Аманда вновь почувствовала, как внутри у нее все болезненно сжалось. Она закусила пухлую губу и закрыла глаза. Как устала она от постоянных обманов! Как надоело ей снова и снова выуживать у людей деньги, а потом поспешно скрываться под покровом ночи! Уже не хватало сил жить в постоянном страхе перед разоблачением. Если бы только дела пошли так, как они рассчитывали вначале: несколько махинаций — и кругленькая сумма на покупку фермы у них в кармане. Но все было не так просто. Их жертвы оказывались ненамного богаче, а чаще и беднее, чем они с Безилом.

Аманда боялась, что в один прекрасный день их жульничество раскроют и им придется отвечать перед законом.

Давно пора оставить это занятие. Она устала убегать, только убегать и жить в страхе. Хуже того — ее стали одолевать угрызения совести.

Особенно раскаяние жгло ее теперь, когда их жертвой предстояло стать сироте. Аманда не знала, каким образом Безил завладел письмом Эленды Ханны Клауни к Элспет Гросс, но тем не менее оно оказалось у него в руках. Когда он показал ей письмо, глаза у него горели от жадности. Аманда слишком хорошо знала этот взгляд, Она торопливо взглянула на письмо, но ничего не смогла разобрать, так как он все время им размахивал.

— Цирк, — прошептал Безил и холодно улыбнулся, — сколько раз я повторял тебе, что рано или поздно мы сорвем большой куш.

— О чем это ты? — удивилась Аманда.

— Вот, сама посмотри. Не знаю, кто такая Элизабет-Энн, но она хозяйка цирка.

Аманда выхватила листок у мужа, пробежала его глазами, затем вернула письмо Безилу. От охватившего ее радостного возбуждения не осталось и следа.

— Там об этом ничего не сказано, — поправила мужа Аманда сразу поскучневшим голосом. — В письме говорится, что остался ребенок, отец которого имел цирк.

— А это значит, что цирк есть, — раздраженно настаивал Безил. — А девочка наследница. Ты хоть представляешь себе, сколько получает в неделю хозяин цирка? Вот что я тебе скажу: надо еще раз напоследок тряхнуть эту миссис Краудер и подаваться в Техас.

— Нет, Безил! Миссис Краудер такая милая женщина. Мы не можем так с ней поступить!

— Что-то раньше ты этого не говорила. — Глаза Безила зло сощурились.

— Раньше я ее совсем не знала, — страдальчески заломила руки Аманда. — Теперь мы ближе познакомились, и я ей понравилась.

— А если она узнает, что акции серебряных рудников, которые мы ей всучили, — пустые бумажки? Как тогда она станет к тебе относиться?

Аманда промолчала.

— Мы продадим ей еще пятьсот акций, — подвел итог сказанному Безил. — Вырученных денег нам хватит на дорогу до Техаса и еще немного останется.

Аманде стало не по себе. Акции были фальшивые. Рудничной компании не существовало. Рудник был, хотя его уже давно закрыли. Там и грамма серебра не осталось, Безил просто отпечатал сертификаты акционеров, и в течение года они продавали в разных местах по нескольку акций, но никогда по пятьсот за один раз. Такой большой пакет акций мог привлечь слишком пристальное внимание к заброшенной шахте. Началось бы расследование.

Расследование. От одной мысли об этом Аманду бросало в дрожь. Сначала она ничего не имела против. Их занятие представлялось ей чем-то безобидным, вроде игры. В то время она еще не сознавала, что Безила следует опасаться. Она украдкой взглянула на мужа и непроизвольно передернула плечами. Теперь-то ей было ясно, почему она обманулась. Не только ее, всех вводила в заблуждение его внешность: сухопарый, молчаливый, строгий на вид мужчина, он ничем не походил на мошенника. Безил никогда не одевался по моде, не говорил излишне красиво и гладко. В конечном итоге он больше всего напоминал сурового проповедника, честного и простого, заслуживающего полного доверия, как государственный флаг или домашний пирог. А поскольку он выглядел абсолютно честным, его всегда таким и считали. Люди сразу доверялись Безилу, как и она в свое время. Когда же доверчивые простаки сознавали свою ошибку, было уже поздно. Они только лишний раз убеждались в истине, что внешность обманчива.

