Горышев в растерянности смял салфетку.

— Мы, совершенно очевидно, по-разному понимаем, что такое юмор, — заметил Гордон.

— Ну что ж, всё прояснилось, — сказал Кашкин. Ему не терпелось закончить неприятный разговор. — Остается расписаться в книге дежурств. У нас больше вопросов нет.

— А я? — завопил Горышев. — А как же я? Это ваша… шутка?! Вы…

— Обыкновенный розыгрыш, — жестко произнес Гордон. — Так, кажется, вы называете подобные шутки. Теперь вы ощутили, что это такое? — Но тут же сжалился: — Ладно, насчет зубов мы действительно пошутили… Но если говорить серьезно, то, откровенно говоря, у вас, по-моему, только один шанс.

Горышев с надеждой посмотрел на Гордона.

— Дубровский, — сказал тот.

— Да уж такого кроткого парня поискать во всей вселенной, — кивнул Кашкин.

— Провожать не нужно, — сказал Дубровский. — И так потеряно много времени.

Он щелкнул тумблером. На стене засветился экран.

— Вот, можете глядеть.

Две фигуры на экране медленно двигались к вихрелету. Одна, высокая, шагала спокойно, другая, маленькая, подскакивала и размахивала руками.

— Шутки шутками, — засмеялся вдруг Гордон, — но самое смешное будет, если между зубами и лавинами и на самом деле обнаружится связь. В принципе исключить этого нельзя. Но первое самое серьезное испытание выдержал ты, — сказал он другим тоном. — Если бы не ты, не твоя догадка и энергия, Дубровский и Горышев лежали бы под снегом. С тобой, мне кажется, не пропадешь!

Вихрелет поднялся над площадкой и исчез за выступом горы.

— Интересно, — подумал Кашкин вслух, — что будет с нами через месяц?

И ответил:

— Я, наверное, стану более сдержанным. Обзаведусь методичностью. Ты, наоборот, прихватишь от меня избыток легкомыслия.

На лице Гордона появилось знакомое Кашкину выражение каменного упрямства. «Я свой характер так просто менять не собираюсь», — перевел он.

Кашкин вздохнул.

— Один протоколист останется, каким он был, — продолжал он рассуждать. — А ведь мог бы набраться качеств от каждого практиканта. Вот бы стал занятным собеседником. Было бы с кем коротать часы. Хоть и машина…

— Протоколист должен оставаться протоколистом, — возразил Гордон. — Он протоколирует, и на этом его функции кончаются. Его записи психологи проанализируют потом с помощью других машин. Здесь испытываются, а точнее сказать, притираются характеры людей. Машина не должна участвовать в игре.

— А ты разговорился, — обрадовался Кашкин. — В первый час ты не вымолвил и десяти слов.

— Просто я стараюсь обходиться без слов, без которых можно обойтись. Если слово не содержит информации, зачем оно? Слова служат для передачи мыслей.

— А разве любые слова, произносимые человеком, не содержат информацию?

— Вопрос — о чем?

— Мало ли о чем. О чем угодно. О чувствах человека, о его настроении.

— И даже о его характере, — усмехнулся Гордон. — Например, о болтливости, о растрепанности чувств. Такую информацию достаточно получить один раз. В дальнейшем она уже не нужна.

— Кроме необходимости обмениваться мыслями, у человека бывает и потребность делиться чувствами! — простонал Кашкин.

— Для этого слов нужно совсем немного. Одно-два. Остальные обычно не несут уже ничего нового.

— Но ведь человек не информационная машина! — воскликнул Кашкин. — Я говорю о чисто человеческих потребностях.

— Люди разные, — пожал плечами Гордон. — Одному нужно одно, другому — другое.

Начался первый спор.

«Ну, кажется, мне работы хватит», — мог бы подумать протоколист, если бы машина могла думать.

