка подросла и, вооружившись шкурками неизвестного нам насекомого, доставленными ей с родины папы, для чего-то отравила с их помощью Камальбекова Семена Ахмедовича 1979 года рождения. Интересно, как яд попал в организм? Может, через царапину на лице?

– Может быть, может быть... – задумчиво протянул дядя Веня. – И, замечу, при этом из квартиры покойного пропали шкура ягуара, провода от израильского прибора из районной поликлиники и фотографии отца покойного Семена – известного исполнителя этнографических танцев Ахмеда Камальбекова, который колесил по всему свету и собирал танцы народов мира. А когда фотографии обнаружились, то одна из них почему-то оказалась порвана на две части и на снимке остался виден только сам выдающийся танцор. Ну, что вы теперь скажете?

Следователь с благодарностью посмотрел на участкового майора и, переведя взгляд на дядю Веню, проникновенно проговорил:

– Я скажу, что мне с вами невероятно повезло, дорогой Вениамин Палыч. Ярослав Сергеевич, спасибо вам огромное за дельный совет пойти к настоящему профессионалу. А то бы я так и сидел дурак дураком, не зная, за что тут хвататься...

И тут меня словно громом поразило открытие, до которого я в силу нелюбви к мыслительному процессу не додумалась раньше, – да ведь следователь Козелок здесь вовсе не по моему поводу! Выходит, зря грешила на невинного человека, не пожалел для меня пельмешек Люськин родственник! Вау! Конечно же, это он! Мангуст! Выходит, это дядя Веня командовал секретным подразделением? А с виду на него и не подумаешь, выглядит как типичный такой шизофреник в период ремиссии. Я подскочила на стуле и взволнованно крикнула:

– Дядя Веня! Так вы и есть тот самый Мангуст?

– Что ты, деточка, Господь с тобой, какой мангуст? – встрепенулся бородач.

– Ну, тот Мангуст, который командовал в девяностых годах одноименным подразделением по поимке самых опасных преступников. Я все слышала, майор Свиридов громко рассказывал!

Дядя Веня покосился на участкового и насмешливо прогудел:

– Ну-ну-ну, нельзя же быть такой доверчивой. Уже большая, а все в сказки веришь...

– Как же так, – не сдавалась я, – у вас же еще в жизни страшная драма произошла, после которой вы и стали чуть-чуть того, с приветом... Помните Рассела Кроу в «Играх разума»? Вы очень на него похожи.

Люська свирепо глянула на меня и страшным голосом зашептала:

– Абрикосова, совсем спятила? Что ты несешь?

– А ну-ка, пигалица, думай, что говоришь! – прикрикнул раздосадованный участковый.

Интересно получается! Сам сначала выбалтывает чужие секреты, а когда его на этом ловят – изволит сердиться! А майор Свиридов недовольно глянул на меня из-под насупленных бровей, превратившись из медведя дружелюбного в медведя сердитого, и хрипло произнес:

– И вообще, откуда она знает, о чем я говорил в квартире убитого Камальбекова?

И пока следак торопливо описывал запутанные пути, приведшие меня под диван Камальбековых, я, нахохлившись, сидела на стуле и дулась на весь свет. Ну и пусть себе запираются и, если им так хочется, делают вид, что я ничего не поняла. Я же знаю, что дядя Веня – это Мангуст, и непременно выведаю, что за трагедия приключилась в его жизни.

Но зато сам дядя Веня на мои слова нисколько не обиделся. Кое-как успокоив не на шутку разошедшегося участкового, желавшего прямо сейчас заключить меня под стражу за незаконное проникновение в чужое жилище, Люськин родственник снова стал крайне сосредоточенным, покрутил в руках расписной тыквенный сосуд и удовлетворенно заявил:

– На мой взгляд, тут просматривается интереснейшее преступление. И если ты, Федор, собираешься довести это дело до конца, то я охотно возьмусь помочь.

Следователь по-мальчишечьи присвистнул и азартно хлопнул ладонью по столу. Он, пацан из Бугульмы, распутает это дело и утрет нос столичным операм-задавакам. А то в родном городе держали за дурачка, да и на новом месте принялись издеваться над молодым специалистом. А он им всем еще докажет!

В принципе Федя Козелок, лишь год назад закончивший юридический факультет Казанского университета и по распределению попавший в районную прокуратуру города Бугульмы, и сам отлично понимал, что на повышение в Москву его направили не просто так, за красивые глаза и успехи в работе. А услали его куда подальше, чтобы начинающий следователь не рушил годами сложившиеся традиции и не мешал товарищам по прокуратуре брать свои законные взятки и закрывать глаза на творящиеся в городе безобразия. Дело в том, что Федор Антонович был на редкость упертый поборник законности и ни в какую не хотел идти на обычные в этой среде компромиссы.

Принципиальный следователь Козелок совал свой нос куда надо и куда не надо, отравляя жизнь бывалым бугульминским следакам. И потому, когда в Москве на самом верху взялись за борьбу с коррупцией и принялись разбавлять ряды столичных следователей-мздоимцев периферийными кадрами, от районной прокуратуры Бугульмы с превеликой радостью и облегчением выдвинули кандидатуру Федора Антоновича. Следуя к новому месту работы, молодой специалист верил, что уж в Москве-то все будет по-другому, так, как его учили в институте и как положено по закону. Молодой юрист одновременно радовался и волновался: а справится ли он с новой ответственной должностью? Но и в Москве стремление следователя на совесть делать свое дело встретило жесточайшие издевки и ехидные насмешки сослуживцев.

Вспомнив об этом, Федор тут же сник, тяжело вздохнул и с безмерной печалью в голосе сказал:

– Боюсь, Вениамин Палыч, у нас ничего не выйдет. Ребята из оперативного отдела не хотят влезать в это дело. Уверяют, что это убийство – работа бензиновых мстителей, и предпочитают с ними не связываться. А без оперативников я как без рук. Мне же, помимо убийства сына танцора, надо еще над пятью другими делами работать. Так что я почти безвылазно сижу у себя в кабинете. Ни съездить по адресу, ни опросить соседей – ни на что времени не хватит. Так что спасибо, Вениамин Палыч, за ваше великодушное предложение, но боюсь, что вынужден отказаться.

– Любезный, ты плохо слушал наших юных друзей. Они же самым очевидным образом рвутся к тебе в помощники. Так зачем нам твои оперативники из отдела?

Я тут же подпрыгнула на стуле и с живостью подхватила эту замечательную мысль.

– Точно, вы только дайте нам пистолеты и удостоверения... – снова предложила я.

– Дядя Веня, дай ты уже Абрикосовой пистолет, и пусть она успокоится, – промурлыкала Люська.

– А вот это совершенно излишне, – холодно осадил нас все еще сердитый майор Свиридов. – Ты и твои друзья, Людмила, можете выступать лишь в качестве внештатных помощников следователя и выполнять поручения Федора Антоновича в частном, так сказать, порядке. Вам же никто не запретит, скажем, отследить маршрут подозреваемого. Но для этого, сами понимаете, оружие не требуется. А вот основные мероприятия предоставьте следователю Козелку.

– И, очень вас прошу, никакой самодеятельности! – отчего-то сверля меня пристальным взглядом, взмолился юный сыщик. – Ведь то, что я собираюсь допустить вас к расследованию, абсолютно незаконно! Ведь это, можно сказать, должностное преступление!