— И ничего я не забыл! Красный галстук — это часть революционного красного знамени! — отчеканил Борька.

— А если помнишь, так ещё хуже! Как же ты мог галстук на стол швырнуть?

Борька насупился.

— Значит, часть знамени, говоришь?

— Часть знамени…

Учитель задумался. Потом спросил: — Твой отец воевал?

— Воевал.

— А где воевал, знаешь?

— С антоновцами.

— В средней полосе России, значит. Ну, это не столь важно, где… Когда мы воевать начинали, никаких орденов и в помине ещё не было. Даже герба своего не имела наша молодая республика. Высшей наградой в нашей стране считалось знамя. Сам ВЦИК знаменем награждал. Сам Ленин… Когда присягу принимали, на колено вставали, целовали знамя в край. Святее его ничего на свете не было и нет… Так вот, как ты думаешь: отец твой допустил бы, чтобы знамя на землю швырнули?

— Ни за что! — с жаром ответил Борька.

— И я так думаю. А за галстук осудил бы тебя? Борька понурил голову.

— Можно тебя одну вещь спросить? — обратилась к Борьке молчавшая до сих пор Нина. — Правду скажешь?

— Скажу!

— Тогда объясни вот что. Человек ты вроде неплохой. Заводилой можешь быть. Товарищ настоящий. И футболист. И акробат. И насчет скелета придумал очень здорово. Человек как человек. Даже хороший, можно сказать. Но почему в бога веруешь?

— А разве в бога только плохие люди веруют?

— Нет, конечно. Но почему ты веруешь? Может, чудо какое видел?

— То-то и оно, что видел!

Чудо, которое он видел, потрясло его, укрепило веру в могущество бога…

«Выведи меня на крылечко, Боренька», — не раз просил его сосед по квартире, в которой когда-то покойные мать и отец снимали комнатенку. Сосед опирался на Борькино плечо, и оба медленно шли к крыльцу. Там Борька подставлял под его омертвевшую ногу скамеечку. Сосед разговаривал, шутил и вдруг ни с того ни с сего на землю падал, закатывал глаза, начинал корчиться. Кричал. А изо рта у него пена. Страшно глядеть.

Всякие средства пользовал сосед. Лечился у врачей. Ходил к знахарям. Пил какие-то чудодейственные травки. И все без толку… Так и не вылечился бы никогда, если бы не послушался Борькиной матери. Она посоветовала ему молебен отслужить и приложиться к мощам.

Отвели соседа в церковь. Как только он вошел, затрясся весь, упал. Закричал. И с ним приключился точно такой припадок, как всегда. А вокруг тропарь в честь Симеона пели. И Борька вместе со всеми шептал.

Подбежал дьяк к лампаде негасимой, что над ракой Симеона висела, отлил из неё в кружку масла, святой водицы добавил, размешал и соседу поднес. Чуть не захлебнулся сосед, но пришел в чувство. Многие заплакали.

Страшно стало Борьке. Уцепился он за материну юбку да так заорал, что пришлось его вынести на паперть…

Хоть и поцеловал сосед чудотворца в руку сквозь прорезь, а чуда не свершилось. Домой все возвращались мрачные.

И вдруг среди ночи — истошный крик. Бросились все, как были полуодетые, в комнату к соседу: «Помирает, что ли?» А сосед… пляшет! Пляшет, и по его лицу катятся слезы… Мать красивым грудным голосом величание затянула: «Ублажаем тя, преподобе отче Симеоне, и чтем святую память твою, наставниче монахов и собеседниче ангелов…» Свершилось чудо. Вылечился сосед. Навсегда вылечился.

— Вы, Александр Иванович, сомневаетесь, конечно, что так было, и они не верят, видите, как Влас хохочет, — с грустью закончил Борька, — а только все это — истинная правда! Был человек порченый, стал нормальный.

— Я тебе верю, — к удивлению всех, сказал учитель. — И верю, что сосед твой не шарлатан. Внезапные исцеления бывают. Только мощи тут совсем ни при чем. Нервные болезни иногда происходят от самовнушения. Самовнушением и излечиваются. Самовнушением, а вовсе не мощами. И у твоего соседа была нервная болезнь. Я вот какой случай припоминаю. У нас в госпитале один раненый лишился дара речи. А потом речь к нему вернулась. А было это так. Раненому становилось все хуже. Парализовало руку и ногу. Еле-еле двигался на костылях. А однажды сидел он на завалинке и увидел, как с высокой крыши падает мальчишка-голубятник. Это настолько потрясло раненого, что к нему вернулся дар речи, он отшвырнул в сторону костыли и бросился к упавшему мальчишке.

— А Павлик про такой случай рассказывал, — вмешалась Нина. — У его отца друг есть, зубной врач. Очень вспыльчивый. Приходит к нему пациент, стонет, а до больного зуба дотронуться не дает. Совсем врача замучил. Тот не выдержал, рассвирепел да ка-ак даст ему в скулу! Зуб сразу болеть перестал. Не знал потом пациент, как врача отблагодарить за такое лечение…

Все засмеялись. Даже Борька улыбнулся. «Хоть бы Аркадия Викентьевича кто так вылечил…» — подумал он.

— А насчет мощей, — продолжал Александр Иванович, — я тебе вот что скажу. Если условия для гниения благоприятны, то святой сгниет в могиле, как обыкновенный грешник. И, наоборот, бывали случаи, когда находили нетленными тела известных пьяниц, гуляк, скандалистов и даже, представь себе, безбожников! Как это объяснить? Как объяснить, что сохранились нетленные тела крыс, лягушек, мышей и других животных? Ведь не будешь же ты утверждать, что они тоже свято жили?

Борька молчал.

— А священнослужители частенько верующих обманывали. Вместо мощей подделки всякие клали. В девятнадцатом году во многих монастырях и церквах по просьбе самих верующих делали ревизию мощам. По всей России. В одной гробнице в Архангельске нашли обыкновенный уголь, битые кирпичи, щебень, в другом городе в раке обнаружили матерчатую куклу, в третьей не было ничего, кроме ваты…

— А что нашли в гробнице у нашего Симеона? — спросила Нина.

— В нашей церкви раку, может, и не обследовали. Я не знаю, — ответил Александр Иванович. — Ну, ребята, пора домой! Мать волнуется…

— А что решили насчет футбола? — спросил дорогой Борька.

— Ничего не решили, — ответил Влас. — Коля сказал, что футбол — не буржуазная игра, а настоящая физкультурная. А я сказал, — сверкнул глазами Влас, — что лучше играть во все буржуазные игры сразу, чем слушать фискалов…

Александр Иванович вдруг остановился около телеграфного столба.

— Смотри-ка, Борис! Интересное объявление!

На небольшой бумажке, прилепленной к столбу черным хлебным мякишем, было написано фиолетовыми чернилами:

Вернувшись домой, Александр Иванович хитро глянул на Борьку и снял трубку телефона:

— Алло! Двадцать три шестнадцать! Я по объявлению!

— Да, да, слушаю… — услышал Борька голос из трубки.

— Вам комната нужна?

— А в каком районе?

— В центре. Вы не можете сказать, когда точно приедет цирк?

— Дня через два-три… Так какой адрес, я записываю.

— Сейчас я перезвоню. Что-то плохо слышно, — сказал Александр Иванович, подмигнул Борьке и положил трубку на рычаг. — Вот видишь, совсем немного ждать осталось! Ну как, идем завтра в клуб?

— Идемте… — вздохнул Борька.