Белое солнце стояло в зените. Белое, будто выгоревшее от зноя, небо простиралось над зеленым морем и серой лентой дороги, по которой мчался одинокий мотоциклист. И хотя скорость была велика, тугие струи встречного ветра не холодили, а жгли голову, шею, грудь водителя.

Машина взлетела на бугор. Здесь начинался крутой поворот. Джафар наклонился, точно вписал мотоцикл в вираж, и, вырвавшись на прямую, прибавил газу.

В следующую секунду газ был сброшен, нога прижала педаль тормоза. Впереди на правой обочине стоял легковой автомобиль. Возле него были двое. Один поднял руку.

Неуловимым движением Джафар подал машину в сторону, «притер» ее к багажнику «Волги». Левый передний баллон автомобиля был разодран. К нему тянулся черный извилистый след. «Волга», видимо, шла на большой скорости, баллон лопнул, однако молодчина шофер удержал автомобиль на дороге, даже поставил его за проезжей частью шоссе. Можно понять, чего это стоило: разлетелся-то передний баллон!

Шофер, торопливо орудовавший домкратом у передка машины, поднял побагровевшее от напряжения лицо, оглядел мотоциклиста и вновь принялся за работу.

К Джафару подошел офицер милиции, коротким движением подбросил руку к козырьку фуражки.

— Капитан Белов! — Он коснулся пальцами крыла мотоцикла. — Друг, уступи машину. До города тебя подвезут. Через час встретимся в управлении — верну в целости!

У Джафара пересохло во рту. Отдать новенькую «Яву»!.. Полтора года копил деньги. В Москву ездил за машиной. И запросто отдать ее первому встречному! А он, может, и ездить толком не умеет…

— Вот так надо, друг! — Капитан провел ребром ладони по горлу. — Очень прошу!

— А если… вместе? — хрипло сказал Джафар.

Капитан сощурил глаза.

— Ладно!

И уселся на второе седло.

…Удивительная машина «Ява-350»! Кажется, только тронулась, а скорость уже под шестьдесят. Так и рвется из-под водителя, будто живая.

В московском магазине он долго терзался: какой мотоцикл брать? Собственно, решение созрело еще в Баку: куплена будет одноцилиндровая «Ява». Она дешевле, весит меньше, экономичнее в расходе горючего. Да и мотор у нее мощный — двенадцать сил!

И все же, оплатив чек, он вдруг оглядел длинную шеренгу нарядных мотоциклов, поставил на место отобранную машину, принялся что-то доказывать продавцу. Потом помчался в сберкассу, взял остаток денег по аккредитиву и вновь ворвался в магазин, когда там уже вешали табличку: «Закрыто на обед». Он купил мощную двухцилиндровую красавицу «Яву-350».

Стрелка спидометра приблизилась к цифре 70.

— Быстрее можешь? — капитан напряг голос, чтобы перебороть свист ветра.

Джафар довернул ручку газа. Мотор запел напряженнее, злее. Стрелка указателя скорости миновала 80-километровую отметку, медленно двинулась дальше.

Отличная подвеска у «Явы». Телескопические амортизаторы добросовестно гасят толчки. Но восемьдесят пять километров — это скорость, каждая выбоинка на дороге дает о себе знать. А ну напорется на гвоздь колесо «Явы», как баллон милицейской «Волги»!..

Впереди пылил большой самосвал. С каждой секундой он был все ближе.

— Обходи! — скомандовал капитан.

Мотоцикл с воем пронесся мимо дизельного чудовища.

И вдруг Джафар увидел, что дорога разбита. Секунду назад поврежденный участок шоссе был закрыт желтым крылом самосвала. Теперь выбоина находилась прямо перед колесом «Явы».

— Держись!

В последний миг Джафар рванул вверх руль машины.

Удар!

Мотоцикл сделал длинный прыжок, прыгнул снова, затем еще раз.

— Спокойнее! — капитан похлопал водителя по плечу.