— Долгий день? — вопросительно посмотрела на нее Дженни.

— Именно так, — поджав губы, проговорила Эленда. — Ты не послушалась меня и завтра будешь работать в кафе и в обед, и в ужин. И так будет две недели.

У Дженни рот открылся от удивления.

— Но, тетя… — запротестовала она.

— И никаких возражений, если не хочешь неприятностей, — холодно отрезала Эленда. — Спокойной ночи.

Разговор был окончен. Дженни пробормотала что-то себе под нос.

— Ты что-то сказала? — резко спросила Эленда.

— Я пожелала тебе, тетя, спокойной ночи. — И Дженни с угрюмым видом вышла из комнаты.

Когда она ушла, Эленда вернулась к прерванному занятию. Она причесывалась, глядя в зеркало невидящим взглядом. Да, это грустно, но девочки изменились. Больше они не были детьми. Они осознали себя женщинами. Дженни исполнилось восемнадцать, Элизабет-Энн двумя годами моложе, но скоро обе перешагнут порог взрослой жизни. Кто знает, как долго будут они прислушиваться к советам тех, кто старше и, как принято считать, умнее и мудрее. «Нет, совсем не мудрее, если на то пошло», — печально думала Эленда. Это доказывало ее собственное прошлое, а ведь Дженни была ее родная кровь, хотя она не могла открыто сказать об этом. Скоро она не сможет быть им судьей, советчиком, перестанет влиять на их сердечные дела, их будущее. Возможно, еще некоторое время ей и удастся подталкивать их в том направлении, которое она считала правильным, но Эленда остро чувствовала, что скоро девушки выйдут из-под ее опеки. Сердце молодой женщины — очень сложный и тонкий инструмент, часто он глух к голосу рассудка.

И тут она снова услышала стук в дверь. Стучали внизу, у входа. Эленда медленно подняла голову, встала и, надев расшитый халат, вышла в прихожую. Она открыла дверь: на пороге стоял Заккес.

— Мистер Хейл? — удивилась Эленда.

Заккес снял шляпу и, прижав ее к груди, сказал:

— Мне неудобно беспокоить вас, мисс Клауни, в такой поздний час, — сказал он смущенно, — но я считаю, что нам нужно поговорить.

— Никакого беспокойства, пожалуйста, входите. — Эленда провела Заккеса в маленькую гостиную. — Садитесь, мистер Хейл. — Заккес уселся на диван, Эленда села в одно из кресел. — Слушаю вас, — сказала она.

Заккес откашлялся и начал:

— Мне бы хотелось поговорить о вашей племяннице Дженифер.

— Да, — сказала Эленда, чувствуя, как глаза словно закрывает пелена.

— Она попросила меня поехать с ней на пикник.

— Я знаю.

— Мисс Клауни, — кивнул головой Заккес, — не знаю, вправе ли я говорить об этом, но… — Он сжал губы и стал пристально разглядывать свои руки.

— Она вела себя нескромно?

— А как вы узнали? — удивился Заккес.

— Я видела, что к этому шло. Дженни очень своенравная и чересчур смелая. Здешняя жизнь кажется ей скучной. Простите ее, мистер Хейл. Я уверена, что вы вели себя как джентльмен.

Он кивнул и грустно улыбнулся.

— Спасибо, что вы мне обо всем рассказали, — тепло поблагодарила Эленда. — Думаю, будет лучше, если мы забудем об этом малоприятном происшествии.

— И еще одно, мисс Клауни.

— Да?

— Я еще хотел сказать…

— Да…

— Это касается другой вашей племянницы. Прошу вашего разрешения сводить ее в кинотеатр.

— Элизабет-Энн! Это чудесно! — Эленда хлопнула в ладоши от радости, и лицо ее словно осветилось. — Вы и не представляете, как много это для нее значит. Видите ли, судьба была к ней очень неласкова.

— Я так и подумал. — Он помолчал. — Я все хотел спросить… почему она постоянно носит перчатки?

— Пусть то, что я вам скажу, останется между нами, мистер Хейл.

— Ни единая душа об этом не узнает, — торжественно пообещал Заккес.

— Уверена, что так и будет. Дело в том, мистер Хейл, что в раннем детстве ей пришлось стать свидетелем трагической гибели родителей в огне пожара. Ее руки тоже сильно пострадали, были все в шрамах. Даже теперь, когда все зажило, она не может на них смотреть.

— Я никогда никому об этом не расскажу, — с грустью глядя на Эленду, сказал Заккес.