У Аманды Грабб, полной и розовощекой, с грубоватым лицом, характер был замкнутый, темные глаза смотрели беспокойно. Держалась она чопорно, подчеркнуто благопристойно, скрывая все за маской простодушия. И одежда на ней была тоже простая: серое платье, в каких обычно путешествуют странницы, накрахмаленный капор. Но вот пухлые руки никак не соответствовали облику женщины-труженицы, который стремилась создать Аманда.

Поймав на себе взгляд мужа, миссис Грабб быстро отвела глаза в сторону. Ей стало все чаще казаться, что он читает ее мысли. Только не это. Только бы не навлечь на себя его гнев. Уже несколько раз Безил избивал ее, и очень сильно.

Когда в ее жизни наступил перелом к худшему? Восемь лет назад она встретила Безила, и все эти годы они только и делали, что занимались махинациями и заметали следы.

Как и раньше, им пришлось поторопиться с отъездом из Йорка. Правда, особых затруднений спешка не вызвала, они всегда были готовы к неожиданному отъезду. Даже чемоданы распаковывали не полностью. Этому научил их урок в Балтиморе, когда уезжать пришлось в спешке, бросив все вещи. Теперь они не обременяли себя ничем лишним, довольствуясь самым необходимым. «Да, тогда едва удалось унести ноги». При этом воспоминании у Аманды и сейчас все холодело внутри. «Господи, — думала она, — разве я знала, что жизнь так сложится. Скольких людей лишили мы сбережений. Теперь Безил собирался обобрать ребенка. Мне придется выдавать себя за какую-то Элспет Гросс только ради того, чтобы стать опекуном осиротевшей девочки и обманом завладеть ее цирком».

Почему же так сложилась жизнь?

Звуки бешеной мелодии каллиопы[2], казалось, сведут ее с ума. Ночной кошмар продолжался, все тот же. Всегда один и тот же жуткий сон… о пожаре в цирке…

Она видела себя на трапеции, здесь же был и отец. Он тоже стоял на трапеции: кожа на его лице была покрыта волдырями и частично обуглилась, кое-где проглядывали кости черепа. Опоры шатра рушились и падали в черную бездну, может быть, в саму преисподнюю. Время от времени внизу под ней проплывали чередой силуэты Хейзи, Голиафа и других артистов. Над ней нависало неправдоподобно красное, словно опаленное огнем небо — сущий ад, где не было места ничему живому.

И отделяла-то ее от адского пламени только эта трапеция, прикрепленная к обуглившимся опорам шатра. Каждый раз, когда она или Забо перелетали от трапеции к трапеции, опоры под их тяжестью угрожающе дрожали и скрипели, словно хрупкие стеклянные нити, готовые в любую минуту обломиться.

Целую вечность летела она к следующей трапеции, с ужасом думая, что ослабевшие, обожженные руки не удержат ее и тогда она рухнет в бездонную пропасть.

Знакомое лицо отца исказилось, вселяя невообразимый ужас, потом стало как бы крошиться, обнажая обгоревший череп.

Элизабет-Энн силилась закричать, но не могла издать ни звука. И в следующую секунду языки неистового пламени охватили ее, пронзив тело нестерпимой болью…

Элизабет-Энн проснулась, дрожа всем телом, в глазах ее застыл ужас.

Приходя в себя, она стала осматриваться. Возбуждение постепенно спадало, ночной кошмар отступил. Она в доме у тети, и все хорошо.

В доме было темно и тихо, девочка поняла, что все еще спят. Только ветер свистел за окном, и в доме что-то сухо потрескивало. Элизабет-Энн боялась просыпаться раньше всех, ее пугали незнакомые звуки ночи. Хорошо было просыпаться тогда, когда уже слышались быстрые шаги по лестнице, приглушенные голоса, скрип отодвигаемых стульев. Но в этот ранний час безмолвия с ней были лишь запахи: старой древесины, плесени, свежий запах белья, стойкий аромат лекарственных трав. Душными волнами накатывался он сверху, где под потолком вверх корнями были развешены для просушки самые разные растения.

Элизабет-Энн потянула носом воздух и медленно села в постели, пугливо озираясь широко раскрытыми глазами. Сквозь неплотно задернутые занавески в комнату пробивался серебристый лунный свет, обозначая контуры предметов. Стояла зима, свет луны был холоден как лед, однако это и приносило успокоение. Теплый солнечный свет, багряные зори и пылающие закаты — все это тревожило, лишний раз напоминая о…