— Ценю вашу порядочность. — Эленда встала, за ней Заккес. — Спокойной ночи, мистер Хейл.

— Спокойной ночи, мисс Клауни.

Элизабет-Энн критически оглядела себя, стоя перед зеркалом, затем поправила прическу и нахмурилась.

Она чувствовала себя скованно и неловко. Собственное отражение в зеркале ее сильно удручало и не вызывало ничего, кроме мучительного стона.

«Он будет надо мной смеяться, — с горечью повторяла она про себя. — А еще хуже, если совсем не придет. Ну почему я согласилась с ним пойти? И подумать только, сколько хлопот было у тети со мной: сделала прическу, ушила платье, чтобы сидело как следует. И все зря. Ничего хорошего не вышло. Вид у меня неважный, да и чувствую я себя неприятно. Видно, мне на роду написано остаться старой девой».

На Элизабет-Энн было белое хлопчатобумажное платье с двумя рядами пуговиц, обтянутых материей. Застежка шла от воротника до самого подола. Пышные длинные рукава застегивались на пуговицы у запястий. Покрой платья подчеркивал ее стройную фигуру и тонкую талию. К лицу ей была и широкополая шляпа. Белые ленты тульи спускались на спину. Белые туфли, которые ей отдала тетя, слегка жали пальцы (слава Богу, у нас с тобой один размер обуви, радовалась Эленда). Этот наряд казался Элизабет-Энн каким-то карнавальным костюмом. Она не привыкла так тщательно наряжаться и чувствовала себя стесненно; непривычна была и новая прическа — ее золотистые волосы были взбиты и заколоты, отчего голова стала казаться значительно больше, а ко всему еще новая шляпа. Элизабет-Энн решила, что стала выглядеть взрослее, и это ее пугало.

Когда внизу постучали, она почувствовала, как в груди у нее все сжалось от страха. «Он уже здесь! Ой, Господи!» Она проворно захлопнула дверь, взгляд ее затравленно заметался по комнате, словно ища возможность скрыться. Она услышала шаги Эленды. Бежать было некуда.

Пути отступления были отрезаны.

Услышав голоса, Элизабет-Энн набрала в легкие побольше воздуха и задержала дыхание. Шаги приближались. Она медленно выдохнула. До нее долетали обрывки фраз, потом прозвучал мелодичный смех тети и зазвенело стекло бокалов.

«Я не могу даже двинуться с места, — простонала бедная девушка. — Ноги словно ватные. Господи, провалиться бы мне лучше на этом месте! Лучше умереть, чем так мучиться!»

Она снова услышала шаги Эленды, затем в дверь легонько постучали. Заглянув, Эленда с порога воскликнула:

— Ты чудесно выглядишь!

— Нет, тетя, наоборот, — закапризничала Элизабет-Энн.

Неожиданно Эленда нахмурилась.

— Ох! — только и смогла вымолвить она.

— Что такое?

Эленда влетела в комнату, проворно закрыла за собой дверь и стала расстегивать платье на Элизабет-Энн. Девушка недоуменно оглядела себя. Она очень нервничала и не заметила, что ворот платья перекошен: она пропустила одну петлю, и все двадцать пуговиц были застегнуты неправильно.

— Тетя, я так нервничаю, можно я останусь дома?

— Стой спокойно.

— Давай скажем, что я больна или еще что-нибудь. Я и правда больна. Все в животе крутит, и в туалет я часто хожу.

— Это все нервы, — тихо шептала Эленда. Она ободряюще улыбнулась, оглядела Элизабет-Энн и удовлетворенно кивнула. — Не волнуйся так. Мистер Хейл очень приличный молодой человек, и он не кусается. Сними шляпу и выйди в гостиную. Я приготовила пунш.

— Ой, тетя! — Девушка неуверенно сняла Кляпу.

— И чтобы я не слышала никаких «ой, тетя!» — погрозила Эленда пальцем. — Уже слишком поздно. Ты не маленькая школьница, которая от страха язык проглотила. Ты — девушка и должна себя соответственно вести. — Она поправила прическу Элизабет-Энн. — Ты замечательно выглядишь. — Подчиняясь внутреннему порыву, она поцеловала Элизабет-Энн в щеку, потом крепко взяла за руку и повела за собой.

Элизабет-Энн неохотно подчинилась.

— Расслабься, не будь такой скованной, — прошептала Эленда. — А знаешь, он тоже переживает, как и ты, — добавила она с улыбкой.